Родная кровь - Антон Дубинин

Маленькие весы, вознесенные вверх на пергаментной ручке, дрогнули. Золотая гирька плавно поплыла вверх, а та чаша, куда упали две капельки — алая и белая — оказалась внизу. Совсем внизу. Матушка подошла к судье и поставила свои маленькие весы перед судьей, и улыбнулась.

Судья обвел зал глазами. Арнольд и Агнесса под его взглядом плотнее прижались друг к другу. Брат покрепче сжал сестринскую руку.

— Мой приговор подтвержден, — сказал судья, и голос его показался очень громким. Два советника по бокам от него опустили лица. — Мой приговор окончательно подтвержден, и это — СМЕРТЬ.

Смерть, — повторило многоголосое эхо. Арнольд втянул воздух сквозь зубы, и в глазах у него потемнело.

— Нет.

Это сказал голос из зала, сказал твердо и резко. Голос этот был таким безумно знакомым, что Арнольд просто задохнулся на миг. Агнесса дернулась.

Высокий человек в красной рыцарской котте пробирался сквозь толпу, раздававшуюся перед ним, и волосы его ярко блестели в свечном свете. Все взгляды обратились к нему, когда он вышел на середину зала, повернулся к судье, и дети могли различить даже редкие веснушки на его лице. Это был принц Ричард.

— Я протестую, господин судья, они не заслужили смерти. Они всего лишь дети, и им не объяснили, в чем их неправота. Разве больной виноват в том, что он болен? Нет, то вина здоровых, которые не хотят его излечить. Моя вина. Я не научил их, как надлежит поступать. Они не преступники, господин судья, но просто несчастные дети, и я взываю к милосердию.

Судья приподнялся на своем кресле, вглядываясь в лицо защитника черными, сарацинскими глазами. Он казался очень пораженным.

— Кто ты такой, что просишь о милосердии для них? Каково твое право?

— Я люблю их, — просто ответил Ричард, и был он такой спокойный и надежный, что дети едва не заплакали от радости.

— Вот как! — судья казался озадаченным. — Что ж, это дает тебе некое право говорить на суде. Но ответь, почему же ты их любишь? Есть ли тому какая-нибудь причина?

— Есть, господин. Я — их брат, в том числе и по крови.

— Ах, вот как! — на лице судьи написалось видимое облегчение. Он снова откинулся на спинку кресла. — Тогда твои показания не имеют никакого веса, никакого. На суде слова родственников, в особенности братьев, к сведению не принимаются. Брат не может говорить за брата, таков закон. Таков старый закон, бывший еще до Короля.

Ричард нахмурился. Светлое лицо его словно бы затуманилось, но он явно не собирался никуда уходить. Тут Матушка с-Маленькими-Весами внезапно подала голос, и на этот раз она не шептала, а говорила громко и пронзительно:

— Что ты здесь делаешь? Как ты сюда вошел? Тебя здесь быть не может, быть не может. Это не твое время, это не твое место. Уходи, Ричард, уходи прочь, сынок. Это не твое дело, не твое.

Ричард мотнул головой. Светлые волосы на миг закрыли ему глаза.

— Я не уйду. Я знаю законы. Остается закон поединка.

— Поединка? — вскричал судья, выпрямляясь в кресле. — Ты хорошо знаешь законы, я вижу. Ты действительно хочешь судебного поединка, защитник? Ты помнишь о цене?

Ричард кивнул. Веснушки на его лице потемнели, так он стал бледен.

— Я помню о цене. Ставка — жизни обвиняемых плюс жизнь защитника. Но я готов.

— Ты и впрямь будешь биться по закону поединка? Скажи об этом. Я спрашиваю в последний раз.

— Да. Я буду сражаться по закону поединка.

Он не смог произнести букву «р», как всегда с ним случалось в минуты волнений. Он положил руку на рукоять меча и теперь стоял, прямой и твердый, посреди алого зала, ожидая боя.

Арнольд едва не кинулся к брату, но тяжкие руки легли ему на плечи. Это оказался серый страж, или «свидетель» — и второй такой же возник за спиною у Агнессы. Их отвели в сторону, и там остановили, не отпуская. Руки стражей были не теплы и не холодны, но тверды, как латные рукавицы.

— Кто будет моим противником? — спросил Ричард, оглядываясь.

— Я, — ответил судья и поднялся со своего кресла.

Он встал и внезапно оказался очень высоким. Лицо его было прежним — смуглое, с орлиным носом и острыми чертами, но теперь они казались грозными и даже страшными. Он вышел в середину зала, медленно и тяжело ступая — тот, кого в замке короля Альберта называли лорд-мэр-генерал фон Коротыш, и ростом он сейчас был выше Ричарда. Под алой мантией поблескивала кольчуга, а у бедра виднелся длинный меч. Судья скинул мантию, которую подхватили какие-то подоспевшие люди, сорвал с головы белый завитой парик. Грива черных, как вороньи перья, волос рассыпалась по его плечам. Противники обнажили оружие и салютовали друг другу по рыцарскому обычаю.

