Цветок Фантоса. Романс для княгини - Наталия Фейгина

– Барин не принимает, – сказала она грубым голосом, вполне соответствующим её телосложению.

Однако напугать штабс-ротмистра было не так просто.

– Доложи своему хозяину, что его желает видеть штаб-ротмистр Кваснёв.

– А по какому делу? – спросила служанка.

– Свои дела я буду обсуждать с твоим хозяином, – ответил Кваснёв, взбешённый наглостью служанки, посмевшей таким тоном разговаривать с дворянином.

По лицу бабы было видно, что она совершенно не хочет докладывать хозяину. Но прежде, чем это было озвучено, откуда-то сверху донёсся нежный девичий голос.

– К нам кто-то пришёл, Матрёна?

Пётр поднял голову и замер, глядя на белокурого ангела, по недоразумению облачённого в скромное утреннее платьице. Очарование момента было нарушено визгливым голосом:

– Анна, благовоспитанные девицы не выскакивают на лестницу! Ваше любопытство неприлично!

Голос этот принадлежал сухопарой особе, безуспешно пытавшейся одновременно двигаться с достоинством светской дамы и поспевать за девушкой. Неказистость компаньонки, а никем другим кроме компаньонки дама в чёрном наглухо закрытом платье быть не могла, ещё сильнее оттеняла красоту Анны.

– Тогда я буду неприличной, – весело ответила девушка, сбегая вниз. – Так кто там пришёл?

С появлением хозяйки Матрёна расслабилась.

– Этот господин желает видеть хозяина, Анна Андреевна, – с видимым облегчением ответила она.

– Штабс-ротмистр Кваснёв к вашим услугам, сударыня! – молодой человек склонился, запечатлевая поцелуй на тонкой девичьей руке. Вблизи девушка показалась ему больше похожей на сбежавшую из классной комнаты гимназистку, чем на спустившегося с небес ангела.

– Анна Задольская к вашим, – Анна улыбнулась гостю с такой обезоруживающей искренностью, что Пётр на мгновение забыл, зачем он пришёл в этот дом. – Что привело вас в наш дом? Только не говорите, что любопытство!

– Увы, сударыня, всего лишь скучные мужские дела. Я должен видеть господина Задольского.

Девушка надула губки.

– Ну почему, как только дела, так сразу мужские, – обиженно сказала она. – Так вам непременно нужен мой брат?

– Увы, сударыня, только он и никто другой.

– К сожалению, Виталион ещё спит. Он вчера вернулся поздно, и до полночи работал. И если это не очень срочно…

– К сожалению, – в тон ей ответил штабс-ротмистр, – вопрос не терпит отлагательства.

Своими соображениями о том, чем господин Задольский занимался допоздна, поделиться с невинной девушкой Пётр не мог, но и щадить заспавшегося зазнайку не собирался.

– Тогда придётся разбудить его, – задумчиво произнесла хозяйка. – Матрена! Скажи Адрейке разбудить Виталиона! Надеюсь, вы, господин штаб-ротмистр, позволите мне скрасить время вашего ожидания?

Пётр с удовольствием позволил девушке увлечь себя в гостиную и вовлечь себя в разговор. В конце концов, девушка нисколько не виновата в поведении своего брата.

Штабс-ротмистру казалось, что никогда ещё не был он в таком ударе, не шутил так непринуждённо, рассказывая о местных достопримечательностях и известных горожанах, никогда не был так красноречив, и никогда не было у него слушательницы, столь внимательной и заинтересованной, живой и непосредственной. Клара, сидевшая в уголке, только недовольно поджимала губы, выражая недовольство всем своим видом, но не решаясь сделать замечание, когда её подопечная вела себя слишком неподобающе. Смех Анны, звонкий и неприлично громкий, то и дело разносился по дому, но вдруг неожиданно оборвался. Лицо компаньонки, и без того длинное, вытянулось и закаменело.

Пётр обернулся и увидел стоящего в дверях Задольского.

– Аннет, – холодно произнёс вошедший, – будь добра подняться к себе.

– Но, Тали, – капризно протянула девушка, однако, наткнувшись на холодный взгляд брата, поднялась и улыбнулась гостю. – Приятно было познакомиться, – почти пропела она.

– Счастлив был познакомиться, – с чувством произнёс штабс-ротмистр. Девушка ещё раз улыбнулась и удалилась из комнаты походкой разгневанной королевы. За ней покинула комнату и компаньонка.

– Итак, сударь, чем обязан вашему визиту? – спросил хозяин, убедившись, что Клара плотно закрыла за собой дверь.

– Вы, сударь, вчера публично оскорбили корнета Слепнёва. Он требует от вас удовлетворения.

К разочарованию Кваснёва, вызываемый нисколько не испугался и не растерялся.

