Феникс (СИ) - Колышкин Владимир Евгеньевич

   Георгий кончил с каким-то истерическим оргазмом, словно Инга была первой женщиной за много лет его отшельнической жизни. Возбуждение его было столь велико, что он еще минут пять трудился над всхлипывающим телом Инги, пружинно распластанном на кухонном столе; трудился усердно, без остановок и задержек, как его учила когда-то женщина из Болатово, далекая теперь и, вероятно, давно умершая, - и замер только тогда, когда смолк самый громкий вскрик-стон Инги, и пока она не открыла уже совершенно трезвые глаза. - Ух-х! Ну мы даем копоти, - сказала Инга, тяжело дыша, полностью расслабляясь. - Даже муж мой не отведывал на этом столе подобного блюда... А он был, в свое время, гурман известный.

   - А как насчет других столов? - осведомился Георгий, стоя прямо и поглаживая ноги лежащей навзничь женщины, его птенчик все еще нежился в ее теплом гнездышке.

   - И других столов тоже не было, хотя не скажу, что других мужчин не было вообще. Но в целом, я женщина целомудренная. Только вот сегодня я загуляла, сегодня я блуду...

   - Ах, ты моя, целкомудренная блудница! - почти пропел Георгий, наклонился и укусил за еще не утративший твердость сосок Инги.

   - Хулиган, сказала Инга, поднимаясь.

   Она осталась сидеть на столе, и они крепко обнялись.

   - Я не хулиган, - отверг Георгий, целуя Ингу в закрытые глаза. - Я просто старый... потрепанный жизнью художник.

   - Ты старый конь, - поправили его. - Помнишь, у Пушкина: "Куда ты скачешь, гордый конь?.."

   - И где отбросишь ты копыта?.. - смеясь, докончил художник и меланхолически продолжил: - Знаем, знаем - старый конь, который не портит борозды, но, увы, глубоко не пашет.

   - Ага - не глубоко! - вскинулась Инга. - Глубже некуда. Все мне там разворотил... И всю меня залил. Можно подумать, ты с Рождества не имел женщины...

   - С Покрова, с Покрова дня прошлого года. Или позапрошлого. Точно не вспомню.

   - Бедняга. Ну ничего, мы наверстаем упущенное. У нас еще вся ночь впереди. (Георгий усмехнулся.) Надеюсь, что это, - она постучала по столу, - был только аперитив?

   - Об чем речь! Само собой, моя радость, - похвастался Георгий, впрочем, не без основания. Сегодня он чувствовал небывалое вдохновение. Вот что значит, молодая любовница!

   - Зер гут! - резюмировала Инга, нахватавшаяся в Бадене немецких словечек. - Тогда будем пить кофе. Достань новые чашки, а я схожу в ванную... Пусти меня, "мой конь ретивый".

   - Рад стар-р-раться, Ваше Величество! - верноподданнически вытаращив глаза, заорал Георгий.

   - О! Меня уже короновали, - засмеялась Инга, - тогда я приму душ.

   - Погоди-ка, что это у тебя на плече? - спросил гость, взяв хозяйку за руку и внимательно рассматривая маленькое коричневое пятно, похожее на трилистник. - Какое интересное у тебя родимое пятно... Словно клеймо фирмы "Адидас"? - Он засмеялся было, но резко оборвал себя, поняв, что оплошал.

   - Я не знаю, откуда оно у меня появилось. Раньше его не было. Я обнаружила его, когда загорала на пляже. Думала, просто обожгла на солнце, ан нет... цветочек этот остался... Как лилия у Миледи... С тех пор мой изверг меня так и называет... а меня это ужасно бесит.

   - Еще раз прости меня, я не знал, - повинился Георгий. - Но, в общем-то, это ведь не смертельно. Подумаешь, родимое пятно! Бывает хуже...

   - Лучше бывает чаще, чем хуже., - засмеялись они, уткнувшись лбами и носами друг в друга.

   Она убежала в ванную, а Георгий выключил чайник, во всю кипевший, так что прекрасный заморский кафель на стене обливался слезами. Потом он сходил в туалет, оборвал приличную портянку пипи-факса и привел себя в порядок. Полюбовался на стерильной чистоты финский унитаз, подумал и застолбил его. После этого вернулся в кухню, вымыл руки с мылом и протер стол тряпкой, смоченной в горячей воде. Как преступник, уничтожающий следы своего присутствия на месте преступления.

   Больше делать было нечего, и он, закурив сигарету, подошел к незашторенному окну. Сеял мелкий, как через сито, дождичек. Город погружен был в кромешный мрак. Только в соседнем доме напротив, этажом выше, ярко горел свет в одном окне, очевидно тоже на кухне. И там, тоже у окна, стояла женщина, лет тридцати. Дом был близко, и Георгий отлично ее видел. Женщина какое-то время смотрела на Георгия, потом, очевидно смутившись, сделала вид, будто высматривает кого-то внизу на земле. Но кто там мог быть - в мокрых кустах, глухой ночью.

   "И давно она тут стоит? - задал себе вопрос Георгий и застыдился. - Боже ты мой, она все видела... А мы - ни свет не выключили, ни шторы не задернули. Устроили шоу на столе, на потеху всем соседям...

   Когда женщина вновь посмотрела в его сторону, Георгий сделал ей знак рукой, привлекая внимание, после чего приложил палец к губам.

   - Ты ничего не видела, поняла? - сказал он.

   Та никак не отреагировала, отошла от окна и выключила свет. "Обиделась, - подумал он, - решила, что я зову ее устроить групповуху". - Ну дела, я веду себя, как форменный идиот!

   - С кем ты разговариваешь? - поинтересовалась Инга, выходя из ванной. Она была с мокрыми волосами, в белом махровом халате, вся такая чистенькая, хоть сейчас ее снимай в рекламном клипе.

   - Да с теткой одной, вон из того окна... Только сейчас она ушла спать, а до этого, по-моему, наблюдала за нами. Ты ее знаешь?

   - Бог с тобой! Откуда? она ведь живет в соседнем доме. А это значит - в другой галактике. Я из своего-то подъезда не всех жильцов знаю...

   - Но она тебе не подгадит, как ты думаешь?

   - Брось, не бери в голову, а бери в руки... чашки. Бери чашки и расставляй.