Верните вора! - Андрей Белянин

— «Каждому просящему у тебя — дай», — слишком вольно трактуя Библию, припомнил Лев. — Тем более мужу!

— Золотые слова… Но попробуй объяснить их истинный смысл женщине?!

Разговор соскальзывал в привычную для мужчин колею и требовал вина. Увы, толстый чайханщик возмущённо замахал руками, грозно расколотил поднос, трижды прочёл молитву против шайтана, но запрещённый алкоголь так и не выдал. По цвету его носа было заметно, что он тихонько злоупотребляет в одиночку, прикрыв лавочку и разогнав клиентуру, но делиться не станет, хоть с ним дерись…

— У нас в Москве такая исламская кафешка прогорела бы за месяц! Слушай, а хоть танцы живота здесь показывают?

— Ну если только сам хозяин станцует. Попроси его.

— Не-э, я не согласен! — Мигом представив себе небритого раздевающегося толстяка с волосатым пузом, Лев решительно поднялся и потянул за шиворот домулло. — Пошли поищем самую низкопробную забегаловку и отпразднуем моё возвращение не по-пионерски!

— Вах, неужели ты имеешь в виду вино, девочек, приятных глазу, «укус пчелы» и прочие нарушения шариата?! Я с тобой!

Они щедро сыпанули на дастархан горсть медных монет и только-только вышли наружу, как на улице были моментально атакованы высоким тощим евреем в нижней рубахе и коротких белых подштанниках. За его спиной сурово топтались два незнакомых стражника. Оболенский впервые пожалел, что уголовная этика не позволяет убирать свидетелей. Крючконосая «жертва» с пейсами спалила его на корню, как шкодливого котёнка…

— Ага, теперь ты попался! И вот он, злодей! Вот он, хватайте его, о доблестные стражи, и да будет вам награда от Всевышнего!

— Ты обещал нам сто таньга, если мы найдём твою одежду, — строго поправили стражники.

Лев открыл было рот, но Насреддин бесцеремонно захлопнул его ему метким тычком кулака снизу.

— Дай мне поразвлечься. Недаром сказано: «Кто имеет медный щит, тот имеет медный лоб». Итак, о мои собратья по службе, я первый поймал вора! По чести половина обещанных денег должна принадлежать мне.

— Воистину сам шайтан задержал нас… Треть денег твоя, о собрат по оружию!

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Вот поймал как-то Джек-петушитель Джека-потрошителя да как начал менять ему ориентацию…

— Отойдём в сторону, братья, и честно решим наши дела, Всевышний любит справедливость.

По знаку Ходжи вся компания отошла на задний двор, где Оболенскому пришлось разоблачиться и быстренько вернуть все украденные вещи. Молодой еврей радостно приоделся в своё традиционное платье, и вот тогда началась обещанная трагикомедия. Начал, разумеется, сам режиссёр, он же сценарист, он же исполнитель главной роли, он же продюсер, он же… В общем, всё как у Михалкова.

— Иудей, тебе вернули твои одежды. Отдай же нам обещанные сто таньга, дабы мы с братьями разделили их, — величественно пропел Ходжа, поправляя сползающий набок шлем.

— Конечно, конечно, конечно… Ай, у меня же был кошелёк! Вот тут, в кармане. Нет, таки он в другом. Ах нет, в поясе… О Яхве, где мои деньги?!

— Нам это неведомо, — вместе со стражниками кивнул домулло. — Но заплати нам обещанное, ибо мы сдержали слово!

— Да, да, да… Но как? У меня нет денег, они были в моей одежде, то есть когда она была моей, — засуетился еврей, но быстро прозрел: — Так ведь наверняка этот бесчестный тип украл их! Он украл и мой кошелёк!

— Обыщите его, братья.

Два стражника быстро облапали стоящего голышом Оболенского и, разумеется, ничего не нашли. Ещё бы, искомый кошель кошерных денег давно пригрелся за пазухой Насреддина…

— Ничего нет.

— Вай мэ, что же делать? Если честный стражник перестанет получать заслуженную награду за свой труд — небо огорчится, а мир перевернётся!

— Да ведь вам и так платят жалованье с наших налогов, вымогатели, — громко вякнул еврей и прикусил язык, но поздно.

— Как смеешь ты, немусульманин, осуждать наше законное право на обещанные благодарности, подношения и награды?! — грозно обрушились на него все трое стражников. (Одного можно было поставить в кавычки, но суть-то от этого не менялась.) — Это установление самого Всевышнего! Если мы не будем брать, то кто будет? Верни нам наши честные таньга, о хитроизворотливый иноверец!

