Выстрел на Большой Морской - Николай Свечин

— Ну, Наталья Ивановна дама всё ещё видная и притом весьма бойкая. Полагаю, это она окрутила нашего гусара, а не он её. Притом учтите: в Николае Николаевиче двенадцать вершков росту[3]. Многим это нравится. К тому же георгиевский кавалер, полковник лейб-гвардии Гусарского полка, а главное, двоюродный брат государя. Есть чем увлечься увядающей женщине.

— Но он-то, он-то куда?

— У них это в обычае, — ответил вице-директор.

И Плеве, и Благово хорошо знали, сколь развращена императорская фамилия. Николай Николаевич Старший первый подавал сыну хороший пример: он уже много лет жил с бывшей балериной Числовой и имел от неё четверых детей. Жена его, великая княгиня Александра Петровна, не стесняясь никого, путалась в это же время с киевским викарием. Супруга младшего брата императора, Владимира Александровича, заразила мужа сифилисом! Она открыто изменяла ему со всеми по очереди адъютантами и, кстати, состояла в давней связи с тем же Николаем Николаевичем Младшим. Жена великого князя Михаила Николаевича, Ольга Фёдоровна, спала с воспитателем своих семерых детей генералом Петерсом, а её муж прижил на стороне незаконную дочь от некоей девицы Серебряковой. Не отставал от родни и брат государя великий князь Алексей Александрович. Будучи холостым, он сильно увлекался балеринами и имел вдобавок сына от знаменитой своим цинизмом фрейлины Жуковской, дочери известного поэта.

— Ну, эта версия наименее вероятна, хотя и её мы обязаны проверить до конца, — сказал Благово. — У нас ведь есть люди в окружении Николая?

— Как не быть. Я распоряжусь, чтобы их прислали к вам для беседы. Согласен, это маловероятно, но нужно убедиться. А вот другое письмо…

Благово взял второй лист, и лицо его приняло брезгливое выражение. Короткая записка была написана рукой Екатерины Михайловны Долгорукой, жены покойного государя. Адресатом оказался германский посол генерал Швейниц. Юрьевская предлагала в этой записке купить у неё за пятьсот тысяч рублей секретный протокол о заключении между Россией и Францией оборонительного союза! Светлейшая княгиня сообщала, что её супруг забыл документ в их спальне в день смерти, и она оставила его себе «на всякий случай».

— Я сегодня же повстречаюсь с графом Ламздорфом[4] и выясню, насколько это серьёзно, — пообещал Благово, и добавил ехидно: — Не удивлюсь, если наши дипломаты не заметили пропажи столь важной бумаги.

— И, наконец, третья версия, — Плеве подтолкнул своему вице-директору неопрятный лист гостиничной почтовой бумаги, исписанный мелким писарским почерком. — Что скажете на сей предмет?

Это было письмо некоего Рупейто-Дубяго Павлу Демидову князю Сан-Донато. Один из богатейших людей России, князь профессионально бил баклуши, не будучи занят на государевой службе. Корреспондент именовал его «братом второй степени» (?) и просил разрешения «тряхнуть тут, в Москве, одного рогожца, что дружит с террористами, а деньги сдать в кассу Дружины».[5] Помимо самого разрешения на акцию, автор письма требовал прикрытия от московской полиции, причём в весьма развязном тоне.

— «Брат второй степени». Хгм… Вячеслав Константинович, это что, пресловутая «Священная дружина»?

— Увы, она самая.

— Как мог Пашка Демидов занимать там начальственную должность? Он же глуп, как бревно. Кто ему доверил?

Плеве молчал.

— А ещё говорят, у них Боби Шувалов ходил в штаб-офицерах?

— От нашего министерства дружину курировал Оржевский. Полагаю, он и даст вам все необходимые разъяснения, — сухо ответил директор.

