Послание мертвеца - Валентин Пламенов

Хозяйка квартиры – женщина явно не первой молодости, однако не удивительно, если подвыпившие малознакомые мужчины пытаются назначить ей встречу в удобное для нее время. Рассыпавшиеся по ухоженным плечам волосы цвета платины, полные, красиво очерченные губы, вздернутый носик, который за версту кричит: „Я знаю себе цену!" О ее возрасте можно судить лишь по толщине грима и особой мягкости движений, какую обретают женщины, повидавшие на своем веку немало любовников и стерпевшие от них немало пощечин. Я представился с порога, но не уверен, что именно по этой причине кофе был подан в китайских фарфоровых чашечках. Вполне возможно, что обычная посуда в этом доме и не водилась. На Антуанетте Минковой черное кимоно, ярко-красные, плотно прилегающие к телу трикотажные брючки, и тапочки с черными бабочками на носочках. Она благоухает французскими духами, умело дозированными и подходящими к этому времени суток.

– Коньяк, товарищ Демирев?

– Благодарю.

– Благодарю – да, или благодарю – нет? – настаивает косметичка категорическим тоном женщины, которая многое прощает мужчинам, но терпеть не может их капризов.

– Да, пожалуй!

Коньяк „Мартель" был подан со знанием всех тонкостей изысканной сервировки. Косметичка явно любит принимать гостей, да и сама не прочь пропустить рюмочку. Держу пари, что половина Софии прошла ее ложе – то, что предназначено для косметических процедур, и то, на котором она спит. Впрочем, стоит ли осуждать ее за это, в конце концов, каждый вправе жить так, как считает нужным, лишь бы не в ущерб другим. Между тем Антуанетта протянула мне пачку „Кента'", но я отказался, закурил свои – дешевенькую „Стюардессу", и приступил к делу:

– Прошлым вечером вы должны были заехать за Бистрой и Стефаном на бульвар Патриарха Евфимия, но опоздали. Почему?

– Киса пришел в двенадцатом часу.

– А во сколько должен был прийти?

– В принципе, он приходит под вечер. Но в тот раз он накануне предупредил меня, что у него какое-то дело и он может опоздать.

– Насколько мне известно, он не работает?

– Временно, товарищ Демирев. В ближайшее время устроится на работу. Обещаю вам.

– Он был на вашей „ладе"? – пропускаю мимо ушей обещание.

– Нет, я запретила ему брать машину без спросу. Он очень взбалмошный.

– Как он объяснил свое опоздание?

– Никак. Я не из тех, кто бегает за мужиками, выслеживает да выпытывает. Если шляется, пускай. Я выше этого.

– А почему вы не поехали сразу к Стефану?

– Я как раз заканчивала сборы, как вдруг позвонила Бистра и сказала, что случилось несчастье...

– Вы давно знаете Бистру?

– Нас познакомил Стефан. С ним мы друзья уже лет десять. Признаюсь, в свое время у меня с ним был роман. Очень хороший парень. Добрый, заботливый. Бистре нужен был именно такой мужчина. Она на два года старше Стефко, и все же она – сущий ребенок, чистое создание, для которого на свете не существует ничего, кроме искусства, и который не способен справиться с прозой жизни. Я боюсь за нее, особенно теперь, после несчастья со Стефко.

– Между нами говоря, вы не допускаете возможности другого варианта?

– В каком смысле?

– Например, самоубийство?

– Ерунда! Извините, но... Стефко и самоубийство! Все равно, что слон в зоопарке и компьютер!

– Бистра рассказала мне, что они часто ссорились...

– Так кто не ссорится с любовником, товарищ Демирев? Уж не думаете ли вы, что у нас с Кисой только тишь да благодать?

– А вам о чем-нибудь говорит имя профессора Илиева?

– Не понимаю.

– Профессора Илиева, хирурга.

– Нет, ничего не говорит, а что?

– Просто спрашиваю. До свидания. Спасибо за угощение!

– Мне было приятно познакомиться с вами.

– Минуточку, а где я могу найти Кису?

– Он живет на углу улицы Братьев Миладиновых и бульвара Стамболийского. Но если поедете прямо сейчас, не застанете его дома.

– Нет, сейчас не поеду. Предупредите его, чтобы не выходил из дому и ждал меня!

– Можете на меня рассчитывать!

Из квартиры косметички я вышел с ощущением сладости во рту и тяжести в сердечной области. И все-таки, что же произошло на бульваре Патриарха Евфимия в двадцать пять минут двенадцатого?

Оставшаяся часть дня проходит в наведении справок, беседах с коллегами из других отделов. Роюсь в папках со старыми делами, а под занавес получаю выговор от Лучо на оперативке. Дело в том, что я так и не ответил на основной вопрос: что это – несчастный случай, самоубийство или убийство?

