Как и почему лгут дети? Психология детской лжи - Николаева Елена Ивановна

– Сколько вам лет, миссис Бентли?

– Семьдесят два.

– А сколько вам было пятьдесят лет назад?

– Семьдесят два.

– И вы никогда не были молодая и никогда не носили лент и вот таких платьев?

– Никогда.

– А как вас зовут?

– Миссис Бентли.

– И вы всю жизнь прожили в этом доме?

– Всю жизнь.

– И никогда не были хорошенькой?

– Никогда.

– Никогда-никогда за тысячу миллионов лет? – В душной тишине летнего полудня девочки пытливо склонялись к старой женщине и ждали ответа.

– Никогда, – отвечала миссис Бентли. – Никогда-никогда за тысячу миллионов лет».

Все-таки иногда ложь – действительно лучшее решение проблемы, особенно когда мы имеем дело с детьми.

Русский язык, отражающий культуру людей, на нем говорящих, дает нам дополнительные подсказки. В нем существует то, чего нет во многих языках, например, в английском. У нас есть правда разного рода. Например, у нас есть «истинная правда», которая, соответственно, предполагает, что правда может быть и неистинной.

Правда бывает подлинной (линка – это кусок кожи, который вырезали со спины во время пытки, чтобы узнать правду), чистой (человека бросали в воду, и если он всплывал, то был не прав, а если тонул, то был прав), подноготной (когда что-нибудь засовывали под ногти все ради той же правды), голой (представьте себя голым на Соловках в окружении комаров или на морозе) и т. д. Таким образом, большая часть «названий» правды связана с пытками.

Есть правда настоящая, сущая – и это вновь заставляет задуматься над тем, что такое несущая и ненастоящая правда. Итак, правда бывает множественной (а вовсе не одна), но какой-то подозрительной ввиду методов, используемых для ее получения. Это как рыба не первой свежести. Где-то есть рыба (и она является свежей), но еще есть рыба первой, второй и разной другой свежести. Возникает ощущение, что правда, полученная под пытками, никак не может быть «первой свежести».

Помимо этого существует также полуправда. Это когда что-то является правдой, а остальное – нет. Но, может, тогда это уже ложь? Например, на бутылке написано «водка», а внутри – технический спирт. Опять же встает вопрос: когда правды половина, это еще правда, а когда правды одна треть – это уже неправда? Если в бокал качественного вина налить треть чего-то другого, это будет вино? Например, подросток говорит, что сдал экзамен, но при этом не говорит, что все списал. Или, как в романе «Два капитана» Вениамина Каверина, человек утверждает, что был близким другом капитана Татаринова, но не говорит, что своими действиями убил его.

И только русский язык дает возможность выбирать между «поступать по совести» и «по закону», а потому каждый действует в рамках своего собственного видения конкретной ситуации. Но существуют культуры, где такой дилеммы нет, поскольку нет такого понятия, как совесть. А потому люди поступают однозначно – по закону. Нельзя забывать еще об одной замечательной вещи. До XVI века в русском языке слово «ябеда» означало «судья» и имело положительное значение. Но видно такова уж практика судейского дела в нашей стране, что это слово изменило свой смысл на противоположный и стало обозначать «напраслину» и «наговор».

Ложь тоже бывает не одного «сорта». Ложь бывает во спасение (правда, не понятно, во спасение кого, – возможно, того, кто лжет), белая ложь (когда вы говорите человеку, что он прекрасно выглядит, чтобы его не обидеть, а в душе думаете, что «в гроб людей краше кладут»), ложь во благо (например, врач не говорит больной женщине, что она умирает от рака. А у женщины маленький ребенок и она умирает, не оставив ребенку квартиры, не назначив опекуна и т. д. Кому от такой лжи благо?). И уж совсем замечательный вид лжи – святая ложь (интересно, как святые относятся к такому определению?). Александр Куприн (1985) в одноименном рассказе очень точно ее охарактеризовал: «Святая ложь – это такой трепетный и стыдливый цветок, который увядает от прикосновения». Наконец, существует благородная ложь. Еще Платон полагал, что в хорошем государстве правитель будет лгать людям, чтобы всем было хорошо. Судя по всему, правителям всех времен и народов эта философская мысль пришлась по душе.

