Цветок Фантоса. Романс для княгини - Наталия Фейгина

Но за этим изяществом не было ни слабости, ни хрупкости. Одним неуловимым движением Тали взлетел в седло, приказав Радху:

– Догоняй.

И догнать оказалось непросто.

Лепесток 3

Яшка, проснувшись, открыла глаза, и тут же снова закрыла. Мгновение спустя осторожно открыла снова, но звёзды над головой не исчезли. Девочка, вглядевшись, узнала и оскаленную пасть Волка, и острые рога Оленя, и Великого Змея, тянущегося через всё небо за пузатой Луной. Лунный свет заливал полянку, поросшую льнущими к земле кустиками лазурики.

Яшке не раз случалось любоваться ночным небом, но одно дело смотреть на звёзды, сидя со всеми у костра, и совсем другое – когда спину холодит камень, а вокруг ни души.

Ой, как бабушка Фатха будет недовольна! Яшка живо представила дорожки морщинок, сбегающиеся к уголкам бабушкиных глаз, и ты-меня-разочаровальное выражение самих глаз. Фатха никогда не бранила и не повышала голоса, но все томалэ от мала до велика готовы были на всё, лишь бы не заслужить такой взгляд. И Яшке, даром что бабушкина любимица, не избежать укоризненных взглядов. Ведь сказано же было, что они с Розой должны вернуться из лесу к обеду.

И как объяснить бабушке, что прилегла всего на минуточку? Кто поверит, что она весь день проспала в лесу? И почему Роза не разбудила её?

Спрыгнув с камня, на котором лежала, девочка огляделась по сторонам. Ни Розы, ни корзинки с ягодами. Только тёмные силуэты деревьев врастали в ночную мглу вокруг поляны, и белел, поблёскивая прожилками в лунном свете, большой камень-столешница с гладкой полированной поверхностью. Темнота не пугала Яшку, но от одного вида странного камня становилось неуютно, а при мысли о том, что она спала на нём, по спине пробежали мурашки, но не серьёзные лесные жители, торопящиеся по своим непонятным делам, а противные свидетели страха. Ноги сами понесли девочку прочь от лазуричной полянки вниз по склону, усыпанному прошлогодней хвоей.

Никогда раньше Яшка не ходила вверх по склону. Говорили, что там, наверху, нехорошее место. Чем оно нехорошее, девочка не знала, потому и не смогла отказаться, когда утром Роза со смехом сказала: «Ну, что ты, как маленькая. До сих пор веришь в бабушкины сказки?» Выглядеть маленькой в глазах старшей подруги, неожиданной выделившей её среди сверстниц и взявшей с собой в лес, Яшке не хотелось. Да и не верила она в бабушкины сказки, не верила… Но сейчас, пока она пробиралась в темноте через лес, в памяти начали всплывать страшные истории про призрачного охотника, рыщущего по лесам со сворой призрачных гончих в поисках добычи. И не на призрачных оленей и кабанов охотился он, а на живых людей. На мёртвых лицах несчастных, ставших его добычей, застывало выражение непередаваемого ужаса, а их души навеки попадали в призрачную свиту Охотника.

– Это всё сказки для маленьких, – пробормотала девочка, пытаясь успокоить просыпающееся беспокойство. – Дикой Охоты не существует. Словно в ответ на её слова где-то далеко наверху, там, откуда она бежала, прозвучал охотничий рожок и раздался собачий лай. И было в этом лае нечто, заставившее Яшку поверить в существование Дикой Охоты и броситься бежать со всех ног. Хвоя скользила под ногами, ускоряя её спуск, деревья услужливо подставляли под ноги ступеньки корней, словно лес пытался помочь девочке.

Девочка не зря считалась лучшей сборщицей лазурики и подружки наперебой звали её в лес, зная, что она всегда найдёт и «богатую» ягодную полянку, и дорогу домой. Как это получалось, Яшка и сама не могла объяснить, но она всегда чувствовала, в какую сторону идти. Вот и сейчас, несмотря на то, что темнота преобразила лес до неузнаваемости, девочка чувствовала кратчайший путь: спуститься к заболоченному озерцу, потом по тропинке вдоль озера выйти в березняк, а оттуда уже рукой подать до просёлочной дороги. О том, что до города больше часа, даже если бежать бегом, Яшка старалась не думать. Да и какие тут мысли, если в ушах звучит рожок и жуткий лай псов Дикой охоты, почуявших добычу, рвущихся с поводков в предвкушении азарта погони? Тут важно только одно – не упасть. Страх придавал ей силы. Девочка бежала, задыхаясь, ничего не видя перед собой, не замечая, что кусты и деревья словно расступаются перед ней, отводя ветки, которые могли бы зацепиться за юбку или хлестнуть по лицу. Бежать вдоль озера было и легче, и сложнее. Легче, потому что тропинка была ясно видна в ярком свете полной луны, и корней здесь было куда меньше, но зато дорожка, пропитанная водой после вчерашнего дождя, была более скользкой. Ветки кустов, росших вдоль тропинки, были слишком тонкими, чтобы удержать девочку, и пару раз даже подставленная ветка не помогла ей удержаться на ногах. Но, упав, Яшка тут же поднималась, и, не обращая внимания на испачканную юбку и ссадины на коленях, мчалась дальше.

