Дорога - Наталия Крандиевская-Толстая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мороз оледенил дорогу…»
Мороз оледенил дорогу.Ты мне сказал: «Не упади»,И шел, заботливый и строгий,Держа мой локоть у груди.Собаки лаяли за речкой,И над деревней стыл дымок,Растянут в синее колечко.Со мною в ногу ты не могПопасть, и мы смеялись оба.Остановились, обнялись…И буду помнить я до гроба,Как два дыханья поднялись,Свились, и на морозе ровноТеплело облачко двух душ.И я подумала любовно:— И там мы вместе, милый муж!
Январь 1918. Москва
«Над дымным храпом рысака…»
Над дымным храпом рысакаВздымает ветер облака.
В глухую ночь, в туманы, в снегУносит сани легкий бег.
Ни шевельнуться, ни вздохнуть —Холодный воздух режет грудь.
Во мраке дачи и сады,И запах снега и воды.
О, пожалей, остановись,Уйми коней лихую рысь!
Но тверже за спиной рука,Все громче посвист ямщика,
Все безнадежней, все нежнейЗвенят бубенчики коней, —
И сумасшедшая лунаВ глазах твоих отражена.
1915
«Алексей — с гор вода!..»
Алексей — Человек божий,
с гор вода.
Календарь, 17 мартаАлексей — с гор вода!Стала я на ломкой льдине,И несет меня — куда? —Ветер звонкий, ветер синий.
Алексей — с гор вода!Ах, не страшно, если таетПод ногой кусочек льда,Если сердце утопает!
1918
«Вторая неделя поста…»
Вторая неделя поста,А здесь уж забыли о стужах.В деревьях сквозит чернота,И голубь полощется в лужах.
А в милой Москве еще снег,Звон великопостный и тихий,И санок раскидистый бегВ сугробах широкой Плющихи.
Теперь бы пойти на АрбатДорогою нашей всегдашней!Над городом галки кричат,Кружа́т над кремлевскою башней.
Ты помнишь наш путь снеговой,Счастливый и грустный немножко,Вдоль старенькой церкви смешной, —Николы на Куриих Ножках?
Любовь и раздумье. Снежок.И вдруг, неожиданно, шалость,И шуба твоя, как мешок…Запомнилась каждая малость:
Медовый дымок табака,—(Я к кэпстену знаю привычку),—И то, как застыла рука, —Лень было надеть рукавичку…
Затоптан другими наш след,Счастливая наша дорожка,Но имени сладостней нет —Николы на Куриих Ножках!
Март 1919. Одесса
«Звенел росою юный стих мой…»
Звенел росою юный стих мойИ музыкой в семнадцать лет.Неприхотлив и прост поэт,Воспламененный первой рифмой.
Но лишь хореи золотыеВзнуздали жизнь, — она мертва!Окаменев, лежат слова,Всем грузом плоти налитые.
И все бессильнее закрепНад зыбью духа непослушной.О слово, неподвижный склеп,Тебе ль хранить огонь воздушный!
Март 1919. Одесса
Болезнь
Покрой мне ноги теплым пледом,И рядом сядь, и руку дай,И будет с ласковым соседомМалиновый мне сладок чай.
Пускай жарок, едва заметный,Гудит свинцом в моей руке, —Я нежности ветхозаветнойПрохладу чую на щеке.
Все меньше слов, все меньше силы,Я вздохом говорю с тобой,И словно воздух льется в жилы,Невыразимо голубой!
Февраль 1919. Одесса
«Как много на лице зажглось…»
Сестре
Как много на лице зажглосьСмешных веснушек золотистых.И ландыша фарфор душистыйВ девичьем узелке волос.
Прикрыв рукою загорелойГлаза, ты в поле смотришь, вдаль…Морщинкой детскою, несмелойУ милых губ легла печаль.
А там, в полях, устав от зноя,Пылит дорогу чей-то конь,И мимо, мимо… Солнце злоеЛьет белый, медленный огонь.
Запомню этот деревенскийГорячий день, весну и даль,И нежных губ, еще не женских,Еще бесслезную печаль!
«Напрасно мертвый бледный лик…»
П. Д. Успенскому
Напрасно мертвый бледный ликНас пустотой своей тревожит.Что было хоть единый миг,Не быть уж никогда не может!
Мы оживляли бледный тлен,А ныне смерть над ним владычит.Пускай в сомнительный свой пленНесуществующее кличет!
О смерть, угрюмый Дон-Кихот,Воюй, коси живые тени!Освобожденная, взойдетДуша на новые ступени…
«День прошел, да мало толку!..»
День прошел, да мало толку!Потушили в зале елку.Спит, забытый на верхушке,Ангел, бледный от луны. Золотой орешек с елки Положу я под подушку — Будут радостные сны.
В час урочный скрипнет дверца —Это сон взойдет и ляжетК изголовью моему. — Спи, мой ангел, — тихо скажет. Золотой орешек-сердце Положу на грудь ему.
«Шатается по горенке…»
Шатается по горенке,Не сыщет уголкаСестрица некрещеная,Бессонная тоска.
Присядет возле ног моих,Колени обовьет,Бормочет мне знакомый стихИ все поет, поет.
И руки бесприютныеВсе прячет мне на грудь,Глядит глазами смутными,Раскосыми чуть-чуть…
«Как высказать себя в любви?..»
Как высказать себя в любви?Не доверяй зовущим взглядам.Знакомым сердце не зови,С тобою бьющееся рядом.
Среди людей, в мельканье дней,Спроси себя, кого ты знаешь?Ах, в мертвый хоровод тенейЖивые руки ты вплетаешь!
И кто мне скажет, что ищуУ милых глаз в лазури темной?Овеяна их тишью дремной,О чем томительно грущу?
Хочу ли тайной жизни рекуВ колодцы светлые замкнуть?О, если б ведать трудный путьОт человека к человеку!
«Надеть бы шапку-невидимку…»
Надеть бы шапку-невидимкуИ через жизнь пройти бы так!Не тронут люди нелюдимку,Ведь ей никто ни друг, ни враг.
Ведет раздумье и раздольеЕе в скитаньях далеко.Неуязвимо сердце болью,Глаза раскрыты широко.
И есть ли что мудрее, люди, —Так, молча, пронести в тишиНа приговор последних судейНеискаженный лик души!
«Рвануло грудь, и подхватила…»
Рвануло грудь, и подхватила,Запела гулкая свирель.Я видела, как уронилаБылые руки на постель.
Я видела, как муж, рыдая,Сжал тело мертвое мое.И все качнулось, в свете тая.Так вот оно — небытие!
Вздохнуть хотела бы — нет дыхания,Взглянуть хотела бы — забыла взор.Как шумы вод — земли восклицания,Как эхо — гонятся вслед рыдания,Костяшки слов, панихиды хор,И вопль, как нож: ах, что же это!Вопль без ответаДалеко где-то.
И вот по воздуху, по синему —Спираль, развернутая в линию,Я льюсь, я ширюсь, я звенюНавстречу гулкому огню.Меня качают звоны, гуды,И музыки громо́вой грудыВстречают радостной грозойНоворожденный голос мой.
«Проволочив гремучий хвост…»
