Послание мертвеца - Валентин Пламенов

Медсестра почти силой выталкивает меня из палаты. Бросаю последний взгляд на девушку – просто так, из приличия – и выхожу на улицу. На крыльце Института скорой помощи имени Пирогова закуриваю, вдыхаю полной грудью дым и... даю себе волю в крике:

– Это же чертовски удобная для вас философия! Здорово придумано, ничего не скажешь! Милиция вам во всем виновата! Таскаетесь с подонками по кабакам, подсаживаетесь к ним на мотоциклы, разъезжаете с ними на машинах, терпите их хамство, восхищаетесь их скотством, млеете от их грубости, помогаете им в разных комбинациях, попадаете к ним в рабскую зависимость, они вытворяют с вами, что хотят – групповой секс, пьянки, наркотики, а потом – караул, милиция!

...Идиотский писк электронного будильника прерывает кошмарный сон. Открываю тяжелые веки, нащупываю на тумбочке сигарету и закуриваю. Четверть седьмого. За окном падают тяжелые капли утреннего дождя. Ранняя осень. В оконном проеме сереет небо, изрезанное антеннами противоположного дома.

Жилой микрорайон „Люлин" начинает просыпаться. На шестом этаже, где находится моя однокомнатная квартирка, слышно, как на стоянке перед домом заводят машины. Первым взревело „пежо" доцента по химии. За ним зарокотала новехонькая „лада" хирурга. Простуженно просипело „юго" математика, ему вторит „вартбург" учителя истории. Через некоторое время дала о себе знать „волга" Петрова. Два года мы живем на одной лестничной площадке, а я так и не понял, где он работает. „Шкода" моей милости, старшего лейтенанта милиции Младена Демирева, пока молчит. Ее обладатель в очередной раз проснулся весь в поту. В сущности, в последнее время мне не удается заснуть по-настоящему. Чуть ли не каждое утро в каком-то полудремотном состоянии веду бесконечные споры. Нет, все-таки нужно что-то сделать, покончить с этими кошмарами на рассвете. Но что именно? Сходить к невропатологу? Так, мол, и так, доктор Иванов, по ночам, особенно на рассвете, веду бесконечные диалоги с подозреваемыми, обвиняемыми, свидетелями. Помогите! Ну и чем он поможет? Самое большее – пропишет что-нибудь успокоительное, вроде диазепама или рудотела. Нет, вряд ли это имеет смысл!

Встаю, разминаюсь, иду в кухню, делаю себе растворимый кофе на холодной воде. Пью. Накануне пришлось лечь где-то после четырех. Вчера ночью в одной квартире на бульваре Патриарха Евфимия произошло убийство. Или несчастный случай. Что это – по всему видать, придется решать именно мне. Потому что убийство и несчастный случай – далеко не одно и тоже. Так ведь? Надо выпить еще чашку кофе. Медленно прихожу в себя. Принимаю душ. Бреюсь. Мужчина, который за полчаса до полуночи был еще жив, тоже хотел побриться после ванны, но умер от удара электрического тока. Так и остался небритым. Натягиваю джинсы, футболку – вчера было некогда взять сорочки из прачечной! – сверху надеваю куртку. Обуваю кроссовки. Сегодня придется много ходить. За четыре года работы в милиции у меня выработался нюх на такие вещи. Не очень-то сложно, честное слово. Причесываюсь. Через пять минут буду внизу. Заведу „шкоду" и поеду в управление. А когда вернусь домой – черт его знает. Между нами говоря, это меня не волнует. Совершенно.

Да и какой нормальный человек мечтает вернуться в пустую однокомнатную квартиру на самой окраине „развивающегося бурными темпами" жилого микрорайона „Люлин"?

А вот и хорошо знакомый мне кабинет майора милиции Лучезара Иванова. У шефа спортивная фигура, возраст выдает лишь белая прядь среди иссиня-черных волос. Несмотря на утренний дождь, день занимается веселый и ласковый. А в кабинете стоит такой дым, как в пещере у первобытных людей, когда они открыли огонь и еще не успели ему нарадоваться. Мы пьем кофе из термоса и молчим. Лучо так и не научился варить кофе. То, как последний скупердяй, делает его жидким, а то таким крепким, что я потом целый день тайком отплевываюсь от горечи во рту.

– Ну, за дело! – сказал шеф. – Покойный – Стефан Драганов Драганов, студент философского факультета. До происшествия жил в квартире отца, полковника в отставке Драгана Драганова на бульваре Патриарха Евфимия. Родители студента давно в разводе. Мать, Мила Малинкова, бывшая эстрадная певица, в 1965 году вышла замуж за Джованни Розато, таксиста из Рима. Уехала в Италию, когда Стефану было всего три года, и больше не интересовалась судьбой сына. Полковник вырастил его сам. Стефан окончил гимназию, воинскую службу проходил в Национальном училище офицеров запаса имени Христо Ботева, но после демобилизации все в его жизни пошло шиворот-навыворот. В 1984 году получил полтора года условно за участие в ограблении дачи профессора Илиева, одного из самых известных в стране хирургов. По-моему, следствие велось тогда спустя рукава. Я поставил несколько вопросов на полях, ты выясни их по ходу дела. Что нам известно из допроса любовницы Стефана – журналистки модного журнала „Стиль" Бистры Теневой? Они собирались поехать на море вместе с друзьями – Антуанеттой Минчевой, свободно практикующей косметичкой, и ее приятелем Петром Пецевым, бывшим студентом библиотечного института, в настоящее время не имеющим определенных занятий. Около одиннадцати Стефан решил принять ванну. Полковник сидел в гостиной и смотрел по телевидению детектив, а Бистра Тенева была в комнате и собирала вещи. Примерно в одиннадцать двадцать пять внезапно погас свет. Бистра вошла в гостиную. Полковник зажег свечу, и они вместе пошли в ванную комнату, где и нашли Стефана, умершего от удара электрического тока. Вызвали „скорую помощь". Дежурный врач констатировал смерть, о чем уведомил и нас. Остальное тебе известно.

