Вожделенная награда - Кейтлин Крюс

— Кто это? — спросила она у матери, чувствуя, как что-то новое, незнакомое и пугающее расцветает внутри, отчего хотелось не то приблизиться к этому неотразимому мужчине, не то убежать от него подальше.

— Это Никос Катракис, — мягко ответила Вивьен. — У него дело к твоему отцу.

Прошло десять лет, и теперь Тристанна снова не могла определить, чего ей хочется — остаться или убежать. Глядя на него в первый раз, она не могла даже отдаленно представить, на что похож его поцелуй. Он вел ее сквозь толпу в глубь своей шикарной яхты. Тристанна едва заметила роскошное убранство ее внутренней части: она видела только Никоса, замечая каждое его движение, дрожа словно в лихорадке. Она велела себе успокоиться: нельзя, было позволять себе таять от одного взгляда на него.

Никос втолкнул ее в каюту и захлопнул дверь. Тристанна осмотрелась, но в сознании отложилось только то, что это было шикарное просторное помещение с большой кроватью и что Тристанна здесь по собственному желанию, наедине с самым опасным человеком из всех, кого она встречала.

— Мистер Катракис… — начала она, поворачиваясь к нему.

Она еще могла собраться с силами и установить контроль над ним, ведь все дело было именно в этом.

— Слишком поздно, не думаешь? — перебил он, подойдя так близко, что она могла коснуться его оливковой кожи.

Тристанна невольно отступила и застыла, уверенная, что это инстинктивное движение показало ему, что никакая она не уверенная светская львица, а всего лишь художница из Канады, втянутая в игру, которую не могла контролировать. Но он только улыбнулся. Тристанне казалось, что она стоит на самом краю обрыва, а он — сильный ветер, грозящий вот-вот столкнуть ее вниз.

Никос, казалось, заполнил собой всю каюту. Его плечи и грудь стали шире, он словно вырос — или это Тристанна уменьшилась? Остатки смелости покинули ее, сдавшись под напором его харизмы. Она с трудом вспомнила о Вивьен и ухватилась за эту мысль, как за соломинку.

Он продолжал смотреть на нее жгучими темными глазами, как будто поджидая удачного момента для прыжка.

— Зови меня Никос, — предложил он наконец, когда Тристанна была уже на грани срыва.

Она должна была что-нибудь сказать, хотя бы просто повторить его имя, но не могла. Как будто его имя, произнесенное вслух, отрезало бы путь назад, как будто оно было границей между старой и новой жизнью, которую она не могла пересечь.

Он иронично улыбнулся, прислонившись к двери. Скоро тишина стала невыносимой, и Тристанна уже была готова закричать, заплакать, убежать, когда он поднял руку и поманил ее к себе, как собаку, уверенный, что не встретит отказа, в эту минуту неотличимый от ее отца и брата. Она с трудом подавила внезапно вспыхнувший гнев. Намного ли любовница отличается от собаки? На самом деле она вовсе не хотела становиться его любовницей: она хотела только убедить в этом Питера, ей нужна была видимость интереса со стороны Никоса. Это всего на несколько дней, что может случиться с ней за это время? Они пару раз поужинают, поцелуются на виду у вездесущих папарацци, и дело будет сделано. Все это ради ее любимой беспомощной матери, не понимавшей, что ее пасынок — чудовище, что он не собирается заботиться о ней, как того хотел Густав. Доступ к наследству она получит, только когда ей исполнится тридцать, не раньше, если Питер не даст на это согласие, а деньги на лечение матери нужны были ей прямо сейчас. Ей просто не оставили выбора, поэтому она не рассмеялась, не отвесила Никосу пощечину, не вылетела из каюты, хотя ей очень хотелось. Она чувствовала, что Никос хочет удостовериться в том, что его любовница знает свое место и не претендует ни на какие другие звания. Покачивая бедрами, она двинулась к нему.

— Тебе надо было просто свистнуть, — не удержалась она. — Так было бы удобнее.

— Мне и так вполне удобно.

Он выпрямился с грацией, которая напугала бы ее, если бы он дал ей время испугаться, и легко притянул к себе, схватив за запястье. Его губы накрыли ее рот, и он развернул ее и прижал спиной к двери, углубляя поцелуй. И хотя она знала, что не должна была делать этого, ответила ему, безмолвно умоляя, как будто имела на это право, не отпускать ее, никогда, и не останавливаться.

Никос чувствовал, как в груди разгорается огонь от того, как идеально совпадали изгибы их губ, как она постанывала, словно не в силах противостоять ему. Он не смог бы остановиться, даже если бы захотел. Одной рукой он схватил ее за волосы, заставляя откинуть голову, другой провел по шее к совершенной груди. Он скользнул пальцами по коже над кромкой платья, сжал ее груди сквозь тонкую ткань, изучая их форму, потирая большими пальцами твердые соски, пока она не застонала.

Ему было мало этого. Он потянул подол ее платья вверх, чувствуя шелковистую кожу бедер и влажный жар между ними. Он закинул одну ее длинную ногу себе на бедро, чтобы она почувствовала его возбуждение сквозь брюки и тонкий шелк ее трусиков. Она застонала и отчаянно качнула бедрами. Ее голова запрокинулась, глаза были закрыты, словно ее сжигал такой же огонь, какой бушевал в нем. Он снова впился поцелуем в ее губы, двигая бедрами, сводя их обоих с ума. Его язык танцевал по ее шее, ладонь скользнула ей между ног, и она вскрикнула. Было ли это его имя? Не все ли равно.

Она была Барбери, враг, и он брал ее только из мести. Он не знал, чего ей надо от него, но точно знал, что сделает ее своей.

Никос отодвинул ее трусики в сторону и скользнул пальцами во влажный жар. Она всхлипнула, и он закружил пальцами вокруг входа, дразня ее, пока она не начала двигаться в такт его движениям. Он с трудом подавил желание швырнуть ее на пол и войти в нее так глубоко, чтобы забыть собственное имя.

— Посмотри на меня, — приказал он.

Ее глаза распахнулись, огромные, карие, полные дикой страсти. Все ее тело напряглось, она закусила губу, чтобы не закричать. Ее щеки пылали, и он ощутил колоссальное удовлетворение и желание.

— Кончи для меня, — хрипло прошептал он, покрывая поцелуями ее лицо, — немедленно.

«Это ошибка!» — в отчаянии подумала Тристанна, но было поздно. Ее тело, доведенное до предела его ловкими пальцами, словно взорвалось по его команде. Чтобы прийти в себя, ей понадобилось несколько долгих мгновений. Он смотрел на нее темными глазами хищника, и она не знала, что ей делать, что она могла сделать теперь, когда его рука все еще прижималась к ее промежности, а его губы влажно блестели от поцелуев.

Он поднял бровь, и она содрогнулась. Ему было мало, конечно, ему было мало. Как она допустила это? Почему не попыталась предотвратить это, даже наоборот — поощрила его? Она не понимала, как ему удалось настолько завладеть ситуацией, и не была уверена, что когда-нибудь сможет понять. И в то же время часть ее отчаянно желала отбросить все предосторожности и без остатка отдаться ему.