Беды развода и пути их преодоления. В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания. - Гельмут Фигдор

Первые недели и месяцы после развода – это то время, когда многому еще можно помочь, но на практике именно в этот период страхи детей непрерывно возрастают. Роль этого послеразводного кризиса в дальнейшем развитии ребенка весьма значительна. Если конфликты, а вместе с ними и страхи детей в это время непомерно возрастают, то вскоре дело может дойти до частичного или даже полного срыва системы защиты[16]. Под системой защиты понимается то психическое равновесие, которое мы бессознательно создаем на протяжении всей нашей жизни, чтобы быть в состоянии так или иначе преодолевать свои внутрипсихические конфликты. Когда это наше равновесие и наши бессознательные жизненные стратегии разрушаются, старые конфликты – в данном случае те, что были пережиты до развода, – приобретают свою прежнюю актуальность и становятся причиной паники и страха, а также аффектов, которые ребенок не в силах преодолеть. Иначе говоря, дело доходит до внезапно вырывающейся из-под контроля регрессии личности в более раннюю стадию развития. Этот резкий прорыв старых внутрипсихических конфликтов и связанных с ними невыносимых аффектов (которые в свое время были вытеснены) приводит к непомерному возрастанию и без того слишком большой неуверенности и страха ребенка.

Что все это значит? Из опасения оказаться полностью затопленным страхами Я ребенка[17] будет пытаться как можно скорее положить конец этому страданию. И тогда ему ничего не останется, как воздвигнуть новую защиту против большей или меньшей части (старых) чувств, мыслей и фантазий, активизированных разводом и срывом уже некогда состоявшейся защиты. Это означает, что старые чувства, мысли и фантазии будут вытеснены, но рано или поздно они возвратятся снова, хотя и в измененной форме, а именно в форме невротических симптомов. Примечательно, что невротические симптомы проявляются не сразу, они могут оставаться внешне невидимыми или выражаться в формах, которые станут рассматриваться окружающими как вполне положительные изменения поведения: дети, например, выглядят более спокойными, становятся более старательными в школе, и многие матери радуются тому, что ребенок больше не тоскует по отцу и лучше приспосабливается к обстоятельствам. Такие изменения детского поведения по завершении посттравматической защиты рассматриваются многими родителями и даже некоторыми специалистами как знак удачного преодоления развода. На самом же деле ребенок, пока он проявлял реакции соответственно своим психическим структурам, все еще оставался тем же, каким был до развода, а столь приветствуемое «изменение» маркирует тот пункт, с которого (в узком смысле слова) начинаются невротические последствия травматического события[18].

На основе всего этого можно сказать, что здесь мы имеем дело с тремя видами «симптомов», которые явно отличаются друг от друга по своему патогенному значению, иными словами, тех, которые заставляют задуматься о долгосрочных последствиях.

Все начинается с непосредственных спонтанных реакций на столкновение с тем фактом, что мама и папа расходятся[19]. Это, в психоаналитическом смысле, не невротические симптомы, а реакции адаптации, так называемые реакции переживаний, которые могут со временем пройти, если связанные с этим опасения будут в большой степени смягчены или положительно откорректированы.

Потом идет второй, более серьезный уровень развития симптомов, когда страхи и фантазии, связанные с реакциями переживаний, не имеют возможности оказаться переработанными и на них накладываются другие факторы, например, стрессы матери. Все это ведет к срыву защиты. Здесь речь идет уже не о реакциях, а о массивной регрессии или деструктуризации психической организации.

Если в момент деструктуризации детям (или родителям) не будет оказана активная помощь, то дело может дойти до невротических процессов в классическом смысле: в ходе регрессии вновь прорвавшиеся ранние инфантильные страхи становятся настолько мучительными, что новые (характерные для развода) и старые (проснувшиеся) психические конфликты должны быть вновь вытеснены, спроецированы, соматизированы, иными словами, против них должны быть подключены все мыслимые стратегии преодоления конфликтов. Итак, дело доходит до посттравматических процессов защиты, которые настолько «неспецифичны», что могут привести к невротическому развитию. Следует помнить, что посттравматические, уже действительно невротические, симптомы внешне не обязательно выглядят как патологические образования[20].

Существует и четвертый вариант: дети, которые уже невротически обременены, кажется, мало реагируют на развод, чаще у них «просто» (порой лишь слегка) усиливается симптоматика, возникшая еще до развода; это означает, что развод у этих детей вызвал лишь усиление уже имеющихся специфических невротических нарушений[21].

