Выстрел на Большой Морской - Николай Свечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Владимир Николаевич, в министерстве за последние два года никаких важных бумаг не пропадало?
Ламздорф нахмурился:
— Насколько важных?
— Протокол с французами о подготовке оборонительного союза, подписанный покойным императром.
— Откуда вы вообще знаете о его существовании? — вскочил с кресла граф. — Боже мой, Боже мой! Если немцы пронюхают, что есть такой документ — может случиться всё что угодно!
— И даже война?
— И даже война. Не завтра, конечно, но самый первый шаг для её подготовки будет сделан. Нынешний государь крайне неохотно пролонгировал «Союз трёх императоров», и только на три года. Он совершенно не верит австриякам и с трудом терпит германцев. Зерно истины в этом есть: с тевтонами России нечего делить, а вот между нами и Австро-Венгрией стоят Балканы. Учитывая маниакальную цель всей русской внешней политики — проливы — мы уже встали на рельсы большой европейской войны. Отобрать проливы у Турции можно, только победив саму Турцию. А там куча славян под пятой! и то же самое у австрияков. Выпустив славян из турецкой клетки, мы неминуемо вступаем в неразрешимый конфликт с Австро-Венгрией. Ведь покорённые ею племена чехов, словаков, русинов также захотят свободы. Короче говоря, путь на Константинополь лежит через Вену. А это означает войну и с Берлином! Германцы же никогда не позволят России уничтожить дружественную им, немецкоговорящую империю и стать в итоге повелительницей Балкан. Если это понимаем мы с вами, ещё лучше сие понимает Бисмарк. Война между нами тремя — лишь вопрос времени. Мы начали зондировать в сторону Франции. Немцы немедленно расценили это как начало охлаждения в отношениях. Они уже очень насторожены и начинают готовиться к худшему. А у нас словно нарочно Катков раздувает антигерманскую истерию при попустительстве властей!
— Так что насчет протокола?
— Скажите правду: откуда вы узнали о его существовании? Во всей империи его читали только три человека: покойный государь, наш министр Гирс и я.
— Где сейчас протокол?
— За моей спиной, в секретном сейфе.
Ламздорф поднялся, обошёл кресло и постучал по дубовой панели стеновой обивки, в которой виднелось едва заметное отверстие для ключа.
— Вы уверены, что он там?
Граф самодовольно улыбнулся:
— Не смешите меня, Павел Афанасьевич! Такие бумаги хранятся сверхстрого. Их выдаю лично я и только по письменному распоряжению министра. Упоминаемый вами протокол ни при каких обстоятельствах не мог покинуть этого шкапа!
— Владимир Николаевич. Не обижайтесь, ради Бога, моим недоверием, но не могли бы вы прямо сейчас в этом убедиться?
Ламздорф озадаченно смотрел на Благово, не находя, что ответить. Потом хмыкнул, снял с брегетной цепочки крохотный ключ, отпер сейф, закрыл его от посторонних глаз спиной и начал копаться. Через три минуты поисков он развернулся к сыщику — на нём не было лица.
— Павел Афанасьевич!! Это… катастрофа! Имеете вы сведения о его нынешнем местонахождении?
Благово рассказал графу о письме Юрьевской, найденном им в квартире Макова. Ошарашеный чиновник побежал с этой новостью к Гирсу, а статский советник вернулся в департамент. Оказалось, что там его уже сорок минут ожидает некий господин в серой визитке. Лицо господина показалось Благово знакомым.
— Да-да, мы встречались на Гороховой. Позвольте представиться: помощник делопроизводителя сыскного отделения петербургского градоначальства коллежский асессор Скиба.
— Да, господин Скиба, припоминаю. Кажется, Максим Вячеславович? Прошу пожалуйста без церемоний.
— Польщён, Павел Афанасьевич; точно-с так.
— Чем могу служить? Вас, видимо, прислал Виноградов?
— Увы, Павел Афанасьевич, я пришёл к вам не по приказанию начальства, а в тайне от него. Понимаю, как некрасиво это звучит, но… Вы ведь сегодня интересовались у Виноградова Сашкой-офицером?
— Да.
— И вас уверили, что тот сидит под замком?
— Да. А что, не сидит?
— Нет, Сашка действительно с середины февраля пребывает в подследственной камере Казанской части. Там есть такой коридор на третьем этаже, окнами во двор; в нём четыре камеры, и все они закреплены за сыскным отделением. И сторож при них тоже наш, он состоит в штате отделения, а не части.
— И что далее?