Первый же удар судьи был сокрушителен и быстр, как укус змеи. Длинный меч прорезал шелк алой котты и прорубил кольчугу у Ричарда на правом плече. Арнольд и Агнесса дрогнули под руками суровых стражей. Рыцарь дернулся от боли, но стерпел, только быстро перехватил меч в левую руку. Его атака тоже была быстрой и точной — он полоснул врага по животу. Того спасла кольчуга. Несколько следующих ударов приходило меч в меч, потом Ричард легко ранил противника в правое бедро. Кажется, кольчуга судьи защищала лучше: Ричарду ни разу не удалось ранить его серьезно. Агнесса что-то шептала, может быть, молилась; Арнольд кусал губы. И вдруг судья, уйдя из-под удара их брата, дернулся вперед и одним длинным колющим ударом… продирая кольчугу, с каким-то неимоверным оглушительным хрустом… вонзил клинок Ричарду в грудь. Принц качнулся вперед, на меч, глаза его широко распахнулись от боли… Он умер почти сразу, и противник стряхнул его тело с меча. Принц упал на спину в неловкой, неестественной позе, и красное пятно стремительно расплылось по красной одежде.

Кажется, дети закричали — впрочем, своего крика никто из них не услышал. Победитель распрямился, воздевая меч, по клинку стекало алое пламя. Темные глаза его горели. В зале стояла мертвая, задохнувшаяся тишина.

И тут в движение пришла одна-единственная черная фигурка. Это была Матушка с-Маленькими-Весами. Она мелкими шажками приближалась к победителю, и в руке ее, похожей на куриную лапку, подрагивали маленькие весы.

— Приговор подтвержден, — выговорил судья, указывая мечом на мертвого рыцаря у своих ног. — Он проиграл. Они осуждены на смерть.

Матушка, не отрывая от него своего черного взгляда, покачала маленькой головой.

— Постой, судья. Ты не знаешь закона.

— Закон поединка был исполнен.

— Закон поединка неизвестен судьям.

— Что? — воскликнул судья, и брови его мучительно сошлись на переносице. — Что… ты имеешь в виду?

— Закон Короля, каким он стал ныне. Тот, что неизвестен судьям, но который всегда исполняю я. В поединке победа принадлежит тому, кто повержен.

— Что? — повторил судья, бледнея, как полотно, как принц Ричард, чье бескровное лицо белело на алом светящимся пятном.

— Таков закон. Судья не знает его и не может знать, пока не окончится поединок. Но теперь мы посмотрим, какова цена этого боя. Истинную цену мы узнаем сейчас.

Матушка наклонилась к мертвому рыцарю, извлекая из складок своего черного одеяния длинную спицу. Но судья удержал ее руку.

— Я не позволю тебе. Я победил.

— Я служу Королю и его Новому Закону, — так же тихо, как и до этого, заметила Матушка, поглядывая на него снизу вверх. — Или ты отречешься от своей службы? Или ты забыл свое место?

Судья отступил, и она взяла на кончик спицы каплю крови, что выступила из раны. Взяла и бережно опустила алую капельку на чашечку Маленьких Весов. Ту, где уже лежали две капельки — красная и прозрачная.

И маленькие весы снова ожили. Золотая гирька плавно поплыла вниз, а вторая чаша взлетела и так замерла, чуть покачиваясь. Матушка с-Маленькими-Весами подняла весы на сухой ладошке и показала всем, и в этот миг белое лицо Ричарда стало еще белее.

— Они помилованы.

— Они помилованы, — повторил господин судья, которого близнецы сначала почему-то — непонятно, почему! — перепутали с королевским шутом по кличке фон Коротыш, — и низко поклонился Матушке.

— Уведите их, — приказал он кому-то — наверное, стражам, но Арнольд все не мог отвести глаз от лица своего мертвого брата, и когда страж твердыми руками нажал ему на плечи, мир неожиданно закружился, завертелся и полетел во тьму. Последнее, что почувствовал мальчик — это как две сильные руки подхватывают его легко, как перышко; и наступила совсем ночь.

…Проснулся Арнольд в своей постели, под голубым балдахином. Было серенькое прохладное утро, пахло цветами. Мальчик открыл глаза и понял две вещи — первое, что он ужасно хочет пить, а второе — он так слаб, что даже не может позвать и попросить водички. Несколько минут он лежал, собираясь с силами, чтобы издать хоть какой-нибудь звук, и водил кончиком языка по губам. Потом скрипнула дверь, послышались шаги. Тихие голоса продолжали, похоже, давно начатый разговор.