Благово, как человек очень осведомлённый, знал, что в 1881 году было создано добровольное тайное общество по защите особы государя. Инициатором выступил личный друг Александра Третьего граф Воронцов-Дашков, нынешний министр двора. В общество, названное «Священной дружиной», вошло несколько сот человек, преимущественно служилое чиновничество и военные. Время тогда было смутное, силы террористов преувеличивались, и за жизнь помазанника Божия всерьёз опасались. В таких условиях в дружину вступило немало порядочных людей, разуверившихся в законных способах борьбы с крамолой. Павлу Афанасьевичу тоже предлагали членство, но он отказался. Позже до него стали доходить слухи о том, что «Священная дружина» быстро выродилась в объединение проходимцев вперемешку с недотёпами. Великосветские дилетанты увлечённо принялись играть в тайных агентов; жулики всех мастей примазались к секретным фондам. Сведения о дружине просочились в печать, поскольку горе-конспираторы рассказывали о «тайном» обществе даже извозчикам… Злоязычный Салтыков-Щедрин публично высмеял добровольных охранителей, назвав их «Клубом взволнованных лоботрясов». Начались скандалы. Какие-то тёмные личности разъезжали по стране, приходили к губернаторам, показывали им странные бумаги и требовали отчёта и денег. В конце концов ситуация сделалась невыносимой и, усилиями Победоносцева и графа Толстого, дурацкое общество было ликвидировано. В ноябре 1882 года государь распорядился закрыть «Священную дружину» и произвести ревизию её расходов (на которые сам в своё время выделил миллион из собственных средств). Мог Маков в период активности лоботрясов подцепить, путём перлюстрации, какую-нибудь серьёзную тайну? Конечно, мог. Народ там был гнилой; версия ничуть не хуже двух предыдущих.

— Итак, — резюмировал Плеве, — подозрения об убийстве бывшего министра мы должны немедленно донести до сведения его сиятельства. Не сомневаюсь, что он столь же быстро доложит наши соображения его величеству. Поскольку по одной из версий проходит супруга Оржевского, придётся держать эту линию расследования от Петра Васильевича в тайне.

— Слушаюсь.

— Вы уверены, что петербургское сыскное не зацепило ничего серьёзного?

— А они и не искали. Виноградов человек опытный; думаю, он заметил отсутствие нагара на халате Макова, но ничего об этом не заявил. Зачем ему нераскрытое убийство, уводящее в столь опасные высшие сферы? А тут такая удобная версия: проворовался, попался и… Но если бы вы видели его молельню!

— А бумаги, изъятые Виноградовым из несгораемого шкапа? Вдруг там ещё с полдюжины подобных писем?

— Тогда мы скоро узнаем это от градоначальника. Но я сомневаюсь. Иначе не нужен был бы тайник.

— Будем надеяться, что не появится с той стороны новой грязи; будет нам и этой вдосталь. Что у вас сейчас на главном плане, Павел Афанасьевич?

— На главном плане — два высочайших повеления: о фальсификации мяса и об убийствах в Конногвардейском полку.

Плеве пригорюнился. Действительно, оба дела, уже порученные им Благово, находились на столе у государя и он торопил с их расследованием. Первое касалось великого княжества Финляндского. Общеизвестно, что по всей Финляндии издавна существовал нехороший обычай. Как только у крестьянина там падало животное — всё равно, корова или лошадь, и всё равно, от болезни или старости — как его тот час же покупали и везли в Петербург. Существовал целый преступный промысел по поставке мяса павших животных в колбасные заведения столицы. Всё великое княжество участвовало в нём без зазрения совести, а следствием было развитие в Петербурге пищевых отравлений и заразных болезней. Когда под Рождество захворало на Охтах сразу более пятидесяти человек и следы опять привели к финской падали, терпение государя лопнуло. Видя, что градоначальство не справляется с этой напастью, он поручил дело департаменту полиции. Благово уже съездил в Гельсингфорс, переговорил с тамошней полицией и сейчас шерстил наиболее нетребовательные из колбасных заведений. Оказывалось так, что заправляли всем русские, а точнее ярославцы, составляющие в столице самое влиятельное землячество.

Второе поручение было ещё хуже первого. На Успенье в подвалах цейхгауза Конного полка, что возле Почтамта, было обнаружено при ремонте печей сразу восемь разложившихся трупов. При одном из них, женском, оказался молитвенник на английском языке. Это сразу навело сыщиков на мысль, что в числе убитых состояла и та молодая англичанка, что пропала в столице год назад. Следствие двигалось медленно из-за сопротивления полкового начальства, которое поддерживал командующий округом великий князь Владимир Александрович. Выявились страшные вещи: конногвардейцы уже много лет по ночам открыто грабили и убивали прохожих возле своих казарм, торговали потом вещами со своих жертв, а офицеры это покрывали! Руководили делом прожжённые сверхсрочнослужащие вахмистры. Будучи в фаворе у начальства, они держали в кулаке весь полк, а не хотевших молчать душили. Когда кольцо несчастной англичанки обнаружилось в ломбарде и хозяин его показал на конногвардейцев, государь повелел не церемониться ни с кем. Было арестовано десять человек и появились уже первые признательные показания, но до завершения следствия было ещё далеко.