– Ну что ж, – сказал Задольский, пожав плечами с таким невозмутимым видом, словно ему каждый день приходилось принимать вызовы на дуэль. – Я охотно удовлетворю корнета, – тут он задумался, словно что-то подсчитывая. – Однако, принимая во внимание, что я приехал сюда по делам и мне требуется некоторое время для их завершения, предлагаю корнету встретиться через пять дней.

– Пять дней? – штабс-капитан недоверчиво посмотрел на юношу.

– Пять дней, – подтвердил тот. – О месте и точном времени с вами договорится мой секундант, которого я обязуюсь найти не позднее чем через два дня.

Лепесток 5

Арсений Вотнов, худенький темноволосый мальчик, хмуро смотрел на мир сквозь замызганное оконное стекло. Там, за окном, во всю светило солнце и его лучи, заглядывавшие на чердак, освещали большой деревянный сундук, окованный железными полосами, когда-то с любовью разрисованный травами и цветами, выцветшими за долгие годы, дубовый резной поставец[4], на дверцах которого можно было разглядеть Жар-птицу и Бову-королевича из нянькиных сказок, львинолапое дубовое же кресло, затянутое вместо обивки паучьими гобеленами, – одним словом, весь хлам, выставленный сюда за ненадобностью. Маменька в дождливую погоду любила подняться на чердак, как она выражалась «на охоту». Спускалась она уставшая, с пыльными следами на руках и лице, но неизменно довольная. Следом за ней такая же перемазанная Марфуша несла трофеи – то старинную шаль, потраченную молью, то резной ломберный столик, то ломаный веер.

– Золушка ты моя, – смеялся папенька, поправляя русые прядки, выбившиеся из матушкиной причёски.

А вечером, сидя у камина, маменька рассказывала удивительные истории из жизни владельцев найденных вещей. Истории эти, то забавные, то грустные, звучали так правдиво, словно она видела всё происходившее собственными глазами.

– Мудрая женщина твоя матушка, Елена Степановна, – говаривал Арсению столяр Михеич, полируя исцарапанный столик или перебирая костяные пластинки веера. – Ты думаешь, она просто забавляется? Она спасает вещи, вторую жизнь им даёт.

Мог ли Арсений подумать, следя за ловкими руками Михеича, что он, наследник и любимец отца, баловень матери, окажется позабытым и ненужным, как чердачный хлам? Только вот спасать его будет некому… Но, как говаривал папенька, Вотновы не ждут милостей от судьбы, а находят своё «но» на любое неприятное «вот». В конце концов, ему, Арсению Вотнову, уже целых десять лет. Он не малыш какой-нибудь, и вполне может позаботиться о себе. Решено, он сбежит и станет разбойником! Нет, лучше предводителем шайки, как благородный Робин! Оседлав колченогий стул, для надёжности прислонённый к стене, вооружившись тяжёлой тростью со стёршейся позолотой, Арсений представил себя сидящим на лесной поляне у костра в окружении до зубов вооружённых разбойников. Чучело фазана, растерявшее большую часть перьев ещё во времена папенькиного детства, пришлось как раз кстати. У воображаемого костра перед ним стоял, понурив голову и растеряв лоск, Павлин, Павел Игнатьин, волею городского главы ставший опекуном осиротевшего в одночасье Арсения. Прозвище Павлину дано было папенькой, Григорием Александровичем. Арсений однажды нечаянно подслушал разговор родителей, собиравшихся в гости.

– Опять Павлин перед тобой будет хвост распускать, – смеясь говорил папенька, глядя на маменьку в бальном платье, спускавшуюся по лестнице.

– А что, кроме Павла Игнатьина мой наряд оценить некому? – Кокетливо спросила она. – А как насчёт господина Вотнова?

– Господина Вотнова вы, сударыня, покорили уже давным-давно, – всё так же весело отвечал папенька, подавая ей руку. – И для него вы прекрасна в любом наряде.

– Льстец, – с притворным укором воскликнула маменька и нежно поцеловала мужа в щёку.

Что было дальше, Арсений не слышал, потому что гувернёр, месье Филипп, увёл в детскую. Вотнов-младший был не в обиде на месье, да и вообще редко на него обижался. Всегда элегантный и подтянутый, Филипп умел быть и строгим, и весёлым, а уж знал он, казалось, обо всём на свете. Он ни за что не позволил бы своему воспитаннику бездельничать, но увы… Павлин уволил месье Филиппа, заменив его вечно пьяным Яковом, отставным поручиком, все уроки которого сводились лишь к муштре и колотушкам.

Арсений ненавидел опекуна за это, и за то, что тот запер мальчика в загородной усадьбе, за то, что забрал в город всех слуг, оставив только сторожа и кухарку, но больше всего за то, что именно к нему в гости уехали родители тогда, когда… Вспоминать об этом не хотелось, и мальчик вновь вернулся к Павлину, стоящему перед ним на поляне.