Еще бы! Мы с Лучо как раз готовили заключение по одному расследованию, после чего я собирался пригласить его в бар и там за рюмкой попроситься в отпуск, когда, как это бывает в плохих фильмах, зазвонил телефон. Иногда плохие фильмы начинаются вполне логично, положение дел проясняется в первые же пять минут, то есть сразу после телефонного звонка. Но это только в кино.

– На первый взгляд, классический несчастный случай, товарищ майор!

– Пожалуй, – соглашается Лучо, и я только сейчас замечаю, какой у него усталый вид. Глаза ввалились. Пальцы, в которых зажата сигарета, дрожат. Но светлый костюм, черная сорочка и галстук цвета спелой вишни как всегда безупречны. Если не знать, где он работает, его можно принять за стареющего конферансье.

– Нужно только ответить на несколько вопросов и дело с концом, – продолжает шеф. – Вот тебе первый: почему электробритва была включена в розетку? Второй: почему Стефан решил принять душ именно в одиннадцать часов, когда его ждали четыреста с гаком километров пути? И третий: каким образом электробритва попала в ванну, ведь у нее нет ни крыльев, ни ног, не так ли?

– Нету, не птичка же, – глупо пошутил я.

– Оперативка в семнадцать ноль-ноль. Помощь нужна?

– Пока нет. Разрешите идти?

– Действуй, – кивает Лучо.

Я встаю и бодрым шагом направляюсь к двери. Пока не отвечу на эти три вопроса, не слыхать мне ни одного человеческого слова от своего первейшего и, пожалуй, единственного настоящего друга.

Полчаса кручусь, как черт, пытаясь припарковаться в узкой улочке, прилегающей к бульвару Патриарха Евфимия. Нужный мне дом оказался старым зданием, недавно перекрашенным в какой-то ядовито-желтый цвет. Вход не со стороны бульвара, а через небольшой дворик, заставленный мусорными баками, увешанный бельем, где меня встретила целая дюжина бездомных котят. Поднимаюсь на четвертый этаж и звоню в дверь с табличкой „Полк. Др. Драганов". Под звонком приклеена небольшая картонка, на которой латинскими буквами выведено: „Стефан Драганов". Нажимаю на звонок, и спустя некоторое время дверь открывает маленький старичок с коротко подстриженными седыми волосами, продолговатым лицом и красными слезящимися глазами. Полковник запаса был в поношенном и слегка потертом от частой химчистки черном костюме. Вчера, когда мы застали его в вязаной кофте и шлепанцах, он показался нам значительно моложе. Несчастье ломает, крушит людей постепенно, когда они начинают осознавать ужас случившегося. От Драганова несло ракией, валерианкой и чем-то приторно-сладким, чем обычно отдает от одиноких стариков. Через мрачную прихожую входим в гостиную, в сущности, комнату полковника. Темно-коричневый пол, половик, характерной для родопского края расцветки, черно-белый телевизор на четырехугольном столике, низкая кровать с двумя репродукциями Шишкина на стене. Через давно немытые окна с пожелтевшими занавесками виден балкон с ржавыми перилами. Посреди гостиной – кресло и журнальный столик, перед креслом – табуретка. Вероятно, полковник смотрит телевизор, закутавшись в плед и вытянув ноги на табуретку. Он слегка волочит левую ногу, вероятно, его мучает ревматизм. Справа от кресла – дверь, ведущая в комнату Стефана. В его комнате на стенах развешаны красочные плакаты биттлов, роллингстоунов, других звезд рока, небольшой письменный стол, полуторная кровать, гардероб, между гардеробом и кроватью – гантели и гири-пудовки, портативный телевизор, библиотечках: книжками карманного формата, в каких обычно издаются детективы и научная фантастика, в комнате стоит запах одеколона „Олд спайс" и дорогих сигарет. Обычная комната современного парня, каких в Софии тысячи, но их обитатели не умирают от удара электрического тока. После комнаты Стефана направляюсь в ванную, расположенную рядом с маленькой кухней. Драганов молча следует за мной. Ванная, как и все остальное в этой квартире, запущенная. Стены кое-как покрашены зеленой масляной краской. Потолок сырой, с него осыпается штукатурка. Ванна старая, чугунная. Над раковиной, на полочке, выложенной кафелем, как-то неестественно, словно напоказ, выставлены модные дезодоранты и одеколоны: „Рексона", „Ален Делон", „Олд Спайс", „Деним". Зубные щетки стоят в побелевшем от подтеков пасты стакане. Зеркало грязное. Злополучная электробритва марки „Филипс", включенная в розетку, лежит на краю полочки. Большой, искривленный крючок, похожий на вопросительный знак, болтается на рассохшемся дверном косяке... Все это я видел и вчера ночью, точнее в начале нынешних суток. При дневном свете впечатление удручающее. Мы переходим в гостиную.