Возвращение в рай - Ширл Хенке

— Герцогиня де Блуа? Да, но то была моя пациентка, и это был несчастный случай на охоте. Я ведь ничего не знаю о боевых ранениях, кроме того, что читала у Гиппократа и арабов. Обычно глубокие раны лечат прижиганием кипящим маслом.

— Что убивает больше людей, чем спасает, — возразил он решительно.

— Ты так много времени провел в беседах с безумным швейцарцем, Теофрастом фон Гогенгеймом, когда был в Базеле, — напомнила она.

— Он больше любил, когда его называли Парацельсом, — поправил он. — Он часто использовал сырые холодные компрессы, а также советовал дренировать рану, чтобы продезинфицировать и залечить ее. Но это подходит, только если рана начинает заживать. Его же рана так велика…

— В общем, ты хочешь, чтобы я зашила его, как ту герцогиню? Я не очень уверена, Бенджамин…

Ее практика была ограничена лечением исключительно женщин, хотя в Падуе она посещала те же лекции и наблюдала те же анатомические опыты, что и студенты-мужчины.

— Герцогиня ведь совершенно поправилась. Пожалуйста, Мириам, помоги моему брату. Ты прекрасный врач и лучший хирург, чем я…

— Только потому, что родилась женщиной и с детства была вынуждена иметь дело с иголкой и ниткой, — улыбаясь, ответила она.

— Для начала позволь мне открыть драпировки на окнах — здесь очень темно.

Утренний свет ворвался в комнату. Невольно Мириам опять засмотрелась на незнакомца с лицом Бенджамина. Ее Бенджамин был рыжеволос, с ярким и благородным лицом. А волосы Риго были чернее чернил, и кожа была гораздо темнее, чем у брата. Густые завитки угольно-черных волос покрывали его мускулистую грудь и скрывались под повязкой, которую Бенджамин наложил на его плоский живот. Рана рассекала его тело от солнечного сплетения и шла вбок до ребер. Мириам сосредоточенно задумалась.

— Плохо. Ты извлек много осколков?

— Да. Молю Бога, чтобы я нашел их все. Артиллерия использует любой кусок металла, который попадается под РУКУ.

— Но ведь это испанцы напали на Францию. Мы не осаждаем их города. Я думаю, нашим защитникам пришлось использовать все, что они смогли найти, — ответила она холодно, явно не испытывая желания еще раз прикасаться к лежащему перед ней человеку.

— В этих войнах между Валуа и Габсбургами не может быть правых и виноватых, только борьба династий, в которых гибнут ни в чем неповинные люди, — сказал он тихо, заметив ее странную нервозность.

— Но этот человек вовсе не кажется мне невинной овечкой: судя по количеству шрамов на его теле, он отправил к праотцам много французских солдат, — парировала Мириам. — Нагноения нет, но ты прав. Края необходимо приблизить друг к другу, иначе рана не заживет. Немного помолчав, явно что-то обдумывая, она предложила: — Я могу принести иголки и нитки и объяснить тебе…

Он нетерпеливо покачал головой.

— Я велю принести тебе корзинку для шитья тетушки Руффи. Ты делала это раньше, я — нет. Прошу тебя, сделай все сама.

Она покорно кивнула.

— Если отец когда-нибудь узнает, что я лечила мужчину — тем более зашивала его обнаженное тело… Ты должен пойти и убедиться, что он и твой дядя очень заняты.

— Ты всегда так разумна, — сказал Бенджамин с облегчением. — Я пошлю Паоло сторожить внизу, а потом принесу корзину, пока тетя еще не встала. Мы вернем ее, когда стемнеет, — добавил Бенджамин и, подмигнув, вышел из комнаты.

В этот момент Риго тихо застонал и попытался поднять руку. Мириам освободила ее от повязок и взяла в свою. Ладонь была слегка шершавой, но ногти были тщательно обрезаны, а пальцы — так же изящны и тонки, как у Бенджамина. И вновь она удивилась тому, как похожи братья и телосложением, и чертами лица. Высокие и стройные, они не напоминали жителей Прованса.

Разглядывая его лицо, Мириам думала, как рассердилась бы она на месте Магдалены Торрес, если бы ее муж оплакивал потерю незаконнорожденного сына. Магдалена подарила Аарону пятерых прекрасных детей.

— Почему он хочет вернуть именно тебя? — прошептала она, удивленная тем, какое впечатление произвел он на нее. Ей казалось, что от этого беспомощного израненного человека исходит какая-то угроза.

Войдя в комнату с корзиной, Бенджамин почувствовал какое-то особое отношение Мириам к брату. Мириам же, увидев Бенджамина, быстро начала готовиться к операции. Вымыв руки и осмотрев иглы, она решительно подошла к постели Риго…

Бенджамин с замиранием сердца смотрел, как она тщательно сшивала кожу, словно это и вправду была тонкой работы вышивка. Сам он по мере сил помогал ей.

— Ты не хочешь оставить открытой хотя бы часть раны на случай заражения?

Она на мгновение прервалась и улыбнулась ему.

— Опять теории твоего друга Парацельса? Я думаю, что тело не выделяет яды наружу после осколочного ранения.

— Швейцарец говорил мне, что он использует пустотелый камыш, чтобы извлечь гной из раны. Мириам усмехнулась:

— Тогда я оставлю маленькое отверстие. Посмотрим, как работают теории твоего Парацельса.

По мере того как они работали, Риго начал подавать признаки жизни, хотя под воздействием опиума он так и не пришел в сознание.

— Будет любопытно взглянуть на него, когда он проснется, — сказала она с улыбкой, от которой ее серые глаза блеснули серебром.

— Ты так уверена, что он останется жив, — с надеждой в голосе проговорил Бенджамин. — Господи, сделай так, чтобы эта женщина оказалась права!

— Сейчас ты поможешь ему гораздо больше, если позаботишься о себе. Иди выспись, а я побуду с ним, — решительно потребовала Мириам.

Глава 2

Риго медленно приходил в себя, подобно человеку, погруженному в воду и изо всех сил стремящемуся на поверхность. Постепенно воспоминания стали всплывать в его памяти какими-то отдельными эпизодами: вспомнил, как взорвался снаряд, как Пескара вытащил его, как позвали хирурга… его брата! Риго стиснул зубы от боли и огляделся. Он находился в просторной спальне, на его взгляд, гораздо большей, чем в провинциальном имении Луизы. Тяжелые бархатные занавеси на окнах. Полог кровати из чудесной парчи, сама постель была самой мягкой из всех, на каких ему когда-либо приходилось спать. Белоснежные льняные простыни были гладкими как шелк. Мебель в комнате была покрыта лаком и искусной резьбой в стиле, который предпочитали богатые жители Прованса. «Я мог бы кормить всех моих людей в течение месяца на те деньги, которые можно выручить только за один из тех серебряных подсвечников», — изумленно думал Риго.

Семья его отца была очень богата, если, конечно, это был их дом. Но тут он вспомнил слова Бенджамина о том, что они живут в Эспаньоле. Тогда где же он находится? Ведь не мог же он быть без сознания так долго. Вдруг он увидел молодую женщину, внимательно следящую за ним. Это, несомненно, была знатная леди, несмотря на простое коричневое платье. У нее было аристократическое волевое лицо, при этом, правда, не отличающееся ни утонченностью, ни красотой в привычном смысле слова. Высокие скулы и изогнутые брови подчеркивали привлекательность широко расставленных глаз. Ее темно-русые волосы, в лучах солнца отливающие бронзой, были небрежно рассыпаны по плечам, что подчеркивало их шелковистую прелесть.