Яшке казалось, что она бежит так уже целую вечность, что силы на исходе, когда тропинка вывела её к просёлочной дороге. Лай сдерживаемых собак прозвучал совсем рядом, и, обернувшись, девочка увидела белёсый туман, затягивающий тропинку у неё за спиной. В безветренной ночи клочья тумана то расплывались, то сгущались, становясь похожими на разверзнутые пасти. Яшка вскрикнула, и чуть было снова не упала, чудом зацепившись за подвернувшуюся ветку. Но с дороги донёсся стук дробный копыт. Девочка из последних сил выскочила на дорогу и увидела двух приближавшихся всадников.

– Держись, Потеряшка, – крикнул первый, и она узнала голос брата. Радх на скаку подхватил сестру, и, развернув коня, помчался к городу, а его спутник проскакал мимо них, торопясь туда, где на дорогу неторопливо выползал туман.

– Вайд ар, роалив![“Поймай меня, если сможешь!” Перевод с тарского[3] ] – донесся до Яшки звонкий голос.

– Ат вайде ра![“Я поймаю тебя!” Перевод с тарского] – прозвучал в ответ голос, от звука которого Яшка уткнулась лицом в плечо своего спасителя, боясь пошевелиться.

– Вот, надень.

Брат протянул ей что-то. Но перепуганная девочка ещё крепче вцепилась в Радха.

– Он велел надеть, сказал, что ты станешь невидимой для Охотника. Дрожащими руками Яшка надела перстень и почувствовала холодное прикосновение металла. И от этого прикосновения замерли, замёрзли все страхи, и всё случившееся стало казаться сном, страшным сном, о котором с лёгкостью забываешь поутру.

Лепесток 4

Двухэтажный деревянный дом, принадлежавший княгине Улитиной, стоял на тихой улочке, молчаливо возвышаясь над одноэтажными соседями. Это угрюмое молчание нарушалось раз или два в год, когда из столицы приходил вестник. И тогда дом оживал, наполняясь голосами служанок, хлопал распахивавшимися оконными рамами, шуршал чехлами, снимаемыми с мебели.

Потом улицу оглашало ржание лошадей, стук колёс по деревянной мостовой, перебранки кучеров и лакеев, а соседи начинали изобретать предлоги, чтобы заглянуть в гости и раньше других встретиться с приезжими.

Но штабс-ротмистру Петру Кваснёву, взбегавшему по ступеням резного крыльца, не нужен был предлог, чтобы постучаться в двери этого дома. У него было к приезжему дело, и не просто дело, а дело чести. Ему не раз случалось принимать на себя обязанности секунданта, но ни разу ещё не сталкивался он с оскорблением, столь хладнокровно нанесённым на ровном месте незнакомому человеку. В горячке и по пьяни – случалось, недоброжелателям и неприятелям – многократно, а вот такого… Штабс-ротмистр вспомнил презрительно-брезгливое выражение лица мальчишки в штатском, потребовавшего от Афиногена отпустить пойманную плясунью. Фин аж присвистнул, глядя на щуплого и наглого противника.

– У вас, сударь, ещё молоко на губах не обсохло, но я готов вам преподать урок вежливости, – насмешливо заметил корнет.

– Вы пьяны, господин грубиян, – холодно ответил нежданный заступник Розы, – и пятнаете честь мундира так же, как уже испачкали сам мундир. И юноша указал на свежее пятно солидных размеров, украсившее обшлаг рукава корнета.

Лицо корнета, румяное прежде от выпитого вина, побагровело.

– Кто будет вашим секундантом? – прорычал он обидчику.

Тот усмехнулся.

– Я не принимаю пьяных вызовов. Вот если завтра не передумаете, присылайте своего секунданта в дом княгини Улитиной.

С этими словами незнакомец развернулся и пошёл к выходу, уводя за собой «спасённую» томалэ. Они остановились у дверей, но, судя по выражению лица девушки, разговор их был мало похож на воркование влюблённых голубков. Да и подошедший Радх после короткой беседы с юношей помрачнел не на шутку.

Странный молодой человек. И всё же не были ли слова «о пьяном вызове» попыткой избежать дуэли? А если так, то интересно, каким будет лицо наглеца, когда тот поймёт, что отвертеться не удастся?

Потому что не будь он Петром Кваснёвым, он не позволит наглецу увильнуть от поединка!

Но первым принимать бой пришлось самому Петру. Дверь ему открыла дюжая баба, больше похожая на гвардейца в юбке, чем на служанку приличного дома. Штабс-ротмистр был высок ростом и привык смотреть на окружающих сверху вниз, но служанка, стоящая на пороге, возвышалась над ним на добрых полголовы. При этом смотрела она на вошедшего с любезностью полковника Лискина, посреди игры оторванного от карточного стола.