Братские узы - Денис Лукашевич

— С моей внешностью найти хорошую умную компанию весьма затруднительно, а пить в одиночку я считаю первейшим признаком алкоголизма. — Щелкнула пробка. Господин Грубер разлил по трем бокалам остро пахнущую светло-коричневую жидкость. — Причем такой великолепный напиток. В древности говорили, что боги употребляли некий нектар, чтобы оставаться бессмертным. Наверное, они имели в виду этот коньяк.

Братья приняли из больших уродливых рук со сросшимися средними и безымянными пальцами по бокалу. Первым решился попробовать Марко. И чуть не выплюнул обратно. Жидкость имела отвратный вкус — обожгла небо и скользнула огненным валом по пищеводу дальше. Будто кислоты глотнул.

Он с усилием заставил себя улыбнуться.

— Отлично! — прохрипел Марко.

— Пробирает, да? — Грубер подмигнул ему, залпом опрокинул свой бокал. — Божественно! Бумаги будем оформлять, или достаточно устного соглашения?

— А то, — Веллер благоразумно не стал пить коньяк, поставил его на столешницу. — Мы уважаем закон.

— А закон в моем лице уважает вас.

Глава 2. К вопросу о божественном провидении

Далеко внизу, у подножия скалистого холма, вилась узкая полоска пограничной реки. Сверкала девственной голубизной на солнце. А рядом черной кляксой примостился небольшой домик с покосившейся печной трубой, шест с поникшим в утреннем безветрии бело-золотым знаменем. Марко взглянул через подзорную трубу — простой деревянный цилиндр, стянутый медными кольцами. Линзы удерживались внутри замазкой из древесной смолы. Даже простейшие оптические приборы были большим дефицитом, несмотря на кажущуюся развитость технологий мира после Ядерного Рассвета, кое-что так и осталось забытым или недостижимым. А за эти линзы, откопанные в одном из хранилищ, братьям пришлось выложить немалую сумму, как и за изготовление подзорной трубы по довоенным рисункам и обтрепанному учебнику классической оптики.

Услужливые линзы мигом увеличили домик и все, что его окружало: золотой вычурный крест, вышитый на белом полотнище, ружейная пирамидка и четверо пограничников в серых мундирах. Беззвучно пылал костерок и парил закопченный котелок.

Нетрудно догадаться, что с настоящей опасностью пост сталкивался нечасто, а, может быть, и никогда, только иногда забредали сюда под осень мутанты с недалекой Дрезденской пустоши.

— Ну что там? — Веллер закончил перебирать вещи, которыми их снабдили Груберовы люди: два короткоствольных автомата без прикладов, по пять магазинов на каждый, несколько гранат, примитивных, как полено, но достаточно эффективных, чтобы оторвать кому-то глупую башку, и, конечно же, любимые и ценимые родные пистолеты: вороненая «кобра» и блестящий пижонский револьвер. По глубокому убеждению Веллера, такое оружие отвлекало и сбивало с толку врага, давая неоценимое преимущество. Плюс два увесистых тесака.

— Четыре солдата. Расслаблены.

— И все? — Веллер напялил маскировку: черный плащ с глубоким капюшоном и широкими рукавами и четки: залитые свинцом бронзовые шарики, соединенные продетой сквозь них цепочкой.

Такими можно было и хорошенько приласкать, при везении — лишить глаза. Поговаривали, что монахи Ордена Святого Казимира Странника — миссионеры Сан-Мариана, «благосклонно» поделившиеся одеждой с людьми Грегориуса Грубера, специально учатся обращению со своим своеобразным оружием. Но, как известно, пуля не уважает ближних схваток и предпочитает бить издалека.

Одежда была широкой, и под нее легко спряталось оружие и амуниция. Верный старый пыльник нашел свое пристанище в поясной сумке, свернутый в тугой комок. Веллер проверил еще раз все застежки и ремни, чтобы в самый неподходящий момент ничего не вывалилось, не звякнуло и не лязгнуло.

— Знаешь, а вполне неплохо. Даже удобно. — Веллер пошевелил плечами, обтянул плащ.

— Захотелось податься в монахи? — Марко облачился в черное одеяние также обстоятельно, как и брат, но прибавил к образу и обтерханную библию в кожаном переплете.

— А чем плохо? — хмыкнул Веллер. — Спокойная, размеренная жизнь…

— И никакой выпивки, нет женщин и курева…

— Мда, об этом я как-то не подумал. Готов?

Марко кивнул, и они оглядели друг друга. На поросшем травой холме стояли два монаха с донельзя благостными физиономии. Обветренная кожа и грязноватый загар указывали на то, что священнослужителям пришлось исколесить немало дорог в деле распространения истинной веры.

