Росток Имболка - Мария Фомальгаут

И другая соседка крестится, у-у-ух, пущай валит, супостат проклятый, туды ему и дорога.

Алёшка не понимает, почему туды дорога, почему супостат, почему проклятый, почему…

Не спрашивает.

Алёшка за калитку тихонько выбирается, к лесу бежит. Так-то Алёшку бы изловили, не пустили бы в лес, а чего он без дела мается, от работы отлынивает, хочешь есть калачи, не сиди на печи…

А тут никто Алёшку не хватился. Отец хворает, вот и не до Алёшки никому. Тут бы остаться, отцу помочь, да какое остаться, этот же… улетает…

Алёшка бежит через опушку, и дальше, в чащу, в синее еловое частолесье, туда, где первый раз увидел этого… какого этого… этого этого… у него даже имени нет… Алёшка его Митей называет, ну быть ведь такого не может, чтобы совсем имени не было…

Алёшка оборачивается.

Смотрит на городок, еле-еле отсюда городок виден.

Боязно Алёшке.

А как не боязно, отец же там.

Отец. И мамка. И меньшой, и еще один меньшой, мал-мала-меньше, и старших два.

Алёшка идет к деревне, замирает.

Смотрит в глубину леса.

Бежит в чащу, скорей-скорей, там же этот…

…замирает.

Боязно так, как было боязно, когда в лесу заблудился, со старшими по грибы пошел, заплутал. И как тогда хочется ревмя реветь, не знает Алёшка, куда идти, что делать…

Алёшка идет в чащу. Сам себя корит, да как не корить, уж этот-то колебаться не стал бы, он бы сразу решил, что ему делать…

Алёшка замирает на поляне возле поваленного дерева.

Лес молчит.

Еле-еле слышно отсюда звон колокола в городке.

Алёшка бежит к городку, к мамке, к теплому дому, к звону колокола…

Оборачивается.

Думает. А вот он, Алёшка, к этому прибежит, а этот говорить будет, тебе со мной нельзя, а Алёшка просить будет, ну пожалуйста-препожалуйста…

Алёшка бежит.

Хочет окликнуть его по имени, но вспоминает, что нет у него имени.

Это про себя его Алёшка Митей зовет.

А так его никак не зовут.

Выбегает на пустошь.

Тишина.

Трава, подернутая проблесками осени.

И – никого.

Алёшка не верит себе, оглядывается, садится на землю – ы-ы-ы-ы-ы-ы!

Лес молчит.

Алёшка к дому плетется, нехотя плетется, ох, попадет Алешке, что со двора сбежал, от работы отлынивал…

Пробирается Алёшка на двор, бочком-бочком, повезет, не заметят. Да как же, не заметят, вот мамка стоит, и старшой, и еще один старшой, ух, щас зададут жару…

А не задают жару.

Смотрят не на Алёшку, а будто бы сквозь Алёшку, не видят…

Алёшка в дом вбегает:

– Папка?

А папки нет. То есть, есть папка, но… нет.

– Па-а-а-пка-а-а-а-а-аа!

Примечания переводчика

*** – кладет воспоминание в хранилище

*** – это воспоминание под номером три миллиона сто семьдесят пять тысяч тринадцать

*** – на окраине вселенной

*** – сорок лет

*** – он смотрит на воспоминание, не может вспомнить, зачем оно и откуда

Задание одиннадцать. Прочитайте главу. Скажите, кем захотел стать сын Алексея?

Лесником

Пастухом

Пожарником

Самолетом

(Правильный ответ – №4)

Что Алексей купил сыну в подарок?

Игрушечную пожарную машину

Новую куртку

Книгу

Игрушечный самолет

(Правильный ответ – №4)

Задание двенадцать: переведите на изучаемый язык фразу:

Алексей останавливается у входа в дом, смотрит на крылатую машину в своей руке, размахивается, хочет забросить в речку, – рука замирает…

Задание тринадцать: объясните, что означает термин «Открытый финал».

Росток Имболка

Ингрид достает из сундука омелу и плющ.

Потому что Йоль.

И ещё полено из ясеня достаёт Ингрид.

Тоже потому что Йоль.

И украшает его тремя свечами.

И это тоже потому, что Йоль.

Пращур показывает:

– Это вот гвоздика, это яблоки.

Марта готовит ветчину.

Все встают в круг, начинают петь:

– Кто родился в сентябре, встань, встань, встань…

Потому что Йоль.

Максимальная скорость – 0,95 от скорости света.

Ускорение продолжается.

(из журнала)

Пращур сердится:

– Почему свечи не жжете?

Михель вспыхивает сам не хуже свечи:

– А на хрена кислород расходовать?

Пращур возмущается:

– Так Имболк же! Имболк!

Михель нехотя идет жечь свечи. И Ингрид идет жечь свечи. И Марта. И все-все.

Имболк потому что.

