Круче некуда - Дэн Симмонс

Риджби молча кивнула.

– Ты мне скажешь, кто они? – спросил Курц. – Старик в кресле хорошенько треснул меня по голове. В существующих обстоятельствах мне хотелось бы знать, кто так взбесился по моему поводу.

– Человек в кресле, должно быть, О‘Тул, майор в отставке, – ответила Кинг. – Рослый азиат – его бизнес-партнер, вьетнамец. То ли Винх, то ли Тринх, то ли что-то в этом роде.

– Майор О‘Тул, – констатировал Курц. – Отец офицера О‘Тул, которая была со мной?

– Дядя. Майкл, старший брат Большого Джона О‘Тула, хорошо известного в городе.

– Большой Джон? – переспросил Курц.

– Отец Пег О‘Тул был настоящим полицейским героем этого города, Джо. Погиб при исполнении около четырех лет назад, незадолго до предполагавшегося выхода в отставку. Конечно, в Аттике ты не мог узнать об этом.

– Еще бы.

– Ты сказал, он тебя ударил?

– Дал хорошую пощечину.

– Он, видимо, считает, что ты как-то виновен в том, что его племянница получила пулю в голову.

– Я ни при чем.

– Ты начинаешь что-то вспоминать?

Странный у нее голос, подумал Курц. Помесь мягкости и раздражения. Или это мне кажется из-за контузии?

– Нет, – вслух ответил он. – Я не могу четко вспомнить ход событий после того, как закончилась наша беседа в ее кабинете. Но могу сказать точно, что не являюсь причиной чего бы то ни было, произошедшего с ней в гараже.

– Как ты можешь быть уверен в этом?

Курц сделал красноречивый жест правой рукой, более не скованной наручниками.

Риджби слегка улыбнулась. Но даже эта едва заметная улыбка напомнила Курцу, за что они прозвали ее Риджби. Она улыбалась, как солнце в ясный день.

– Джо, у тебя были проблемы с офицером О‘Тул? – спросила она.

Курц покачал головой и тут же был вынужден обхватить ее обеими руками.

– Тебе очень больно, Джо? – спросила Риджби. Сквозь показное равнодушие тона проглядывало сочувствие.

– Помнишь того парня, которого ты отдубасила своей дубинкой в Пат Понге, в сквере позади «Галорских Кошечек»? – сказал Курц.

– В Бангкоке? – переспросила Риджби. – Ты имеешь в виду парня, который спер бритвенные лезвия у выступавших в секс-шоу и пытался порезать ими меня?

– Ага.

Она нахмурилась, вспоминая.

– Мне тогда пришлось писать объяснительную этому лейтенанту из Королевской Морской Пехоты, как там его звали, эту задницу?

– Шеридан.

– Ага, – сказала Риджби. – Излишнее применение силы. У того ублюдка часть мозгов вытекла через уши.

– Это была ерунда по сравнению с тем, что сейчас чувствую я, – пояснил Курц.

– Круто, – сказала Риджби. На сей раз безо всякого сочувствия. И пошла к двери.

– Если ты помнишь про лейтенанта Шеридана, ты вполне сможешь вспомнить, что было вчера, Джо, – заявила она.

Курц пожал плечами.

– Когда сделаешь это, позвони нам. Кемперу или мне. Понял?

– Я хочу уйти домой и нажраться аспирина, – ответил Курц, пытаясь придать своему голосу жалобную интонацию.

– Извини. Врачи собираются продержать тебя здесь до завтра. Твоя одежда и бумажник… на хранении. До тех пор, пока ты не сможешь передвигаться самостоятельно, – добавила Риджби и открыла дверь.

– Ридж? – сказал Курц.

Она остановилась и слегка нахмурилась, как будто ее прозвище, тем более краткое, было ей неприятно.

– Я не стрелял в О‘Тул и не знаю, кто это сделал.

– Хорошо, Джо, – ответила она. – Но, сам понимаешь, у нас с Кемпером главное подозрение в том, что она и не была мишенью. В гараже был кто-то, кто хотел убить тебя, а бедняжка О‘Тул просто оказалась у него на пути.

– Ага, – проронил Курц. – Конечно.

Риджби ушла, не сказав более ни слова. Курц подождал пару минут, с трудом спустил ноги с кровати и минуту сидел, стараясь унять головокружение. Затем он обошел комнату и ванную в поисках одежды, хотя и знал, что ее здесь нет. Поскольку он не воспользовался принесенным медсестрой Рэтчет судном, он задержался в туалете, чтобы отлить. Даже такая мелочь вызвала усиление головной боли.

После этого Курц вышел в коридор, катя перед собой стойку с капельницей, оборудованную колесами. Ничто в мире не выглядит более безобидным и заслуживающим сочувствия, чем мужчина в больничной сорочке с голым задом, виднеющимся сквозь прорезь на спине, толкающий перед собой стойку с подсоединенной к нему капельницей. Медсестра, не та, которая дежурила в его палате, остановилась и спросила, куда он направляется.

