Горькая правда - Дэвид Лодж

— Смейся, смейся. Мне, Элли, предложили триста тысяч долларов за месяц работы. И дом с бассейном на Беверли-хиллз на это время.

— Ну и ну!

— А что мне радости, если успех не с кем разделить? — хнычет Сэм, явно пережимая. — Я один-одинешенек в своем роскошно обставленном загородном доме, слоняюсь по комнатам, устланным коврами, в которых утопает нога, и прислушиваюсь к тиканью часов, моля Бога, чтобы зазвонил телефон.

— Ты же сказал, что был очень занят, даже не мог приехать к нам? — напоминает Элинор.

— Я и занят, и одинок. Это всеобщее бедствие. В наше время и в нашем веке оно встречается на каждом шагу. К тому же… — голос Сэма замирает.

— Что к тому же?

— Ну, понимаешь, в этом нелегко признаться, но, честно говоря, Элли, мне стало трудно встречаться с Адрианом. Ты же помнишь, как было раньше. Он писал свои романы, я — свои пьесы. И мы рассказывали друг другу, как идет дело. Теперь я являюсь и начинаю трепаться о своих планах, а у него ни черта нового, и рассказать нечего. Это все равно, что играть в теннис с безруким противником.

— Адриану это неважно.

— А мне важно. Из-за этого я чувствую себя… бахвалом.

— Ну что ты, — сухо успокаивает его Элинор.

— Он стагнирует. Вы оба пребываете в состоянии стагнации.

— Ничего подобного, — не соглашается Элинор. — Я занимаюсь своей керамикой, Адриан — антологиями.

— Вы не двигаетесь с места.

— Очень даже двигаемся — гуляем по холмам в Даунсе. Ездим к морю.

— Я не о прогулках и поездках.

Элинор принимается вытаскивать газеты из-под дивана и аккуратно складывать в стопку.

— Если ты имеешь в виду премьеры, презентации с банкетами, "Граучос"{11} и тому подобное…

— Да, именно тому подобное.

— Мы утратили к этому интерес.

— Адриан, может, и утратил, а ты — нет. Иначе зачем бы ты выписывала все эти воскресные газеты?

Элинор улыбается с хитринкой.

— Из-за накладки.

— Если бы ты вышла за меня, ты бы всюду бывала, а не читала о том, что где происходит.

— Сегодня утром это не кажется такой уж заманчивой перспективой.

— Да уж! — соглашается Сэм. — Накладка. — Напоминание о Фанни Таррант ввергает его в тоску. — Сучка! — После паузы он продолжает: — Почему Адриан бросил писать?

— Только романы. Говорит, что устал от них.

— Писатели не уходят в отставку. Никто не делает этого по доброй воле.

— Он перешел на публицистику, — отбивается Элинор.

— Ты имеешь в виду его антологии? Для этого нужны лишь ножницы и клей.

— А как же предисловия?

— О да, предисловия, — иронизирует Сэм. — Элли, ради Бога, Aдpиaн Ладлоу был когда-то самым многообещающим английским романистом.

— Ну, это было очень давно, — бросает Элинор резко, словно задвигает открытый по ошибке ящик. — Сэм, я не хочу обсуждать это с тобой вот так, в отсутствие Адриана.

Он подкрадывается к Элинор сзади и кладет руки ей на талию.

— Если бы мы были любовниками, это звучало бы более естественно, — шутливо замечает он.

Элинор ловко высвобождается из его объятий.

— Ты хочешь помириться с Лорой?

— Лора осталась в прошлом. Это была ошибка с самого начала.

— Мне всегда казалось, что ты слишком стар для нее.

— Нет, это она была слишком молода для меня, — парирует Сэм. — Но ты права. Мне нужна зрелая женщина.

— Надо было держаться за Джорджину.

— Ты хочешь сказать, что Джорджине следовало держаться за меня. — Сэм мрачнеет при упоминании о первой жене. — Я все думаю, не Джорджина ли сказала этой сучке, что я ношу…

— Накладку? — подхватывает Элинор. Сэм явно раздосадован.

— Прости, Сэм, я не хотела задеть тебя. Тем более сегодня.

В знак примирения она целует его в щеку. Он обнимает ее за шею и целует в губы. Элинор сначала отвечает ему, но тут же отталкивает:

— Нет, Сэм…

— Но почему?

— Ты просто используешь меня, чтобы успокоить свое уязвленное эго.

— Нет, что ты!

— Используешь, используешь. У тебя под рукой нет никого другого в этот ранний воскресный час.

— Элли, не проходит и дня, чтобы я не пожалел о том, что ты вышла не за меня, а за Адриана.

— Лгун.

— Чистая правда!

— Адриан сделал мне предложение, а ты — нет.

— Но он же схитрил. Мы в те дни отрицали брак, помнишь?

— Я старалась.

