Том 1. Пять недель на воздушном шаре. С Земли на Луну. Вокруг Луны - Жюль Верн

Подводные лодки, хотя и несовершенные, бесконечно уступающие кораблю капитана Немо, существовали уже давно. Корабль по имени «Наутилус», могущий спускаться на морское дно, плавал в открытом море за четверть века до рождения писателя. Еще в 1777 году английский военный фрегат «Орел» был атакован американской подводной лодкой «Черепаха». В гражданской войне между Северными и Южными штатами полуподводный корабль «Ханли» торпедировал двенадцатипушечный шлюп «Хаузатоник» с командой в триста человек. Но все эти даже незрелые создания техники применялись исключительно в военных целях: буржуазное общество не нашло для них другого приложения.

Со времени опубликования романа «Двадцать тысяч лье под водой» прошло уже восемьдесят пять лет, техника неимоверно шагнула вперед, и подводное плавание из первых попыток и романтической мечты превратилось в обыденность. Почему же именно подводное судно Жюля Верна, единственный из всех «Наутилусов», построенных до и после него, не стареет до сих пор? Почему роман французского писателя все еще не потерял своего обаяния, почему он привлекает сердца молодежи и в наши дни?

Роман этот, как и все лучшие произведения Жюля Верна, жив своими героями и в первую очередь образом создателя чудесного «Наутилуса» капитана Немо.

Немо — не просто командир корабля. Он не только гениальный изобретатель и инженер, не только географ и натуралист. Он — пламенный защитник свободы, враг рабства и колониального угнетения.

« - Вы любите море, капитан? — спрашивает его профессор Аронакс.

— О да, я люблю его, — отвечает Немо. — Море не принадлежит деспотам. На его поверхности они еще могут сражаться, истреблять друг друга, повторять весь ужас жизни на суше. Но в тридцати футах под водой их власть кончается. Ах, профессор, живите в глубине морей! Только здесь полная независимость, только здесь человек поистине свободен, только здесь его никто не может угнетать!»

В этом романе подводный корабль из орудия смерти и истребления превратился под пером писателя–гуманиста в нечто вроде пловучей лаборатории. Жюль Верн хотел, чтобы наука открыла человечеству новый, подводный мир, более обширный, чем все материки вместе взятые.

Пафос применения любой, даже самой разрушительной техники для мирных целей был для творчества Жюля Верна не нов: он одухотворил романы, посвященные полету на Луну. В книге «Двадцать тысяч лье под водой» этот пафос прозвучал с особой силой.

Империя Наполеона III, которую Жюль Верн ненавидел, стояла перед глазами писателя все годы его парижской жизни. Он не мог уйти от этой действительности ни в облака, ни в полярные страны, ни в подземный мир, ни в межпланетное пространство, ни в глубину океана. Не мог, да и не пытался: со страниц его романа о капитане Немо звучал простой и ясный голос его героя, зовущий к защите свободы:

«До последнего вздоха я буду на стороне всех угнетенных, и каждый угнетенный был, есть и будет мне братом!»

Сокровища, разбросанные по дну океана, капитан Немо собирал не для себя:

« - Кто вам сказал, что я не делаю с их помощью добрых дел? Я знаю, что на земле существует неисходное горе, угнетенные народы, несчастья, требующие помощи, и жертвы, взывающие о мести! Разве вы не понимаете, что…

Тут капитан Немо умолк… Но я уже и так все понял. Каковы бы ни были причины, заставившие его искать независимость под водой, он прежде всего оставался человеком. Его сердце обливалось кровью от страданий человечества, и он щедрой рукой оказывал помощь угнетенным народам».

Судьба всех порабощенных, но борющихся народов была близка окутанному тайной капитану Немо, и лица борцов за свободу всегда смотрели на него со стен его кабинета. «Это были портреты исторических деятелей, посвятивших свою жизнь какой–либо великой идее. То были портреты борца за свободу Польши Костюшко, Боцариса — Леонида современной Греции, О’Коннеля — борца за независимость Ирландии, Георга Вашингтона — основателя Северо–американского союза, Линкольна, павшего от пули фанатика–рабовладельца, и, наконец, мученика за дело освобождения негров от рабства Джона Брауна, вздернутого на виселицу…»

Среди этих имен нет ни одного француза. Но разве мог Жюль Верн прямо говорить о борьбе за свободу Франции в ее самые черные дни? Ведь он хорошо знал, что ждало в наполеоновской империи человека, осмелившегося воскликнуть: «Да здравствует Республика!»

Однако и эти запретные слова прозвучали со страниц романа. Далеко не случайно в роман вставлена история корабля «Марселец», погибшего в 1794 году в неравном бою с английской эскадрой. Это никак не связано с приключениями профессора Аронакса, но в названии корабля современники читали запретное слово «Марсельеза», а голос капитана Немо, восхищавшегося подвигом моряков первой французской республики, звучал в этой главе на всю Францию.

Профессор Аронакс, герой романа, знал и другое имя погибшего корабля — имя, которое ему дала Республика.

« - Мститель! — закричал я.

— Да, господин профессор, «Мститель»! Прекрасное имя! — прошептал капитан Немо, скрестив руки…»

Идеи утопического социализма находят наиболее яркое выражение в трилогии Жюля Верна, особенно в ее последней части.

Мы уже указывали, что сильное впечатление на Жюля Верна произвели идеи Сен—Симона. Вероятно, от него писатель заимствовал великую веру в науку, способную, как ему казалось, изменить весь политический строй общества.

Фурье раскрыл перед писателем величие творческого труда, освобожденного от принуждения и эксплуатации и воедино слитого с творческой мыслью. Роберт Оуэн, отправившийся за океан, чтобы основать там коммунистическую колонию, был для Жюля Верна таким же дорогим именем, как Этьен Кабе, автор социального романа–утопии «Путешествие в Икарию». В книге Кабе писатель увидел светлый облик будущего коммунистического общества, не знающего политического и экономического угнетения. Но утопист Кабе не видел сил, способных создать это общество, и уповал лишь на доброе согласие всех.

Франко–прусская война и Парижская Коммуна были теми событиями, которые всколыхнули Жюля Верна и заставили его пересмотреть свое мировоззрение. Война развеяла его пацифистские иллюзии об интернационале ученых, без помех и борьбы создающих светлый, справедливый мир. В дни Коммуны он увидел гигантские силы, таящиеся в народе, в пролетариате — главной движущей силе и гегемоне революции. При подавлении Коммуны версальцами он увидел звериное лицо буржуазии, яростно расправившейся с пролетариатом.

Последняя часть трилогии «Таинственный остров» вышла в свет уже после падения Второй империи.