Вешают жёлтые ленты.

Поют:

– Сила звезд небесных,

Благословите это место…

– А вот посмотрите, уважаемые туристы, что это мы видим? Правильно, это древний космодром кельтов. Технологии древних кельтов намного превосходили наши возможности. Есть даже мнение, что кельты первыми организовали межзвездные путешествия, и возможно, сейчас корабль кельтов движется к далекой звезде…

– А вы сами-то в это верите в то, что говорите?

– Ой… ну, нам говорят, туристам всё это рассказывать, мы говорим…

Пращур серчает.

Велит репы резать.

Ну как, репы… ну, не репы, конечно. Вон, металлических шаров наплавили, наварили, теперь из них надо рожи вырезать страшные.

Самхейн же.

Самайн.

Михель гневается, какой Самайн, какие репы, еще реп нам не хватало, вон, корабль-то на ладан дышит…

Не сдается пращур:

– Репы!

Петер взрывается:

– Да пошел ты со своими репами!

Пращур не понимает, не верит, как пошел, почему пошел…

А ведь и правда, пошел.

Это же раньше как было, пришла зима, вот и Йоль, а там на весну повернуло, снег тает, листья пробиваются – это Имболк, а когда осень умирает, зима начинается, там Самайн.

А здесь что?

Ни зимы, ни весны нет, ни дня, ни ночи, чёрное небо с колючими звездами…

И Лугнасада не будет, не бывать черничному пирогу…

И Мабона не будет – это же когда урожай собирают, Мабон бывает, а тут какой урожай…

АВАРИЙНАЯ СИТУАЦИЯ

Михель смотрит на красный свет на экране, злой свет, красный свет, недобрый свет.

ЭКСТРЕННАЯ ПОСАДКА

Знать бы ещё, как посадить её, экстренную эту посадку, а то вот так учишь-учишь, а там и не вспомнишь, когда надо, вертится на языке, что не надо – сила звезд небесных, благословите это место…

Вжух – экран гаснет.

Вжух – гаснут огни.

Тишина.

Мертвая тишина, непривычная тишина, – тишина умершей машины.

Марта вздрагивает:

– Это мы всё… потому что Самайн… потому что репы не сделали…

Михель срывается на крик:

– Да уймись ты, курица, раскудахталась!

И уже совсем другим голосом:

– Приготовиться к посадке…

…первый день первого месяца первого года…

Петер пишет так и задумывается. Он еще не знает, есть ли здесь дни, и месяцы, и годы.

Может, и нет.

Да и вообще не до того сейчас, вон сколько дел, хоть бараки какие на первое время сколотить, не в корабле же ночевать…

Пробиваются из земли первые ростки.

Это не весна. Потому что весны здесь нет среди трех солнц и трех лун.

Хельга хлопает в ладоши:

– Выросли, выросли!

Хельга, это дочка Ингрид и Петера. А у Михеля с Мартой два пацана подрастают, Альбион и Тристан.

И правда, выросли. И пшеница, и морковь, и репа, и куры в сараюшке квохчут…

И пращур на поле смотрит, он там посеял…

…и не взошло.

Ничего не взошло. Ни Йоль, ни Имболк, ни Самайн, ни Мабон, ни Лугнасад, и даже Белтейн не взошел.

Где им тут взойти-то, ни дня, ни ночи, ни весны, ни осени.

Смотрит пращур на пустое поле, шепчет беззвучно:

– Не взошли… не взошли….

И Михель к пращуру подбегает:

– Взойдут!

– А?

– Взойдут!

Это Ингрид уже.

И Петер:

– Взойдут! Обязательно взойдут!

Не верит пращур:

– Взойдут?

И Марта говорит:

– Взойдут, взойдут… мы их в хорошую землю посадим… водой польем… прорастут…

Невозможность времени

Здесь нужно сказать – идет снег.

И это будет неправдой.

Или нужно сказать – идет дождь.

И это тоже будет неправдой.

Морось какая-то.

Да, вот так и надо сказать – какая-то морось.

Хотя нет, на морось это тоже не похоже. Вы у Ингерда спросите, он скажет, что это такое, только он так скажет, что вы не поймете, я сам эти икс-квадраты не понимаю, а по уставу понимать должен.

Вы только не говорите никому, что я в этом деле ничего не кумекаю, а то быстро отсюда домой отправлюсь… хотя нет, сейчас уже, наверное, не отправлюсь, не погонят же они меня через… через это…

Хочется сказать – через километры и километры, но это будет неправильно.

Через килопарсеки.

И это тоже неправильно.

Через единицы, сотни, тысячи…

…чего?

Ничего.

Просто. Единицы, сотни, тысячи.

И это, кажется, тоже будет неправдой.

Сознание отчаянно цепляется за слова, ищет хоть какое-то знакомое определение, не находит.

А вот.

Привал.

Вот если я скажу – привал – это будет правдой.