— Далее то, Павел Афанасьевич, что Беклемишев отлучался за эти дни из камеры. Но не для допроса. Он числится лично за Виноградовым и по его запискам несколько раз отпускался на волю безо всякого конвоя. А потом под утро возвращался.
— Хм… Он агент Виноградова?
— Позвольте напомнить, Павел Афанасьевич, что Сашка-офицер убийца. Может ли он быть полицейским осведомителем? Вор, мелкий мошенник — не спорю; сам их вербую дюжинами. Но убийца!
— Согласен, Максим Вячеславович, это было бы чересчур. Куда же он тогда уходит? И что связывает начальника сыскной полиции с «мокрушником»?
— Вы ничего… э-э… такого не слышали о Виноградове?
Благово нахмурился.
— Слышал, конечно. О вашем начальнике давно уже дурное поговаривают. Будто бы приставы всех частей Петербурга носят ему денежную дачу. А ежели кто отказывается, то в этой части резко возрастает количество краж со взломом, грабежей и даже убийств. Статистика быстро ухудшается, пристав попадает в опалу у градоначальника и может лишиться должности. А сыскная полиция ищет преступников очень неспешно и всегда безрезультатно. Так?
— Истинная правда, к сожалению.
— Вот это да! И все молчат?
— Так ведь недоказуемо! Ну, залезли в квартиру, в другую; ну, сломали их с десяток — и что ж? Какая тут связь с Виноградовым?
— Но связь есть?
— Конечно, есть. Все «иваны» и «мазы», родские[6] воровских шаек ему хорошо известны. Он их вызывает и говорит: надо поработать в Александро-Невской части, особливо в её третьем участке. Действуйте смело и никого не бойтесь: я вас искать не стану. После седьмой квартиры закругляйтесь и переходите в Коломенскую часть.
— Неужели это действительно возможно, Максим Вячеславович? Чтобы начальник сыскной полиции — и руководил ворами!
— Нельзя сказать, что он ими действительно руководит. У преступников свой промысел, у него свой. Правильнее утверждать, что существует область совместных интересов. Если градоначальник прикажет Виноградову поймать, к примеру, «ивана» Савелия Чижова по кличке Дубовый Нос, то он его арестует. И Дубовый Нос на это не обидится: служба есть служба, ему велели — он исполнил. Но при возможности вместе заработать эта парочка легко договорится. С начальником сыскной полиции выгодно дружить!
— Давно так у вас?
— А вот как Путилин ушёл в отставку, так сразу и началось.
— Иван Дмитриевич знает об этом?
— Конечно, знает — Виноградов всегда был его любимчик.
— И молчит?
— Молчит. Сам этим не занимался, когда был при должности, но Ивану Александровичу уже и тогда всё дозволялось.
— Понятно… Путилин при Трепове поднялся, поэтому так к этим делам равнодушно относится. Трепов за годы своего градоначальства украл три миллиона рублей — и ничего… Но вернёмся к Сашке-офицеру. Он-то квартирными кражами не занимается?
— Да, эта птица другого полёта. Но мне доподлинно стало известно, что в ночь с 28 февраля на 1 марта, когда умер Маков, Сашка уходил из камеры. По очередной записке Виноградова.
Благово стукнул себя кулаком по колену и не удержался, выругался:
— Скотина! Значит, инобытия[7] у Беклемишева нет?
— Нет. Не готов утверждать, что именно он застрелил Макова, но в камере его в ту ночь не было до самого утра.
Благово встал.
— Вы можете подать об этом рапорт?
Скиба тоже поднялся.
— Это невозможно! Сведения получены мною от сторожа секретных камер Панибратова. Проболтался… по пьяному делу. Но Панибратов хорошо прикормлен начальником отделения и письменных показаний, конечно, не даст. В каком виде я тогда предстану? Написал бездоказательную кляузу…
— А приставы? Они могут подтвердить факт денежных поборов со стороны Виноградова. Сколько можно это терпеть?
— Господа приставы сами дерут будь здоров! Если начнётся следствие, то выяснится, что они перетаскали в сыскное суммы, много превышающие их годовое жалование. Где они их взяли? Всё с тех же мазуриков. Нет, поднимать шум никому не выгодно. Меня сделают козлом отпущения и выкинут со службы, а после полицейской — сами знаете — никакой другой службы уже не найдёшь. Все шарахаются от нас, как чёрт от ладана.
— Я вас понял. Поищем другой путь. А пока вот что, Максим Вячеславович. Не желаете ли перевестись в Департамент государственной полиции? Имеется вакансия чиновника по особым поручениям шестого класса.
— Почту за честь, Павел Афанасьевич! А то уж никаких сил нет смотреть, что у нас в сыскном отделении творится, и ничего поделать не могу!