Хорошо, что осеннее солнце не жарило, иначе в черных мешках можно было задохнуться. А еще радовал тот факт, что паучьи тополя, кучкой скопившиеся на вершине холма, тихо дремали и не выпускали облака жгучего пуха, что проедал кожу за доли мгновения. Одна из жертв уже служила питательной средой для молодых побегов — из земли торчали лишь прогнившие сапоги и белые кости. Из развороченной костлявой груди вырастали гибкие бурые стебли с нежными листочками, шуршащими на ветру как свежие клейденские марки. Вот почему, кстати, каждый разумный человек и умное животное старались избегать подобных мест.

Да и особенной нужды в пограничном посту не имелось, но теократы всегда отличались щепетильностью и дисциплинированностью: если записано в уставе, что должен быть пограничный пост, значит, будет. Пусть вокруг ни одной разумной твари, а из живности только паучьи тополя. Когда-то здесь был и клейденский блокпост, но его давно сняли за ненадобностью и опасностью. Кто-то чересчур умный расположил его возле рощицы смертоносных деревьев.

Теперь от него остался заросший высокой травой дот и оплывшие траншеи. А рядком маленькая, полуразрушенная казарма с провалившейся крышей. Прямо посреди дома рос высокий тонкий тополь и грозил гроздями семенных коробочек, полных жгучего пуха, пока еще не созревшего и безопасного.

Прямо за дотом начиналась древняя асфальтовая дорога. Когда-то, давным-давно люди старательно проложили дорогу к разрушенному ныне мосту, но со временем невероятная сила природы разбила серое полотнище на кучу мелких асфальтовых проплешин. Рядом, наполовину вросший в землю, покрытый толстым слоем ржавчины и грязи раненым солдатом клонился к земле дорожный знак.

Дорога уводила прочь, минуя отвесный скалистый склон, прочь от намеченной братьями цели. Но ищущий, как известно, всегда обрящет. Недалеко, зажатая острыми зубцами скал вниз вела звериная тропа. Кто или что спускался по ней, оставалось неизвестным, но буквально за первым поворотом Марко нос к носу столкнулся с рогатым черепом, из глазницы которого рос молодой тополь, нагло шелестел нежными листочками и безвредными пока семенными коробочками.

— Черт! — Марко скривился. — Даже сюда добрались. До чего ж упертое растение.

— И не говори! — Веллер чуть не поскользнулся на сыпучих каменных осколках, но чудом удержался, уцепившись в гибкий ствол, но тут же отдернул, оцарапавшись о колючки. — А колючки не заразны?

— Нет, не беспокойся, братец! — Марко улыбнулся. — Только пух страшен.

— Ладно, братец, — Веллер вздохнул, обмотал пораненную ладонь тряпкой, осмотрел сан-доминиканскую заставу. — Осторожно, нас, кажется, заметили. Вот как засуетились!

Действительно, пограничники мигом оживились, похватали винтовки, тыкали в сторону братьев пальцами и о чем-то переговаривались.

Братья с облегчением перевели дух, как только спустились на песчаный берег. Марко попытался чертыхнуться, но тут же был остановлен братом: Веллер мотнул головой в сторону насторожившихся теократов, мол, наблюдают, сволочи. Марко едва заметно кивнул и размашисто перекрестился. Что повторил и Веллер. На том берегу стали успокаиваться. Крикнули:

— Откуда вы, братья?! — Протяжное «братья-а-а-а» прокатилось по речному ложу, ударило в скалистую стену и постепенно затихло.

— Слава богу! — крикнул что есть мочи в ответ Веллер. — Мы — братья Ордена Святого Казимира Странника! Возвращаемся в обитель!

— Че?!

— Паром нам нужен, черти глухие! — Последний эпитет Марко благоразумно произнес про себя, вполголоса.

— А, паром! Сейчас-сейчас!

Через реку протянулся мокрый черный канат. Он связывал два толстых деревянных столба, глубоко вкопанных в землю. А между ними курсировал небольшой плот с воротом, носивший гордое имя «паром».

Один из теократов взобрался на плот, закинул винтовку за спину и принялся с усилием крутить ручку ворота. Паром двигался мучительно медленно, ежесекундно сражаясь с сильным течением.

Как говорили древние, все имеет конец. Закончилась и непосильная борьба пограничника с течением реки — плот мягко ткнулся в песок. Теократ чуть настороженно улыбался, но заметить важные мелочи у него уже не было сил. Уж слишком странные были братья монахи, не мирные были у них глаза, жесткие и колючие.