– На рентген, – ответил Курц. – Они сказали, чтобы я ехал на лифте.

– Боже. Вам вообще не стоит ходить самому, – сказала молодая медсестра со светлыми волосами. – Идите обратно в палату и лягте. Я пришлю санитара с каталкой.

– Ладно, – согласился Курц.

В первой комнате, в которую он заглянул, были две пожилые женщины, лежавшие на кроватях. Во второй – мальчик. Его отец сидел на стуле рядом с кроватью, очевидно, в ожидании утреннего обхода. Он посмотрел на Курца взглядом оленя, в глаза которому попал луч света от фонаря охотника. Тревога, надежда, обреченность, ожидание выстрела.

– Извините, – сказал Курц и побрел к следующей двери.

Старый мужчина, лежавший на кровати в третьей комнате, несомненно, был при смерти. Занавески нараспашку, других пациентов в палате нет, на больничной карте, лежащей в ногах, маленькая полоска синей бумаги. РНП. «Реанимации не подлежит». Дыхание, несмотря на искусственную вентиляцию, больше походило на предсмертный хрип.

На нижней полке небольшого шкафчика Курц нашел его одежду. Аккуратно сложена. Старомодные брюки в рубчик, слегка малы для меня, но подойдут, рубашка из шотландки, носки, потертые ботинки, слегка велики, плащ, будто из реквизитной Питера Фолка. И шляпа. Старик носил мягкую шляпу, которая была бы в самый раз привидению. С пятнами пота, поля обтрепались и опустились вниз. Интересно, подумал Курц, когда через день-другой родственники будут здесь убираться, заметят ли они пропажу шляпы?

Он пошел к лифту, не глядя по сторонам. В его походке было больше энергии, чем он мог себе позволить в нынешнем состоянии, но его несло. Курц решил сразу спуститься в гараж, а не выходить в вестибюль. Он прошел по гаражу и вышел на улицу сквозь открытые ворота, навстречу солнечному свету и свежему воздуху.

Рядом с приемным покоем стояла машина такси. Курц открыл дверь и свалился на заднее сиденье прежде, чем таксист успел увидеть его и хоть что-то сказать. Он быстро назвал свой адрес.

– Я жду мистера Голдштайна с дочерью, – сказал таксист, не вынимая изо рта зубочистку.

– А я и есть Голдштайн, – сообщил Курц. – А дочка моя решила посетить своего знакомого, который тоже в больнице, так что поехали.

– Мистер Голдштайн вроде бы старик лет восьмидесяти, одноногий.

– О чудеса современной медицины! – откликнулся Курц, глядя таксисту прямо в глаза. – Поехали.

Глава 4

Новое пристанище Курца, «Арбор Инн», представляло собой заброшенную моряцкую гостиницу с баром. Трехэтажное здание треугольной формы стояло посреди пшеничных полей, ныне заросших сорняками, рядом с южной окраиной Буффало. Чтобы добраться до него, надо было пересечь реку по металлическому мосту с одной полосой движения и проехать между заброшенными элеваторами. Пролет моста мог подниматься, если требовалось пропустить идущую по реке баржу, хотя в последнее время нужда в этом возникала не слишком часто. Перед мостом висел знак, гласивший «Подними плуг перед въездом», для сельскохозяйственных машин. Землю за мостом местные называли «Островом», хотя, строго говоря, она таковой не являлась. В воздухе висел горелый запах «Чирио». Единственным работающим предприятием, стоявшим в окружении заброшенных зернохранилищ и силосных башен, был громадный завод «Дженерал Миллс», расположившийся между рекой и озером Эри.

Главный вход в «Арбор Инн» был закрыт, а с тех пор, как здесь поселился Курц, двери запирались на засов с замком. Вход располагался в одной из вершин треугольника, там, где сходились улицы Огайо и Чикаго. На высоте трех метров над землей висела когда-то светившаяся вывеска «Арбор Инн» и трехметровый маяк, настолько изъеденные ржавчиной, что создавалось впечатление, будто кто-то прострочил их из пулемета. Ниже приютилась выцветшая деревянная дощечка с надписью «Сдается в аренду „Эликотт дивелопмент компани“ и телефоном с кодом 716. Еще ниже – старая вывеска, гласившая, что здесь подают „Ежедневно – цыплячьи крылышки с чили, сэндвичи „Особые“.

Курц вынул из тайника запасной ключ, открыл входную дверь, вошел внутрь и запер дверь на замок. Лучи света едва проникали сквозь забитые досками окна, скупо освещая треугольное пространство, где когда-то находился ресторан. Пол был покрыт пылью, обломками столов и отвалившейся штукатуркой. В свое время Курц расчистил себе небольшую дорожку посреди этого хлама. Пахло плесенью и гнилью.

Слева была узкая лестница, ведущая наверх. Курц проверил свои нехитрые ловушки и начал подниматься по ней медленно, постоянно хватаясь за перила, когда головная боль вызывала приступы тошноты.