Ожидающий на перекрестках - Генри Олди

Третьей была девушка от цветочных храмов Сиаллы-Лучницы. Вернее, она была первой, потому что заразилась проказой, а это не сразу проявляется. Я ни разу в жизни не встречался с ней, но культ Сиаллы Страстной, как правило, процветал, а Лайна с некоторых пор закатывала мне сцены, если я подходил к святилищам любви ближе, чем на три полета стрелы. Так что я мог себе представить красоту и неутомимость Мифотворицы хотя бы по тому, что даже Варна – Предстоящая Сиаллы – была прекраснейшей из виденных мною женщин, хотя как раз ей-то особой красоты, в общем, и не требовалось.

…Что-то в этой эпидемии было не то. Не те болезни, не то время, и вообще… Я поежился и передернул лопатками, ощутив призрачный холодок стального лезвия. Или стального взгляда. Чьего?… Ответа не было. Да я и не ждал ответа.

– Чего ты хочешь от меня, Лайна? – тихо спросил я. – Я не смогу один работать на вас всех. А на Махишу и Трайгрина я вдобавок и не хочу работать.

– Варне плохо, Сарт… Очень плохо. Культы Эрлика и Инара устойчивы, веры в душах людей и без новых мифов хватит на первое время, а вот с Сиаллой-Лучницей дело обстоит гораздо хуже. Ее храмы уже сейчас начинают превращаться в бордели. И Варна-Предстоящая страдает не просто от голода. Это выглядит так, словно новорожденного младенца накормили бараньей похлебкой с бобами и перечным порошком.

Я молчал. Я слушал. Иногда раньше я задавал себе вопрос – что происходит с Предстоятелями, когда угасает вера в их бога? Куда ушли Стоявшие перед остывшими алтарями?… И почему их алтари остыли? А золы становилось все больше…

– Ты поедешь в Фольнарк, в местный храм Сиаллы. Мне больно отдавать тебя, Сарт, даже на время, но больше некому подготовить для Варны нового Мифотворца. Причем не одного, а сразу двоих… впрочем, подробности тебе сообщат на месте. Мы пока продержимся, только – прошу тебя, гордый и дерзкий чужак – поторопись!…

Я подошел к ней вплотную и постарался не отпустить этот влажный, ночной, измученный взгляд.

И не отпустил.

– Это ты придумала – я имею в виду поездку и обучение?…

– Да.

– А остальные Предстоятели согласились? Чтобы именно я ехал, учил и прочее?…

– Да.

– Все? Не лги мне, Лайна…

– Не все. Ты же знаешь характер Махиши… Он считает, что тебя надо убить и переждать смутное время на голодном пайке.

– За что же он так ненавидит меня?

– Это не ненависть, Сарт. Это страх. Деятельный, агрессивный страх… Он считает, что ты неспроста выбрал в Доме именно ту комнату, в которой живешь. И неспроста до сих пор жив…

Я оглядел свою комнату, словно видел ее в первый раз. Девять шагов вдоль, семь – поперек. Окон нет. Стол с инкрустациями горных пород дерева. Кровать. Три табурета. Тумбочка, стенной шкаф и престарелый тюльпан в вазе…

И последние слова Лайны. Махиша боится… похожий на буйвола Махиша, Предстоятель яростного Инара – Владыки Молний…

– Это безумие, – недоуменно прошептал я. – Комната, как комната. Ничего особенного…

– Она не меняется, Сарт. Все в Доме-на-Перекрестке меняется, а она – нет. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

Я еще раз оглядел комнату.

– Слушай, Лайна… А действительно – почему она не меняется?

– Не знаю, – испуганно ответила Лайна, Предстоящая Матери-Ночи Ахайри.

6

…Когда она ушла – а это произошло отнюдь нескоро – я всю оставшуюся ночь бродил по комнате, как пораженный лунной горячкой, и все ждал, ждал…

И ничего не дождался. Потом я обнаружил у ножки стола небольшое ручное зеркальце в медной оправе, дико обрадовался – вот оно, изменение! – схватил зеркальце и понял, что его обронила Лайна. Из гладкого овала на меня глянул я, но какой-то не такой я, не соответствующий моему раздерганному состоянию. Мне даже показалось, что тот, который улыбался в зеркале, знает нечто скрытое, о чем мне лишь предстоит узнать; и поэтому он втайне сочувствует мне, морща длинный кривой нос и поджимая твердые губы…

А потом я проснулся. Вещи уже были собраны; я сунул в поклажу ночное зеркальце и направился вниз. Цепкие кривые когти сжали мое левое плечо, и клюв Роа чувствительно прищемил мне ухо. Беркут недовольно кряхтел, вертелся и спустя минуту так заорал на ждущую внизу лошадь, что мне стоило большого труда успокоить бедное животное.

На переметной суме моей лошади была криво прилеплена записка. Всего три слова.

«Тебе нужна охрана?»

Контур Дома за спиной зыбко качнулся, намекая на то, что с ответом медлить не стоит.

Я достал перо, раскрыл дорожную чернильницу и кое-как примостил обрывок на колене. «Нет», – написал я, подумал, зачеркнул написанное и неожиданно для самого себя вывел слова, о которых не подозревал еще секунду назад:

«Нужна. Слепой Эйнар, бывший Мифотворец Махиши».

Порыв ветра вырвал из моей руки клочок пергамента, завертел и понес прочь. Роа попытался было ухватить его клювом, промахнулся, и я успокаивающе огладил его взъерошенные перья.

Мы уезжали в Фольнарк.

СКАЗКА, УБИТАЯ НА РАССВЕТЕ

«…Мне снилось – мы умерли оба…»

7

– Стой. Как ты оказался здесь, чужак?

Я послушно остановился и принялся рассматривать служителей храма в Фольнарке, преградивших мне путь. Выражение их лиц поражало единообразием и шло по нарастающей: хмурое, очень хмурое, совсем хмурое и настолько хмурое, что последний мог быть только предводителем. Вот ему-то я и предъявил свои верительные грамоты.

Пока он придирчиво копался в бумагах – все, как одна, поддельные, но тех, кого надо, наверняка уведомили, а остальным и такие сойдут – я изучал предхрамовый сад и даже преуспел в этом, впав в тихую, меланхоличную расслабленность.

Все вокруг – включая портал здания – выглядело старым, заброшенным и оттого донельзя милым. Налет запустения был подобен патине на древней чеканке, разросшиеся вокруг пышные кусты лоренны благоухали розовыми соцветиями; чуть поодаль, у крохотного пруда, стояла мраморная статуя богини в окружении прелестных изваяний, сочетавших в себе фривольность и смирение – я оценил изысканность поз, невольно покачав головой, и на дне каменных глаз Сиаллы полыхнули лукавые огоньки.

Предусмотрительность Лайны оказалась выше всяких похвал – провинциальный храм как нельзя лучше подходил для подготовки будущих Мифотворцев. А телосложение богатырей-служителей даже несколько озадачило меня, но я тут же сообразил, что после Празднеств Богини остаются дети – вернее, получаются дети – и самых крепких мальчиков наверняка воспитывают при храме.

– Меня зовут Ратан, – глава караула вернул мне бумаги и пожал руку, после чего я понял, что в детстве Ратан был очень крепким мальчиком. – Я предупрежден о… твоем приезде. Следуй за мной.