Бета-версия - Виталий Лысенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А чем занимались-то?
— Погоди, до этого тоже доберемся, — отмахивается Ржавая. — Так вот. Всё те же слухи утверждают, что там ставили эксперименты на людях.
— В смысле?
— В разных смыслах. Одна история рассказывает, что туда набирали добровольцев, другая — что приговорённых к смертной казни. По разным домыслам и предположениям, там даже инопланетяне замешаны.
— Серьёзно? — я даже не сразу понимаю, что Маша говорит с иронией.
— Нет пределов человеческому воображению, — пожимает она плечами. — А там, где это можно уточнить, защита слишком серьёзная для того, чтобы забраться без подготовки и не спалиться. Спектр предположений широк, но большая часть из них сводится к тому, что там пытались вывести или солдат будущего, или компьютер будущего, или вирус будущего.
— Где искать?
— Данные такие же противоречивые, как и предположения о том, чем этот проект занимался, но, кажется, я знаю, где.
На экране доски появляется карта сити, которую Маша пролистывает в южную часть, после чего увеличивает и тыкает пальцем.
— Здесь.
— Это же старый завод, который после войны был складом. А почему там?
— А где ещё в сити можно спрятать целый научный отдел или лабораторию, если то, чем они занимаются, немножко не соответствует нормам этики и морали? — отвечает она вопросом на вопрос. — Очень давно это была окраина города, но после войны город стал разрастаться и, превращаясь в сити, поглотил территорию завода. А буквально пару дней назад зашевелилась «Кристалис» и выкупила его.
— И это причина утверждать…
— Причина утверждать — Йун Бо, — перебивает меня Маша. — Йун Бо — как кривое зеркало «Кристалис». То ли амбиции, то ли комплексы, то ли далеко идущие планы. Не стоит сбрасывать со счетов и то, что у него наверняка есть свои люди в корпе. Сложив два и два, можно предположить, что это в очередной раз связано. «Кристалис» также интересуется наработками «Telencephalon».
— А это ты откуда знаешь?
— К делу не относится, — уходит от ответа Маша. — «Кристалис» выкупила это место, не афишируя сделку, и на днях приступает к, так сказать, освоению территории.
* * *
Паучок мигает зеленым диодом, сигнализируя, что дверь разблокирована. Я отключаю его и прячу в рюкзак. Открываю дверь и подпираю её какой-то стойкой, валявшейся рядом. А после отключаю и прячу в рюкзак аккумулятор.
— Ну что, идем дальше?
— Ага, — кивает Арл.
И мы входим внутрь, видя бледное свечение у стены.
— Глянь, включено что-то, — опять накручивает себя Арл. — Может они её уже нашли раньше нас? Блин, пойдём отсюда, а?
— Погоди, — обрываю я Арла и осторожно иду к источнику свечения, он послушно замолкает и следует за мной.
То, что я вижу, поражает меня. Арла, судя по всему, тоже. Потому что он выдаёт что-то невнятное и принимается блевать. А я стою и зачарованно смотрю на светящуюся колбу около метра в диаметре и чуть больше моего роста в высоту. Это от неё исходит мертвенно-зеленый свет. Колба опоясана несколькими металлическими кольцами, на каждом из которых расположены датчики, и стоит на постаменте, являющем собой нечто вроде пульта управления с дисплеем. И пульт управления этот включён — его дисплей светится.
Но удивляет меня не это.
Из-за подсветки нервная система, освобожденная от тела и парящая в жидкости, заполняющей колбу, кажется зелёной и оттого ещё больше похожей на ёлку, нарисованную ребенком. Более толстые жгуты нервов постепенно истончаются, расходясь во все стороны, становясь невидимыми. А над всем этим — человеческий мозг, от которого и отходят нити нервных волокон.
Не обращая внимания на отплёвывающегося Арла, делаю шаг к емкости и вижу, как по экрану бегут строки. Точнее, одна и та же повторяющаяся фраза:
Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!?
Когда экран заполняется, буквы исчезают и всё начинается заново.
Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!?
Количество текста прекращает увеличиваться, замерев на середине строки. Только последнее «Кто-нибудь!?» мерцает, то появляясь, то исчезая.
Не отрывая взгляда от колышущихся ниточек, делаю ещё два шага вперёд и вижу, как набранный до середины текст исчезает и вместо него появляется другая фраза:
Здесь кто-нибудь есть?
— Бакс, — жалобно зовет Арл.
Но я не обращаю на него внимания. Мой взгляд прикован к колбе и её содержимому.
Здесь кто-нибудь есть? Убейте меня! Убейте меня, если здесь кто-то есть! Убейте меня! Убейте меня! Убейте меня!
Появляется на дисплее.
Отдышавшийся Арл походит ко мне и спрашивает, стараясь не смотреть на стеклянную ёмкость:
— Что это, Бакс?
— Даже боюсь озвучивать то, о чём думаю. Поэтому давай искать то, зачем пришли.
Паук вскрывает ещё четыре двери, прежде чем мы находим огромный серверный шкаф, допотопный системный узел которого весит килограмм пять. Приходится разобрать половину шкафа, чтобы отделить его от конструкции и засунуть в рюкзак.
— Что это такое? — Вновь начинает задавать вопросы Арл. — Почему тот терминал работает?
— Может, там какая-нибудь атомная батарейка к нему подсоединена, — предполагаю я, закидывая рюкзак за спину.
— Но ты видел, что внутри? Это ж нервная система целиком.
— Может, и нервная.
— Интересно, как они её достали из человека?
Я останавливаюсь, отдаю ему свой фонарь и прошу:
— Подержи-ка.
А сам лезу в карман за стабилизаторами. Надо было ему сразу штук шесть в себя закидывать. Выуживаю пистолет, затем коробочку с обломками таблеток и протягиваю Арлу.
— Держи. Съешь ещё три штуки. Да и коробку себе оставь, — забираю у парня фонарь и мы продолжаем путь по подземным лабораториям.
Проходя мимо колбы, я краем глаза замечаю, как по дисплею бегут фразы.
Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Убейте меня! Кто-нибудь!? Кто-нибудь!? Убейте меня! Здесь есть кто-нибудь?
Если лабораторию, как говорит Ржавая, забросили после обмена ядерными любезностями, то это сколько ж он тут? Я пытаюсь представить, каково это, восемь десятков лет чувствовать, что у тебя есть ноги-руки, но не ощущать их, осознавать, что ты есть, но не понимать, где ты и что с тобой, существовать, имея одни только мысли. В пустоте. Если Бог был и до того, как создал вселенную, то чувствовал себя точно так же. А потом начал фантазировать. И, вполне вероятно, все мы: я, Арл, Ржавая, Йун Бо, сколько-то миллиардов людей на планете — всего лишь электрические импульсы в чьей-то нервной системе только потому, что Бог устал от ничего.
Мне становится понятно желание того, что плавает в колбе, прекратить всё это. Пусть даже посредством собственной смерти.
