Крушение Германской империи. Воспоминания первого канцлера Веймарской республики о распаде великой державы, 1914–1922 гг. - Филипп Шейдеман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За этими указаниями последовали более продолжительные прения, главным образом, о причинах, которые могли бы побудить часть германской социал-демократии не голосовать против кредитов, а затем обсуждался вопрос о том, можно ли рассчитывать на однородную позицию фракций в смысле воздержания от голосования. Доводы, которые могли быть приведены с германской стороны в пользу голосования за кредиты, отошли в этих дебатах на второй план, потому что они лежали на одной линии с доводами, которые французские товарищи приводили в пользу своего голосования за кредиты. Среди французских товарищей, как казалось, не было вовсе течения в пользу голосования против военных кредитов. Наши французские товарищи смотрели на Францию, в случае вовлечения ее в войну, как на объект нападения со стороны германского милитаризма и считали, что Франция окажется поэтому в положении, отличном от Германии. По их мнению, партия должна будет голосовать за кредиты, ибо, в случае нападения со стороны германского империализма, подверглись бы опасности французские либеральные традиции, и Французской Республике пришлось бы вести борьбу за свое существование. Правая часть марксистского крыла французской партии была вполне солидарна с левой. Вопрос рассматривался под углом жестокого нападения со стороны германского империализма, и в этом положении партия признавалась обязанной предоставить французскому отечеству средства защиты.
Когда в течение прений один из товарищей особенно резко и возбужденно заявил, что в случае возникновения войны большинство французского народа будет считать виноватой Германию, я также решительно выступил против этого товарища с защитой германской точки зрения.
Германские социалисты привыкли говорить правду своему правительству в самой резкой форме. Это хорошо знает Интернационал. Совсем недавно мы публично выражали нашему правительству жесточайшие упреки в том, что перед предъявлением австрийского ультиматума Сербии оно недостаточно подумало о значении ультиматума для Германии. Но теперь положение сложилось бесповоротно, и дело обстоит так, что величайшая опасность грозит из Петербурга. Если панславистской партии удастся провести мобилизацию, война неизбежна. Мы твердо убеждены, что Вильгельм II и Бетман-Гольвег искренне работают на пользу сохранения мира. Последние недели, когда уже был известен австрийский ультиматум Сербии и приходилось считаться с возможностью войны, я посетил Среднюю и Южную Германию. Нигде не слышал я ни одного дурного слова, направленного против Франции. Но сплошь и рядом в широчайших партийных кругах в Германии придерживаются того взгляда, что в случае возникновения мировой войны вина за нее падает на Россию и что Франция в состоянии устранить мировую войну, оказав на Петербург достаточное давление для сохранения мира.
В течение дебатов, характеризуя различные тенденции и направления, представленные, по моему мнению, в германской партии, я должен был особо подчеркнуть доводы, говорящие против голосования за временные кредиты, потому что, не находя никакого отклика во французской партии, они должны были, тем не менее, учитываться при стремлении создать единую позицию в обеих странах. Особое усилие я должен был направить на то, чтобы установить, есть ли хоть какая-нибудь вероятность склонения французской фракции к воздержанию при голосовании. Так как речь шла о тенденциях и течениях, я высказывал только свое личное мнение и подчеркивал, что сам я не принадлежу к фракции и при оценке силы отдельных настроений в ней принужден руководствоваться общими моими сведениями о позиции фракционных товарищей в тактических вопросах. В течение всей этой беседы по вопросу о воздержании при голосовании у меня было такое впечатление, что отдельным товарищам кажется сомнительной самая допустимость прений по этому вопросу. Поэтому, в конечном счете, встал вопрос том, не будет ли в конце концов германская партия голосовать за кредиты. В этой связи я заявил, в качестве своего личного мнения, что при возможности воздержания при голосовании в обоих парламентах я считаю исключенным для германской партии голосование за военные кредиты.
Гюисманс был того мнения, что Германия потому должна учитывать возможность воздержания при голосовании, что положение ее иное относительно положения Франции и России и что германская фракция должна иметь в виду особое отношение к России.
Самба резюмировал обмен мнений в том смысле, что, ввиду различных течений в германской партии, французская парламентская фракция также вынесет на обсуждение воздержание при голосовании, чтобы таким образом прийти, может быть, к единой позиции французской и германской фракций. При этом он, однако, подчеркнул, что соответствующее обязательство представляется невозможным, так как за фракцией должна быть сохранена свобода решения. Я поспешил объяснить, что и у меня нет полномочий говорить от имени германской фракции, которая определит свою позицию на будущей неделе.
По общему положению вещей, я считал возможным сделать такое заявление, так как тогда очень считался с возможным решением фракции в пользу воздержания при голосовании. Я переоценивал в то время силы противников принятия кредитов и, кроме того, вовсе не допускал, что фракция не вынесет на рассмотрение вопроса о воздержании при голосовании.
Все изложенное было в значительной части сказано дважды, так как в Париже состоялось два заседания: одно в палате депутатов, другое в редакции „Юманите“. Второе заседание было созвано потому, что желали привлечь ряд товарищей, которые не могли участвовать в первом; так, на втором заседании были Тома и Компер-Морель, тогда как Гед и Вайян не могли прийти ни на одно. Общее течение прений не оставляло никакого сомнения в том, что французская фракция будет голосовать за кредиты. Я тогда же доложил фракции рейхстага об этом своем определенном впечатлении. Переговоры решено было не предавать гласности, и в ту же ночь я покинул Париж. По предложению Лонге наши французские товарищи хотели снабдить меня французским паспортом, который обеспечил бы мне возвращение в Германию. Я отказался, однако, от того, чтобы соответствующие хлопоты были предприняты перед Вивиани.
Настоящий доклад написал 8 марта 1915 года после того, как Ренодель высказался о моем посещении Парижа в „Юманите“ от 26 февраля 1915 года. Доклад написан по памяти, потому что, ввиду неустойчивости положения, делать заметки в пути было невозможно. Я, вероятно, не выбрался бы из Франции, если бы при задержании меня в Мобеже не сказал, что приехал в Париж на похороны Жореса, но по совету моих французских друзей, ввиду политических событий, уехал, не дождавшись погребения».
После доклада Мюллера прения продолжались. Я записал о них в своем дневнике следующее:
«От имени президиума говорили: Давид — за принятие кредитов, Гаазе — против. Затем в следующем порядке: Молькенбур — за, Ледебур — против, Фишер — за,