Далее по сценарию бедный еврейский юноша битых двадцать минут с пеной у рта доказывал, клянясь священной Торой и бородой пророка Моисея, что он вовсе не это имел в виду, и если стражникам так нравится брать взятки, пусть берут ради аллаха, таки кто он такой, чтоб их в этом упрекать?! Вот тут он по-настоящему понял, что опять сболтнул лишнего, но как удержаться, если спор — вторая натура еврея…

— Вай дод, какими чёрными словами он оскорбил нас! Его гневные речи кислотой выжгли мне сердце, взволновали желчь и опустили печень. — Ходжа не стал сдерживать фальшивых слёз и одним красивым жестом добил сочувствующую публику. — Братья мои, а того ли мы поймали? Этот человек даже не знает, где карманы на его одежде и есть ли в них кошелёк с нашими таньга?

— Воистину, — переглянулись стражи.

— Эй, что за… Это я! Я пострадавший! А он у меня украл одежду! Он у меня, а не я у него! Вы что, совсем ослепли?!

— Молчи, иблис лукавый! Все иудеи на одно лицо, — бесстыже соврал герой народных анекдотов, визуально обобщив широкоплечего блондина Льва и стройного чернокудрого семита.

В один миг его заставили раздеться, вернуть вещи, облачили в них Оболенского, который в знак благодарности почтительно обнял «мудрого слугу закона» и, «получив» деньги назад, без проблем одарил стражей аж по динару на каждого. После чего все праведные вопли типа «Так вот же он, мой кошелёк!» уже не имели веса. Молодого еврея безбожно кинули, да ещё и добавили плюшек за «клевету и оскорбление честных людей»…

Таким образом Багдадский вор начал свой чёрный путь по Бухаре с добросовестного или бессовестного ограбления трудолюбивого клана ростовщиков. А поскольку ислам запрещает правоверным давать в долг под проценты, то мой друг даже не понял, на какую могущественную и страшную организацию он задрал лапку. Его такие мелочи никогда не волновали…

— О мои братья по оружию, ведите этого низкого лжеца в иудейские торговые ряды. Если и там он не будет узнан — киньте в зиндан бесстыдника, оскорбляющего наш нелёгкий труд.

— А куда пойдёшь ты, брат? — спросили стражники, по ходу дела связывая руки не прекращающему ругаться на иврите (и, как мы понимаем, ни в чём не повинному) молодому еврею в подштанниках.

— Завершу свой обход базара. Быть может, мне удастся найти ещё одного нарушителя спокойствия, наказав его на пару лишних таньга.

— Лишних таньга не бывает.

Резюмировав очевидное, слуги закона кивнули Ходже и невежливыми пинками погнали несчастного на опознание в еврейский квартал.

— Что с ним будет? — чисто из вежливости спросил Оболенский.

— Оправдают и откупят деньгами, — равнодушно отмахнулся Насреддин. — Мы же в Бухаре, а не в Багдаде. Здесь не принято сажать на кол человека, у которого есть чем платить.

— Коррупция, значит?

— Она самая, Лёва-джан.

Определившись с основной общегосударственной проблемой, соучастники спокойненько отправились на поиски верного Рабиновича. Данный эпитет к ослику прилагался довольно часто, причём из уст обоих владельцев. Что, согласитесь, уже само по себе было нелогичным — ведь если оба твоих хозяина уверяют друг друга в твоей преданности им, то кто-то один наверняка ошибается. А в случае с Рабиновичем, похоже, ошибались оба. Меж тем лопоухий «слуга двух господ», цокая новенькими подковками, шествовал себе меж торговых рядов, высокомерно кося по сторонам на крикливых продавцов и суетящихся покупателей. Базар кипел, бурлил, шумел грозовым прибоем, неумолимо и ярко, словно жил своей собственной жизнью, отдельно от всего мира и сам вмещая в себя весь мир. Люди всех национальностей и возрастов, всякой веры и цвета кожи сливались в единое живое море, колышущееся, не затихающее ни на мгновение, торгующее, покупающее, лгущее, обманывающее, всучивающее, достающее, расхваливающее, обвиняющее, поющее, рыдающее, смеющееся, бьющее себя кулаками в грудь, ибо «клянусь Аллахом, это лучшие персики по обе стороны океана, а ткани моего соседа годны лишь на то, чтобы шайтан подтирал ими свою порочную задницу… Персики купи, да!». Что отвечал на это сосед, не стоит даже воспроизводить, так как мои книги читают и дети. Послушаем лучше других, ведь на базаре главное — слово…

— Женская кожа! Лучшая женская кожа! Башмачки, плащи, кошельки, сапожки из женской кожи… ай! Почему дерёшься, хозяин?! А-а… Продажа изделий из кожи ДЛЯ женщи-и-ин! Сразу надо было сказать, зачем сначала палкой по голове…

— Ай, уважаемый, подходи сюда! Купи плов, кушай плов, вкусный плов, полезный плов, из лучшего риса, с мясом молодого барашка, с морковью, луком, тмином, изюмом и горохом нут! Покупа-ай! Что сказал? Ты уже покушал плов? Где?! Вон там?!! Вай мэ-э… надеюсь, они тебя отравили…