Реквием по любви. Грехи отцов - Людмила Сладкова

самых глубин души. Ничего поделать не смогла. Не было сил сдерживаться. Ничего уже не соображала.

— Бл*дь... Выброси уже моего сына из головы! Не думай. Не терзай себя!

— Может, мне еще и сердце из груди вырвать? А? Чтобы легче и быстрее… Вы жену не бросили что-то!

Его пальцы впились в нее, причиняя вполне реальную боль.

— Лиза!

Предостерегающе и грозно.

— Я пытаюсь. Ясно вам? Пытаюсь! Но это… это хуже ломки. Вам не поня…

— Ошибаешься. Я понимаю.

Схлестнулась с ним взглядом и утонула в эмоциях. Искренних. Настоящих.

Мужчина позволил их увидеть, не скрываясь за привычной маской холодности и равнодушия. Сожаление. Тоска. Невозможность повлиять на ситуацию. А также… необъяснимая нежность. Всего на несколько секунд Похомов обнажил перед ней душу, но этого оказалось достаточно, чтобы остудить свой пыл. Взять под контроль бушующие нервы. Неловко прокашлявшись, посмотрела смело и в упор.

— Извините.

Аркадий Михайлович задумчиво прищурился:

— Иногда я совершенно забываю, что тебе всего лишь двадцать…

— Это я забываю, с кем разговариваю. И мне… стыдно потом. Всякий раз.

Мужчина хмыкнул:

— Сильная девочка, однако. Заслуживаешь уважения.

Лиза сдержанно улыбнулась. Хотя внезапно захотелось прыгать до потолка и громко смеяться – добилась уважения своего свекра! Чем – непонятно. Да и неважно. Главное, итог. Без него в природе не существовало бы и Димы…

— Так что с ним? — Спокойно. Почти шепотом. — Пожалуйста.

— Черти адовы! Да что с ним станется? — последовал разгневанный ответ. — С утра до вечера в делах с головой, даже матери позвонить ему некогда. А ночи… Ночи в своем клубе проводит. На пару с Соколом горькую хлещут да баб еб… только и успевают менять.

Лиза дернулась, вырывая свои пальцы из его ладони.

Прикосновение жгло. До крови прикусила губу.

Нет! Нет. Что он такое говорит?

Однако дыхание уже сбилось, выталкивая из легких мучительный стон.

Не в силах поверить в услышанное, зажмурилась. Даже если ей в глотку вылили бы сейчас ведро растворителя, боль оказалась бы ничтожной по сравнению с чувством, в клочья разрывающим грудную клетку. Лишь одна мысль отрезвляла, удерживая на грани, и не давала впасть в беспамятство – однажды похожая ситуация уже была. Тогда девушка поверила своим глазам. На деле же все оказалось совсем иначе. Взгляд упал на правую руку, в солнечных лучах сверкнуло кольцо.

«Будь умницей! Моя!»

Его голос настойчиво звучал в голове, вселяя уверенность. И безграничное доверие. Лизавета судорожно вздохнула полной грудью. Едва распахнула веки, наткнулась на глубокий, сканирующий взгляд. Что он хотел увидеть? Слезы? Истерику?

…Рано или поздно Прокурор или же Похом устроят вам очную ставку. Столкнут лбами и посмотрят, как друг на друга реагируете. Как их приказ исполнили…

— Может… оно и к лучшему, — прохрипела чужим голосом. — Быстрее… быстрее… а, неважно!

— Олененочек?

— Все хорошо. Правда. Если он сможет, то и я… тоже, — уткнулась взглядом в потолок. — Так… для чего мне необходимо ехать с вами?

Несколько секунд он молчал, явно обдумывая что-то.

— Где твой паспорт, Лиза? В твоих личных вещах мы его не нашли. Забыла на съемной хате? Наведаемся туда.

Выброс адреналина в кровь был запредельным.

Черт!

Шестеренки в голове завращались с неимоверной скоростью, придумывая правдоподобный вариант ответа. Что сказать, не выдавая тем самым ни себя, ни Дмитрия?

— А зачем вам мой паспорт? — настороженно поглядывая, следила за собеседником исподлобья. Не мигая.

— Загранку тебе сделать.

— Прямо сейчас? В смысле – к чему такая спешка?

— Он может понадобиться тебе в любой момент. Перестань перечить.

— Как скажете, — Оттянуть момент, конечно, можно. Но что они будут делать, когда, взяв в руки ее новый паспорт, Аркадий увидит там свою фамилию? — Зачем нам на кладбище?

— Ну, так… — мужчина замялся и продолжил более холодно и отстраненно, — ни разу у родителей не была… не по-людски все же.

— У отца только. У мамы-то каждый праздник, даже…

Лизавета замолчала на середине фразы. Спрятав лицо в ладонях, истерически расхохоталась. Осознание собственной глупости оказалось болезненным.

— Мама похоронена с ним? — озвучила скромные умозаключения.

— Именно.

— Тогда… чью могилу я оплакивала все эти годы?

— Она пуста. Чистой воды бутафория.

Бабушка вскрикнула, хватаясь за сердце:

— Господи! Отец наш небесный… да как же это? Как? Я же своими руками доченьку земле придавала!

— Сразу же после погребения и перезахоронили, Валентина Степановна. Ты уж не серчай. Да только такова воля Маринкина была.

Голова шла кругом. По вискам точно отбойным молотком орудовали.

Она даже поморщилась.

— Есть ли хоть одно событие в моей жизни, Аркадий Михайлович, к которому вы не приложили руку?

— Полагаю, вопрос риторический. Уверяю, лучше заняться насущными делами. Собирайся. Не тяни время. Путь не ближний. Вполне реально опоздать на прием.

— Какой прием? — ответила бездумно.

— Знамо дело. К гинекологу.

— Что?

Взбодрилась девушка мгновенно. Словно в чан с родниковой водой ее окунули с головой и вынырнуть не позволяли.

— Твой дядя желает убедиться, что ты чистая. Без приплода. Впрочем, и мне знать необходимо.

— Я не беременна!

— В таком случае тебе нечего бояться.

Ее затрясло. Что за беспардонность? Как можно такие личные вопросы обсуждать при посторонних? Хоть Матвей и молчал, слышал-то мужчина прекрасно. Еще и взглядом вперился, того и гляди дыру просверлит. Было неловко и стыдно. Хоть сквозь землю провались! Жаль только, Похомов этого не замечал. Или же попросту игнорировал.

— Откуда в тебе подобная уверенность? — продолжил он, будто непринужденную беседу вел. — Вы предохранялись?

— Не…нет! Ни разу.

— Тогда ты не можешь знать наверняка.

Это уже голос Верещагина разрезал пространство, точно нож кусок масла.

Сухой. Колючий. Даже злой.

От неприятных ощущений передернула плечами в надежде скинуть с себя столь тяжелую энергетику.

— О том и речь. Ты проверишься.

— Хорошо, — пошла на компромисс. — Но в больницу не поеду. Просто в следующий раз привезите мне тест на беременность. Не хочу лишать вас спокойного сна. А потому уверяю, волноваться не о чем.

— Ты говорила, они неточны.

— Я соврала. К тому же защищала подругу. Простительно.

Казалось, спустя целую вечность Похом кивнул. А в ее душе поселились сомнения. Из-за гормональных сбоев ее цикл всегда был нестабильным, с постоянными задержками. И довольно длительными. На этом же фоне не вызревали фолликулы,