Взаимосвязь между реакциями на развод и внутрипсихическими конфликтами или защитой говорит о том, что психические нагрузки у ребенка начинаются вовсе не с момента самого развода. Реакции на развод обычно зависят не только от факта разлуки или ее обстоятельств (к которым в первую очередь относится способность родителей помочь ребенку в это тяжелое время). Размер разводной проблематики прежде всего зависит от развития ребенка до развода.

Особенно ярко показал это один феномен, с которым нам пришлось столкнуться в нашей исследовательской работе. Вначале он был нам совершенно непонятен. Практически у всех без исключения маленьких детей, которые пережили развод родителей в возрасте пяти-шести лет, мы обнаружили тяжелые нарушения отношения «мать – ребенок», уходящие своими корнями в далекое прошлое, вплоть до первого года их жизни. Мы спрашивали себя, как это возможно? Мало того, данный феномен встречался с той регулярностью, которую просто невозможно принять за случайность. Когда мы рассмотрели его пристальнее, нам стало ясно, что в огромном количестве разводов конфликты между супругами начинались уже с рождения ребенка. Более того, именно рождение ребенка и стало исходным пунктом родительских конфликтов, которые впоследствии привели к разводу.

Причины тому весьма разнообразны и субъективны[22]. Иногда это, например, бессознательная ревность отцов по отношению к новорожденному, ревность, которую они уже однажды пережили, будучи детьми, когда были свергнуты со своего «трона» единственного ребенка рождением младшего брата или сестры. Как тогда младший братишка или сестренка отнимали у них безраздельную любовь матери, так теперь собственный ребенок подвергает опасности любовь к нему жены. С другой стороны, у многих женщин после рождения ребенка ослабевает желание к сексуальным отношениям, в чем мужчина нередко видит угрозу своей мужской самооценке. Кроме того, отец чувствует себя свергнутым со своего доминирующего места в семье, которое ему теперь приходится освободить «эксперту» – матери. Под влиянием своих чувств он практически начинает самоустраняться, что сильно обижает мать. В результате ребенок действительно может превратиться в основного жизненного партнера матери и на долгое время вытеснит мужа на второе место. Более того, муж перестает интересовать ее и как мужчина. Недаром ведь говорят, что дети – это смысл семьи.

Итак, в начале нашего исследования мы и представить себе не могли, что дети могут представлять собой тайную опасность для брака. Эти проблемы, возникающие между отцом и матерью, конечно, не могут не оказывать своего негативного воздействия на развитие младенца. Таким образом, эмоциональные проблемы родителей, которые позднее и становятся истинной причиной развода, не могут не привести к патологическим и патогенным искажениям ранних отношений матери и ребенка[23].

Знать это чрезвычайно важно, поскольку травма развода тем серьезнее, чем массивнее были внутрипсихические конфликты ребенка еще до развода.

Такие внутрипсихические конфликты не обязательно должны выражаться во внешних конфликтах, то есть напряженных отношениях ребенка с окружающим миром[24]. Кроме того, существует один очень важный феномен, благодаря которому внутрипсихические конфликты ребенка и его душевные нагрузки не только не обременяют семейной гармонии, но и значительно сглаживаются, так что они начинают проявляться только после развода. Этот феномен именуется триангулирующей функцией отца. Она означает, что тройственные отношения выполняют облегчающую функцию для всех участников. Предположим, я поссорился с мамой и знаю, что мама на меня сердита, а я в это время сердит на нее. Скорее всего, в этот момент мне вообще хотелось бы уйти от нее и каким-нибудь образом приобрести совсем другую, добрую маму. В этот момент я могу в какой-то степени позволить себе подобные фантазии, поскольку я одновременно думаю о папе и о том, что его я сейчас люблю намного больше, чем маму. Тогда в поиске утешения я иду к нему в другую комнату. Или я знаю, что вечером папа придет с работы и утешит меня, а до этого времени я могу дуться на маму или «капризничать». Может быть, я позвоню папе по телефону... Да ему совсем и не обязательно присутствовать здесь, мне достаточно просто знать, что он у меня есть, что он меня любит и всегда мне рад. А в это время, пока я – действительно или только в мыслях – объединяюсь с папой, моя ярость по отношению к маме потихоньку улетучивается. Я вижу, что и мама тоже больше не сердится. В общем, все снова приходит в равновесие, и хорошие отношения восстанавливаются. Но эта возможность, такая естественная в треугольных отношениях, в большой степени оказывается нарушенной, когда третьего партнера больше нет рядом. Теперь двое отданы друг другу – вместе с их любовью, разочарованиями и вспышками ярости (как известно, любви без разочарований и вспышек ярости не существует), то есть со всей «амбивалентностью» своих отношений. Это означает, что теперь любой конфликт просто не может не вызывать невыносимого страха: ведь у тебя теперь нет больше «тыла» – на всем белом свете у тебя есть всего лишь один этот партнер.