Болтуша - Николай Иванович Хрипков

— Я уже решил. Я билет заказал.

— Ты меня бросаешь?

— Нет! Я не бросаю тебя. Я хочу жить с тобой. Я люблю тебя. Но я устал, я не могу. Не знаю. Не хочу я тебя бросать. Но и жизнь рядом с тобой становится невыносимой. Я еле сдерживаюсь, чтобы…

— Ударь, Лёнюсик! Ой, Лёня!

— Перестань! Пожалуйста, стань другой! Научись молчать! Как там у Козьмы Пруткова? Если у тебя есть фонтан, заткни его. Дай фонтану отдохнуть! А твой фонтан работает без отдыха.

— Если ты бросишь меня, я не смогу без тебя жить.

— Да не бросаю я тебя. Ну, пойми ты это, Нина! Ты мне дорога, любима. Не хочу я тебя бросать. Я хочу отдохнуть от тебя. И перестань ты разговаривать с собакой, с котом, с мебелью, с машиной. Это в какой-то пьесе, не помню какой, мужик здоровается со шкафом: «Здравствуй, многоуважаемый шкаф!» И все зрители смеются.

— И с тобой нельзя?

— Да можно! Но не рассказывай про свою работу, про начальника, международную политику, про долбодятлов на дороге. И каждый день одно и то же. С вариациями, правда. Если постороннему человеку послушать тебя, то он подумает, что ты того… фи-фи. Извини! Но ты перескакиваешь с одной темы на другую и забываешь, о чем говорила до этого.

— Лёня! Я всё поняла. Я исправлюсь. Клянусь! Я буду другой. Только не уезжай, пожалуйста. Давай я сумку разберу. Приготовлю ужин. У нас там есть еще бутылочка вина.

Запиликал телефон.

— Всё! Такси.

Он чмокнул Нину в щечку. Она хотела броситься ему на шею, расплакаться. Но сдержалась.

— Всего лишь три месяца. Обещай, что я вернусь к другой Нине

Он подхватил сумку. Она бросилась повиснуть у него на шее, но не успела. Он был уже у двери. Хлопнул, даже не обернувшись.

Прошла по квартире, из которой, как ей казаось, вынули душу, села в кресло, уронила лицо в ладони и заплакала, приговаривая сквозь слезы:

— Как мне плохо! За что так со мной? Я кому-то сделала плохо!

Она почувствовала на ладонях теплое дыхание. Это была Маргуша, их собака. Нина обняла ее и поцеловала в мокрый нос. Маргуша откинула голову назад и и задрала глаза к потолку.

–

Она не могла это держать в себе. Собака Маргушка и кошка Василиса были благодарными слушателями. Но ей хотелось ответного сочувствия, жалостливым слов и чтобы кто-то тоже всплакнул вместе с ней, кляня жестокосердных людей, которые лишены понимания и сочувствия и не могут постигнуть ее тонкой души и глубоких чувств. Кому она могла излить свою боль, кто для нее был самым близким человеком? Муж? Ла, до сегодняшнего дня она считала именно так, поэтому все свои терзания изливала ему.

Но он только что нанес ей рану. И нужно успокоиться и переосмыслить всё, изменить себя. Лёня дал ей ясно понять это. И конечно, она изменится, будет другой, такой, какой он хочет видеть ее.

Сын? Иногда они созванилась. Но он долго не выдерживал ее словоизвержения и прерывал: «Извини, мам! Мне некогда. Работа. Надо бежать!» Она понимает, что он ее так до конца и не простил. Но стал относиться всё же иначе. Мягче. И ни разу не осудил ее. Наверно, понимал ее. Но он вырос, провел детство и юность, считай без матери, если не считать ее редкие наезды и деньги, которые она высылала родителям.

Она даже ни разу не взяла его в город, чтобы сводить в зоопарк на атракционы. Сейчас особой нужды и теплоты к ней он не испытывал. Так что сын отпадал. Он просто ее не будет слушать. И ее переживания ему до фонаря. Почувствует только раздражение.

Самой близкой душой была Наташа. Она не кровная родственница. Невестка, то есть жена брата. Наташа была единственным человеком, который не осудил ее из-за бегства от мужа. Она ей посочувствовал и сказала, что она правильно сделала. Не ждать же ей, когда пьяный Генка убьет ее.

— Алло!

Что-то молчат.

— Наташа! Это я. Ты слышишь меня?

Какой-то голос чужой, недовольный, как будто подняли среди ночи и оторвали от сладких снов. Хотя может быть всё, что угодно, поругалась с мужем, неприятности на работе.

— Наташечка! У меня горе, беда, несчастье. Ой, Нататулечка! Хоть ты меня поймешь, выслушаешь, посочувствуешь. Сижи вот и плачу. И не с кем поделиться своей бедой.

— Нин! Что там у тебя? Маргуша твой костью подавился?

— Ой, Нататулечка! С Маргушей всё хорошо. Сидит сейчас возле меня, глаз не сводит. Зачем ты так шутишь? Не шути так, пожалуйста, роднулечка ты моя!

— Мне некогда. Я всё поняла. Извини! У меня работа.

— Наташулечка! Нататусик! Какая у тебя вечером может быть работа? Ты что теперь в две смены пашешь? Ты послушай! Ладно на работе такая неприятность, так приезжаю домой, а тут такое! Совсем меня добило. Ведь я всегда была уверена, что семейный тыл у меня, как скала.

Она приступила к рассказу. Но Наташа ее грубо прервала:

— Нин! Извини, но я сейчас отключусь. У меня уже такая мысль, что внести тебя в ЧС.

— Что такое? Что за бяка? С чем его едят?

— Черный список. Слыхала про такой? Тогда ты мне уже не сможешь дозвониться. Я не буду принимать твои звонки.

Нина чуть не задохнулась. Проглотила слюну.

— Нататюсик? Ты что? Как это можно? Мне же тогда вообще будет позвонить некому.

— Достала ты? Каждый день звонишь и начинаешь болтать по часу. Зачем не надо знать про долбодятлов на дороге, как ты сводила Маргушу пописить и покакать, как «Авангард» сыграл с «Ак-Барком», как Василиса таскает сухарики из чашки Маргуши, а Маргуша из чашки Василисы? Понимаешь, мне это не нужно. Я приехала с работы, усталая, приготовила ужин, мы ужинаем с мужем или смотрим телевизор, или я жду звонка от сына из Москвы. А тут ты и начинаешь целый час выливать на меня словесный понос. Ты вот подумай, зачем мне все это нужно? И еще я не могу понять, почему ты Лёню называешь «моя мужа».

— Но, Натанчик, мне не к кому больше позвонить. А у меня беда. К кому же мне тогда обратиться, если не к тебе?

— К врачу обратись! Голову лечи! Всё! Я отключаюсь. Если еще будешь звонить, я внесу тебя в ЧС.

Что же это такое? Что за кошмарный день? Почему всё сразу на нее вывалилось? Ведь всё шло хорошо и на работе, и дома. И ей