Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии - Гай Орловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаю, все, — ответил я. — Только такие, как Михаил, остались лояльны Творцу в любом случае, а подобные Люциферу, увы, предпочли отстаивать свою позицию. И все потому, что не поверили в то, что им не все понятно из того, что Творцу ясно, как Его же божий день.
Он тяжело вздохнул:
— Тут ты прав, сын мой. Человек столько встречает в жизни непонятного и противоречащего его пониманию, что научился с этим жить с надеждой, что когда-то поймет… попозже. Но хорошо изготовься к трудному разговору и собери побольше веских доводов.
— Каждую минуту готовлюсь, — признался я. — Слишком много поставлено на… гм… чашу весов. Но…
Он прервал:
— Я переговорю с иерархами.
— Отец Дитрих?
— С иерархами церкви, — пояснил он несколько отстраненно. — Папа непогрешим, но его непогрешимость народ понимает совсем не так, как есть на самом деле. Я жду тебя через час, сын мой!
Я преклонил колено, поцеловал руку и, медленно поднявшись, в церкви нельзя делать резких движений, отступил и вышел в солнечный день.
Непогрешимость папы, стучала в голове злая мысль, вовсе не значит, что все, сказанное папой, непреложная истина. На самом деле коллегия кардиналов долго и тщательно обсуждает каждое новое положение или даже крохотную поправку к церковным обрядам или воззрениям, вытютюливает каждую буковку, проверяет и перепроверяет, а потом папа зачитывает этот декрет с балкона своего дворца перед собравшейся многотысячной толпой, и с того момента сказанное считается непреложным, чтобы пресечь возможные толкования, сомнения и ереси.
Отец Дитрих намекнул достаточно прозрачно, что до народа доходит только изреченное папой, и всем кажется, что здание церкви монолитно, хотя на самом деле, как понимаю, церковь слишком громадная организация, чтобы в ней все и во всем было абсолютно идеально. Церковь строилась людьми, в основном — честными идеалистами, но она рассыпалась бы вскоре, не подключись к ее строительству люди практичные, хитрые, умелые и зачастую корыстные.
А эти, умелые и корыстные, в постоянной борьбе друг с другом как на личном уровне, так и на уровне группировок, которые я называю организованной преступностью, очень уж мне нравится эта готовая формулировка, люблю пользоваться чужими, пусть думают, что это я такой умный.
В полумиле от замка лорда Робера де Флера из земли торчат камни, остатки древних циклопических сооружений. Во всей долине отца Миелиса, голой и ровной, как поверхность столешницы, если не считать холма со скардером, это единственное место, где можно появиться внезапно, не вызвав моментально испуганно-заинтересованные взгляды.
Я пристально всматривался в слабо мерцающее по краям окошко с серой бесцветной картинкой, словно там ночь, наконец поймал взглядом проплывающие мимо остатки стен, где камни выше моего роста, сказал себе «стоп», набрал в грудь воздуха и произнес молча, но громко и властно, что я изволю появиться там.
Сердце все еще стучало в страхе, никак не привыкнет, однако ступни уперлись именно в то место, которое я еще с той стороны зафиксировал взглядом.
Солнце ослепило глаза, с испуганным криком взметнулись гнездящиеся в руинах птицы. Я проморгался, сказал почти шепотом:
— Азазель… Азазель, ты как?
Несколько мгновений ничего не происходило, затем вдали возник темный смерч, моментально переместился в направлении к руинам.
Я успел подумать, что ангелы всегда являются людям в своем истинном облике: существами из первозданного света, это впечатляло наивных дикарей настолько, что падали ниц и принимали все, что скажут с небес, с трепетом и благодарностью.
Однако существа из света в этом мире всего лишь посланцы воли Создателя, а чтобы реально передвинуть хотя бы песчинку, им приходилось воплощаться в реальные тела. Живая плоть не требуется, достаточно таких стихий, как воздух, огонь, вода, и вот уже ангел в телесном облике способен двигать камни и даже целые скалы, что и позволило перестраивать ужасающий ад для создания собственного комфорта.
Однако это и налагает понятные ограничения. Передвигаться со скоростью мысли уже не получится, а самое главное — такое тело смертно. Правда, сам ангел, высвободившись из него, возвращается в свой мир, откуда со временем снова сможет, если сумеет преодолеть тот ужас, который охватывает его в момент гибели тела, в котором жил.
Хотя мятежные ангелы, все это время вынашивая планы мести, все-таки сумели отыскать варианты, когда можно лишать жизни и бессмертных. Как мне кажется, и не без оснований, подсказали умельцы, купающиеся в котлах с кипящей смолой.
