Реквием по любви. Грехи отцов - Людмила Сладкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему Дима настаивает на нем? Ты же можешь показать мне пару приемов? Разве этого недостаточно?
Мужчина улыбнулся:
— Я-то покажу, не вопрос. Только мне до брата далеко. Он же многих наших парней натаскивает по самообороне и рукопашке в целом. Борзый не просто так Матвея выбрал. Они прекрасно знают достоинства друг друга. Хоть никогда и не признают этого.
Оставалось лишь обреченно выдохнуть. Лизе не хотелось заниматься с ним. Совершенно. Все внутри протестовало. Настоящий и бесконтрольный бунт в сознании.
— Хорошо, — сказала вслух, борясь с собой. — Я попробую.
* * *
Было далеко за полдень. Бабушка прилегла на часок. А Лиза, устроившись в летней беседке с деревянным столом и резными лавками, принялась изучать содержимое своей находки. Пока никто не видел, закинула кольцо, подаренное Похомовым, внутрь коробки. Даню сменил Матвей. Она предусмотрительно попросила мужчину остаться на крыльце, чтобы в этот интимный момент побыть одной. Долгое время изучала небольшую стопку фотографий. Своеобразная история семьи. Несколько снимков отца. Совместные фото их с мамой. И даже Лиза попала на некоторые. В душе щемило. Вроде и слово себе дала – не плакать более, однако чувства были на пределе. Девушка вибрировала от напряжения, как натянутая струна. Жестоко. Там они живы и счастливы. А здесь, в настоящем, их уже нет.
«Дышать! Нужно просто глубже дышать…»
Далее в руки ей попался небольшой блокнот, сплошь и рядом исписанный иностранными фразами. Ничего не скажешь, мама была сентиментальной – вела личный дневник, хоть и умело шифровала содержимое. Запечатанные письменные конверты с жирными цифрами «один» и «два» девушка отложила в сторону. Тут же потянулась к небольшой круглой коробочке. Открыла и ахнула. Аккуратно срезанный пучок волос.
Не рыжий! Темный. Частичка отца…
Дрожащим пальцем прикоснулась и прохрипела севшим голосом:
— Мягкие!
На дне лежали золотые украшения с камнями. Кольца. Серьги. Браслеты. Не битком, как в пиратском сундуке с сокровищами, но по нескольку пар. Один предмет явно выделялся. Мужской перстень. Столь огромный, что в нем поместилось бы полтора Лизиных пальца. Рассматривая изделие, она грустно улыбалась. Тоже папино. Казалось, будто сейчас, в этот конкретный момент, происходит воссоединение семьи. Сердце в груди уже отбивало торжественную барабанную дробь. Уверенно, ничего более не опасаясь, Лизавета вскрыла конверт под номером один.
«Моя душа… мой воздух…
Если ты читаешь это письмо, значит, все хорошо. Просто пришло время. Либо же наоборот – очень плохо, и поиск ответов обусловлен необходимостью. А меня нет в живых. Молю Господа, чтобы вариант оказался первым. Но особых надежд не возлагаю… он давно меня не слышит.
Что-то надвигается, доченька. Нутром чувствую. Будто… Кир все крепче обнимает. А я, как прежде, млею… теряю волю и поддаюсь, делая решительный шаг к нему навстречу.
Потому и собрала в одном месте всю важную информацию, которая поможет тебе в дальнейшем во всем разобраться. Пришлось перестраховаться – большинство записей сделано на немецком. Как жаль, что ты не питаешь к языкам такой же страсти, как я. Тем не менее придется постараться и перевести их. Не ленись. И будь осторожна. Никому не доверяй. О втором письме никто не должен знать, милая. И, Лиза, родная… если в твоей жизни все хорошо, не читай его. Не лезь в эту трясину. От нее не отмыться. И прежней уже не стать. Хорошенько подумай!
Сколько раз ты задавала вопрос, от которого я захлебывалась в собственной агонии и сбегала, не в силах унять терзающую сердце боль. Банальное – где мой папа – оборачивалось для меня самой настоящей истерикой. Знаю, виновата. Собой в те моменты не владела. Только и по сей день ничего не изменилось, Лиза. Без него я умираю… снова и снова. А потом вдруг оживаю. Когда слышу требовательное – мамочка! Ты – смысл моей жизни, родная. Все, что я когда-либо делала, имело лишь одну цель – защитить тебя!
Твой отец был бандитом. Вот и сказала. Да, тяжело принять. Но такова правда. Уголовником. Жестоким и беспринципным. Бескомпромиссным. Со всеми.
Но не со мной. Я знала его настоящим. Таким, каким не знал даже родной брат. А когда у нас ты родилась… Боже! Как же он любил тебя, Лиза. Клянусь, я ревновала! С таким трепетом прикасался, что душа замирала, и время останавливалось. У Кира тряслись руки рядом с его кнопочкой. Он так тебя называл – кнопка. Лишний раз сжать боялся своими сильными ручищами.
Как забыть это, дочка? Как вычеркнуть из памяти?
Никогда не забуду и нашу первую встречу. Никогда!
В тот самый миг я видела свою смерть. Свою погибель. Свою бездну. В его глазах...
Тонула в них, не в состоянии совладать с эмоциями, и понимала – принадлежу. Отныне и до последнего вздоха. Это конец. Присвоил. Заклеймил. Поработил. Не словом. Одним лишь взглядом! Кто-то назовет это безумием. Одержимостью. Проклятьем. Я же зову любовью...
Не спеши судить, родная! Я противилась чувствам что было сил! Ведь знала, кто он. Знала, что нельзя. Понимала. Да только проиграла. Лишь в его руках оказалась – и пропала! В своей любви мы были эгоистичны и свирепы. Желая разделить друг с другом вечность, совершенно не думали о последствиях. А платить приходится всегда. Всегда. Забавно, ведь я ни о чем не жалею. И ни за что не отказалась бы от него, даже под дулом пистолета. Лучше смерть. Смерть, с его именем на устах. Но то моя судьба… моя карма. Не твоя.
Ты же, Лиза, должна выжить. Что бы ни происходило. Как бы судьба ни испытывала! Нормальная мать сказала бы – держись подальше от неприятностей. Я же говорю – борись за свое счастье. Никто не имеет права отнять его у тебя. Ты – дочь Черчилля! «Не прогибайся – требуй» – слова твоего отца. Мы рядом. В твоем сердце. Люблю… всегда!»
Руки тряслись. Чтобы не закричать, Лиза до крови губу прикусила.
Понимая, что все – слез сдержать не сможет, спрятала лицо в ладонях.
— Я буду бороться, — шептала бессвязно, раскачиваясь в позе душевнобольного человека. — Обещаю. Я буду. Он ответит… ответит. За все, что сделал с вами. С нами.
— Тише! — раздался успокаивающий голос прямо над ухом. — Тише, моя хорошая. Не надо плакать. Пожалуйста.
Она не сразу сообразила, что Матвей сидит рядом и крепко прижимает к ее себе.