— И собирались основать коммуну.

Элинор издает короткий, саркастический смешок.

— Хороша была бы коммуна с двумя писателями сразу.

— Но Адриан видел, что в глубине души ты жаждешь старой буржуазной стабильности. Небось он даже на колени стал, когда просил твоей руки?

— Сэм, я не желаю говорить о прошлом, — не выдерживает Элинор. Она явно огорчена.

— Не буду, — говорит Сэм и в знак капитуляции подымает руки.

— Сам знаешь почему.

Адриан появляется сначала в холле, а потом в комнате в ту самую минуту, когда Элинор произносит эту фразу. На нем теплый спортивный костюм и кроссовки, на шее — полотенце, в руке — "Сентинел ревью".

— Что это он такое знает?

— Ничего, — отрезает Элинор и принимается собирать на поднос грязную посуду.

Сэм оглядывает Адриана с головы до ног и с ног до головы.

— К чему эта спортивная форма?

— По воскресеньям я обычно бегаю трусцой, а потом парюсь в сауне.

— Только не говори, что ты до сих пор паришься в этом вонючем чулане для садовых инструментов.

— Сантехника весьма улучшилась с тех пор, как ты у нас был в последний раз, — возражает Адриан. — Жаль, что тебе некогда и ты не можешь составить мне компанию.

— Исключено — у меня от сауны сыпь по всему телу.

— Какая жалость, — сокрушается Адриан. — Тебе бы это пошло на пользу. Выпарил бы яды Фанни Таррант из организма.

— Адриан считает, что сауна — панацея от всех бед, — поясняет Элинор. — А может, сварить тебе свежего кофе, Сэм?

— Нет, вот сок — было бы замечательно, если у тебя есть.

— Ладно, сейчас.

С этим словами Элинор уносит поднос на кухню.

Адриан кладет газету на стол.

— Я дочитал до конца.

— Понимаю твою осторожность — с ней нужно держать ухо востро, — говорит Сэм, — но, если твоя и ее статьи выйдут одновременно, это выбьет почву у нее из-под ног.

— Я не боюсь Фанни Таррант, — сухо замечает Адриан.

— Нет, пожалуй, лучше опередить — пусть твоя появится раньше, — продолжает Сэм, не прерывая хода своих мыслей. — "Сентинел" может тогда вообще не печатать ее статью о тебе. В любом случае…

— Сэм…

— В любом случае, продажи твоих анонсированных книг подскочат, что бы она ни написала.

— А я и без того неплохо продаюсь, — не сдается Адриан. — "Укрытие"…

— …включено в программу выпускного экзамена. Ты уже говорил. Но так ты не разбогатеешь, Адриан. Как и от новой антологии лучших текстов очередной занудливой фигни. Что тебе нужно, так это телесериал и одновременно издание "Укрытия" в бумажной обложке. Вот что я тебе скажу: отнесу-ка я его на Би-би-си в сценарный отдел.

— Там уже сто лет назад отвергли его.

— Да, но на этот раз в сценаристы я предложу себя.

— Ты мог это сделать давным-давно.

Сэм явно испытывает неловкость.

— Да, мог, наверное, но ты же знаешь, как это бывает. Я был так загружен…

— Сэм, не пытайся подкупить меня.

— Ничего подобного! Ничего подобного! — бурно протестует Сэм. — Я толкну "Укрытие" на Бибишку, как только вернусь из Штатов. И сделаю это, независимо от того, вырвешь ли ты жало у Фанни Таррант или нет. Честно. Единственное, о чем я прошу, — подумай об этом. — Сэм смотрит на часы. — Господи, мне пора… Просто подумай, ладно?

— Я уже подумал, — заявляет Адриан. — Я это сделаю.

Сэм остолбенело смотрит на него.

— Что?

— Я пытался вставить слово, но не мог прорваться. Я принял решение, пока сидел в сортире. Я это сделаю.

Элинор, в эту минуту появившаяся с подносом, на котором стоят кувшин с соком и стаканы, замирает на месте.

Сэм ошарашен заявлением Адриана.

— Здорово! — произносит он и с тревогой глядит на Элинор, которая пристально смотрит на Адриана.

— Сделаешь что? — спрашивает она Адриана, который мягко улыбается, но ничего не говорит.

— Я побежал, Элли, — говорит Сэм. — Прости, что морочил голову с соком. — Он поворачивается к Адриану: — Я позвоню Питеру Ривзу из "Кроникл", скажу ему, чтобы связался с тобой.

— Ладно, — соглашается Адриан.

— Сообщи мне, как идут дела. У тебя есть электронная почта?

— Нет, — признается Адриан. — Есть факс. Номер как у нашего телефона.

— Я сообщу тебе по факсу свои контактные номера, когда прибуду в Лос-Анджелес. — Не надо провожать, сам выйду. Ciao.