В подобного рода происшествиях порой приходится рассчитывать не на технику, не на патологоанатома, а на голую интуицию. Этим я отнюдь не хочу сказать, что когда техника и патологоанатомия дают материал, можно обойтись и без интуиции. Как и в любом деле, нельзя без везенья, хоть очень часто мы не хотим в этом признаться.

Ночь уже вступила в свои права, когда я отправился на улицу Братьев Миладиновых. Мощеная булыжником улица, разбитые фонари, бездомные собачонки, гоняющиеся друг за другом между мусорными ящиками, старые, преимущественно трех– или четырехэтажные дома. Вхожу в один из таких домов, поднимаюсь на чердачный этаж и стучу в размалеванную ярко-красной краской дверь.

Дверь открылась, и на пороге предстал молодой мужчина с массивным подбородком и слащавой улыбкой вечно обиженного купидончика, которые так нравятся косметичкам, массажисткам, официанткам и отставным стюардессам, обладательницам некоей суммы в долларах на счету во Внешторгбанке.

– Вы товарищ из милиции? – с ходу вызывает у меня отвращение заискивающе-слащавый голосок. Подавив в себе желание смазать по самодовольной роже, вхожу. Комната мансардного типа со скошенным потолком, плотно задернутые плюшевые шторы, ночная лампочка, окрашенная в красный цвет, запах нестиранного белья и лосьона после бритья, круглый журнальный столик с четырьмя стульями, кушетка, покоробившиеся от сырости обои на стенах, телефон.

– Ваше имя?

Купидончик Киса раскрывает рот от удивления – вероятно, Антуанетта Минчева наболтала ему, какой я милый да воспитанный, так что он вряд ли ожидал от меня столь резкого тона.

– Петр Петров Пецев, – пропел красавчик.

– Дата рождения?

– Третье мая 1960 года, село Славянски-извор, отец партийный...

– Чем занимаетесь в настоящее время?

– Учился в библиотечном, но…

– Отвечайте конкретно.

– В настоящее время ничем! – сердито отвечает красавчик, всем своим видом показывая, что я порядком ему надоел, поигрывает бицепсами под футболкой с надписью „Юниверсити оф Калифорния", почесывается, гримасничает, но не особенно волнуется. Наверняка, он не раз подвергался допросам, но все же сумел удержаться в Софии. Так и будет себе околачиваться в столице, а в его родное село отправляют по распределению софийцев, и нет этому безобразию ни конца ни края... Из-за этих „тайных" жителей София обречена на вечную нехватку товаров, жилищный кризис обостряется, ползет вверх кривая преступности, потому что тайные и явные конфликты тоже накаляют обстановку. И ничего с этим не поделаешь, пока такие элементарные, казалось бы, вещи не будут решены в законном порядке? И почему, собственно, каждый ссылается на милицию и требует, чтобы она навела порядок. А разве милиция для того создана, чтобы гнать людей из столицы? Впрочем, это уже другая тема... С тех пор, как я работаю в милиции, меня вечно занимают „другие" темы, особенно по утрам, когда я в предрассветной полудреме веду нескончаемые диалоги с подозреваемыми, обвиняемыми и свидетелями.

– Значит, в настоящее время вы пребываете на иждивении у Антуанетты?

– Слишком сильно сказано, товарищ Демирев!

– Сказать что-нибудь послабее? Например то, что вы вместе со Стефаном Драгановым время от времени „обследовали" богатые дачи?

– Ну уж, скажете!

– А как насчет дачи профессора Илиева? Рассказать, как вы все это провернули? Антуанетта часто туда наведывалась, жена профессора была ее клиенткой. Для косметички пара пустяков разузнать и сообщить вам, когда дача пустует и где профессорша держит свои украшения?

– Нет, товарищ Демирев, вы мне дело не шейте!

– Пецев, ведите себя прилично!

– Если вам нужно, чтобы я сознался в том, о чем не имею ни малейшего понятия, так и скажите! Для этого есть соответствующие методы, которыми вы владеете в совершенстве. Только вы забыли, что теперь у нас перестройка!

Пецев смотрит на меня с победоносным видом, будто говоря: „Тебе ли со мной тягаться, мент несчастный!" Посмотрим Пецев, посмотрим, но что правда, то правда: раздраженный его слащавой внешностью, я недооценил его. Такие как он, и газеты читают, чтобы толковать их как им вздумается.

– Молодец, Пецев!

– Разве это разговор, товарищ Демирев?

– Что ты делал во вторник, пятого сентября, в Варне? Думаю, не для этого ты мотался туда и обратно, чтобы по дороге читать о перестройке? Зачем ты послал Стефану открытку с Золотых песков?