Я сам опробовал эту возможность, убив бессмертного, после чего, естественно, Вельзевул постарается вооружить таким оружием как можно большее число своих сторонников.
Азазель вышел из распавшегося вихря веселый, загорелый, франтоватый, дружески кивнул.
Я спросил шепотом:
— Ну ты как, что-нибудь узнал?
Он посмотрел несколько странно:
— Что с тобой? Как будто год не виделись!
— Прости, — сказал я виновато, — эти скачки туды-сюды так время сдвигают! Кажется, год прошел.
Он кивнул, лицо стало деловитым:
— Вообще-то в самом деле узнал.
— Ну, не томи!
Он понизил голос:
— Ад место не слишком-то радостное, знаешь? Особенно для ангелов. Но мятежные хоть и пали духом после поражения, но поневоле начали обустраиваться. Сперва там, где оказались. На это ушло времени… несколько столетий. Там и образовался тот ад, о котором все знают.
Я пробормотал:
— Начинаю догадываться.
— Правильно начинаешь, — заметил он. — Большинство там и обитали, но нашлись такие неспокойные, что постепенно начали по щелям и пещерам пробираться еще глубже, отыскивать намного более ужасающие места с огненными ручьями и реками, фонтанами горячей грязи, грохотом, дымом, гарью…
— Понятно, — сказал я. — Именно там новые заговорщики и свили гнездо? Я имею в виду, построили тренировочные базы?
Он кивнул:
— В самом неприступном месте. По слухам. Но пока еще не знаем, где они. Только примерно.
Он засмотрелся, как в нашу сторону мчатся, стараясь обогнать один другого, Бобик и Зайчик, оба жульничают, пытаясь помешать друг другу, и потому добежали к нам ноздря в ноздрю.
Я принял порцию уверений в любви со стороны Бобика, обнял и погладил по носу арбогастра, это начиная от ушей.
Азазель наблюдал с кривой усмешкой. Я сказал задето:
— А твой конь так может?
Он покачал головой:
— Сам знаешь, что нет. Твоих собаку и коня создавали люди.
— А люди, — сказал я с нежностью, — все делают с любовью. Ну, конечно, если это не касается других людей. Ну там брошенных щенков подбираем, пингвинов готовы от чего-то спасать.
Он смотрел с недоумением, я снова погладил подсовывающего голову Бобика, сказал с натужной бодростью:
— Но ад — хорошо, пусть даже и неприступное место. Зато концентрируются. С одной стороны, опасно, легче накапливаться для выступления, с другой — не нужно вылавливать поодиночке и ломать суставы.
Он отстранился, в глазах появилось недоумение.
— Ломать суставы? Зачем?
— А как узнать, — удивился я, — кто заговорщик, а кто просто погулять вышел? Можно, конечно, срывать ногти, засовывать раскаленный прут в задницу…
Он дернулся.
— Перестань!.. Не знаю, о чем думал Господь, когда создавал такое существо, но я почти понимаю и этих новых мятежников!
— Человек должен быть разносторонним, — сказал я строго, — и развивать все заложенные в него возможности, а не только один гуманизьм, экстремизм или плюрализм!.. Или плюрализм не отсюда? В общем, человек должен быть богатым духовно, не только односторонним иисусиком. Мы должны быть богатыми!.. Потому пойдем с вами, правыми и левыми, дабы сокрушить империалистическую гидру, возжелавшую!
Он вздохнул:
— Ничего не понял, но идти придется только ангелам. Хотя, конечно, вам тоже, дорогой темно-светлый паладин, можно. Только в самом хвосте. Или, как вы говорите красиво, в арьергарде.
— А как, — спросил я коварно, — будут убивать ангелов? Если с той стороны начнут почему-то немножко убивать их?..
Он наморщил лоб.
— Думаем, — ответил он с неохотой. — Вельзевул думает, Асмодей, а также вся верхушка ада, не желающая переворота… Понимаешь, мятежники взяли в свою армию преступников, что отбывали наказание в аду. Их миллионы! А что сможет небесный легион?
— Призовем добровольцев, — предложил я. — Азазель, ты не знаешь людей! Они с удовольствием пойдут и в ад, если пообещать свободу грабить и насиловать!.. Но, конечно, объявить громко, что убивать и грабить идем не просто так, а то не пойдут, это же нехорошо, а за веру, честь, свободу и либеральные ценности. Мы должны хорошо выглядеть перед детьми.
— У тебя уже дети?
— Перед молодым поколением, — уточнил я уклончиво. — Должны показывать только хорошее. И в летописи войдем как гуманисты, что принесли даже в ад освобождение от тирании, гнета и неточно понятых политических учений. Так что, Азазель, не надо неверно применяемой дискриминации!