Оказывается, что правду добывают под пытками, а большая часть лжи встроена в тело культуры, причем в самые трепетные его части.

Напрашиваются два вывода: родители хотят, чтобы дети были с ними честны, хотя сами позволяют себе другое поведение; родители хотят, чтобы дети были честны с ними тогда, когда это нужно самим родителям, но при этом были хорошо адаптированы в культуре, где ложь – необходимый компонент жизни.

Но это означает, что родителей не волнует вопрос правдивости ребенка. Их задевает его ложь только по отношению к ним в определенный момент. Они хотят, чтобы ребенок, как и взрослый, соотносил слова с контекстом, в котором они произносятся. Но как давно мы сами узнали, что правда в одних условиях равносильна лжи в других? Более того, не этому ли мы учимся каждый день всю жизнь?

Это не значит, что нет правды и лжи и не надо стремиться говорить правду. Однако прежде чем решить, как воспитывать детей, мы должны осознать, чего мы добиваемся от ребенка, что хотим получить в результате. Рассуждая о правде и лжи, мы должны помнить, что многое определяется условиями, в которых происходит действие. И соотнесение слов с контекстом событий, в которых они произносятся, – сложная наука, которую каждый познает постепенно, по мере расширения опыта.

Все это позволяет сделать важный вывод: родителей волнует не ложь ребенка, а внезапное осознание отсутствия интимности в отношениях с ним, допущение ребенка, что, приспосабливаясь к этому миру, можно быть неискренним с близкими. Родителей ужасает то, что ребенок пренебрегает самым важным качеством семейного благополучия – доверием.

Это действительно крайне болезненное ощущение по двум причинам. Во-первых, сплоченность любой семьи определяется именно возможностью интимности, доверия, задушевности. Все эти слова разным способом описывают открытость другому человеку, а значит, предсказуемость действий каждого члена семьи. Предсказуемость же позволяет видеть перспективу и управлять проблемными ситуациями. Именно поэтому интимность является центральной составляющей любви. Доверие к миру (хотя бы в узких рамках семьи) позволяет нам идти вперед в надежде на положительный результат, преодолевать трудности и созидать что-то новое, поскольку мы знаем, что позади – надежный тыл. Отсутствие доверия создает ощущение опасности, снижает этот исследовательский и созидающий потенциал, направляя силы не на поиск новых путей и возможностей, а на защиту флангов и ожидание непредвиденного.

Доверие и интимность не появляются внезапно. Они взращиваются – не словами, а поступками, почти физическим ощущением плеча, на которое можно опереться, или сомкнутых в объятии рук, от присутствия которых становится легко и спокойно. Именно поэтому для малышей так важны прикосновения близких, от которых они черпают силу и уверенность для познания мира.

То, что это так, подтверждается основным способом, позволяющим научить ребенка не врать. Ребенок, в котором заложено доверие к родителям, который обрел узы привязанности к ним, крайне дорожит этим. Как только он осознает, что ложь будет стоить ему этого доверия, он предпочтет говорить правду, чтобы сохранить его. Это не означает, что он никогда не будет лгать. Он будет лгать в крайних случаях, тогда, когда будет думать, что содеянное им может повлиять на крепость уз доверия. Но если отношения между детьми и родителями не столь доверительны, а в большей мере сухи и холодны, то управлять ребенком возможно только путем наказаний, и тем более жестких, чем меньше доверия в семье. Но и это не будет гарантией правдивости отпрыска.

Во-вторых, неискренность ребенка создает у взрослых ощущение непредсказуемости, утраты контроля. Если родитель знает, что происходит в семье, он может планировать ее будущее и свою жизнь. Но если каждый член семьи что-то утаивает или искажает, предсказательная сила взрослых падает, и семья подвергается значительному риску.