Крылатый сфинкс, печальный цербер - Антон Леонтьев

Она его знала. И не сомневалась, что его слова – отнюдь не пустая угроза. Но что же тогда делать?

– У меня ведь есть верные мне люди… А они работают с учетом своих, особых принципов. И мало перед чем останавливаются, детка… Хотя нет, вру: они вообще ни перед чем не останавливаются!

Он расхохотался, весьма довольный своей сомнительной шуткой, а Наталья в беспокойстве вышла из комнаты в коридор – спускавшийся по лестнице мастер махнул ей рукой.

А где же Кирюша?

– Знаешь, детка, я ведь всегда придерживался в жизни точки зрения, что любого человека можно заставить сделать все, что угодно, весь вопрос только, каким способом. Вот возьмем, к примеру, тебя, детка. Ты обладаешь ключом, который позволит мне проникнуть в святая святых твоего супруга… Вы ведь еще супруги? Ты сама в курсе, что дела у вашего издательского дома идут не блестяще. А с новым хозяином, то есть со мной, все кардинально изменится!

Возможно, и это было ужаснее всего, Феликс был прав, однако Наталья не хотела и думать о том, что произойдет с ее детищем, с их с Алексеем детищем, если лапу на него наложит Феликс.

– И ты не хочешь отдавать мне этот ключ. Конечно, можно воспользоваться отмычкой, и раньше бы я так и сделал, однако со временем убедился, что не следует прибегать к окольным путям, если имеется центральная магистраль. В общем, мне надоело говорить всеми этими поэтическими метафорами, детка: или ты продаешь мне свой пакет акций, причем по сходной цене, или…

Наталья спускалась по лестнице вслед за мастером. Нет, интересно, куда же все-таки делся Кирюша? Он только что был здесь – и вдруг исчез.

– Или что? – спросила она, чувствуя, что тревога нарастает. Этот работник вроде бы вежливый приятный молодой человек, он ведь увел из комнаты Кирюшу, пока она разговаривала по телефону.

И она все еще говорит по телефону…

Заслышав звук заводящегося мотора, она выскочила на крыльцо – и увидела работника, сидевшего за рулем небольшого белого фургона с веселой цветной эмблемой фирмы, в которой он трудился. Молодой человек, узрев Наталью, снова приветливо махнул ей рукой и дал задний ход, желая развернуться.

Кирюши на крыльце и около дома не было. Не было его и в автомобиле около молодого человека – и в голову Наталье пришла вдруг мысль о том, что, не исключено, Кирюша все же находится там, только в кузове фургона – одурманенный наркотиками и связанный липкой лентой по рукам и ногам…

– Или, детка, мне придется дать отмашку моим людям – и они тотчас задействуют свои методы для разрешения сложившейся проблемы. А они всегда получают то, что им требуется, точнее, то, что мне требуется. Потому что они забирают у человека, не желающего считаться с моей волей, самое драгоценное. А что у тебя самое драгоценное, детка?

Не прощаясь, он отключился. Прижимая к уху пищащую трубку, Наталья не знала, что делать – бросаться вслед за покидающим территорию загородного дома белым фургоном? Звонить в полицию? Обратиться за помощью к Алексею?

Выпуская клубы дыма, автомобиль покатился прочь. Наталья сбежала по ступенькам, намереваясь броситься за автомобилем вслед, краем глаза увидела сворачивающий с их улицы другой фургон, темный – и вдруг услышала знакомый голос. Она бросилась за угол, в сторону заброшенного сада, и увидела Кирюшу, который, давясь от смеха, восседал на высоком бордюре подле треснувшего каменного вазона.

– Господи, вот ты где… – прошептала Наталья, прижимая к себе сына, а тот, пытаясь высвободиться от ее жарких объятий, закричал:

– Мамочка, мне больно!

Наталья отпустила его и вдруг поняла, насколько нелепы были ее страхи. Хотя так ли уж и нелепы? В отношении молодого мастера, вероятно, действительно смехотворны, более того, нелепы и даже оскорбительны, а вот что касается Феликса…

Он ведь обещал забрать у нее самое драгоценное. А ее самое дорогое сидело перед ней, вертело вихрастой головой и пыталось увернуться от поцелуя.

– А Саша еще приедет? – спросил мальчик, и Наталья не поняла, кого Кирюша имеет в виду. И только потом до нее дошло, что Александром, в самом деле, звали молодого мастера на все руки. Он ведь ей представлялся, однако имя тотчас вылетело у нее из головы.

– Он такой веселый! И вообще, мамочка, почему мы живем тут, как в тюрьме? Нас никто не посещает… Но даже в тюрьму наведываются близкие с передачками.

Наталья улыбнулась и попыталась снова поцеловать сына, однако тот дернулся в сторону.

– И где ты только таких выражений набрался…

Кирюша, заметивший на земле крупного зеленого, отливавшего бронзой жука, поддел его и пробормотал:

– Он научил…

– Саша? – нахмурилась Наталья. Нет, не следовало ей оставлять ребенка наедине с работником, пусть и столь приятным во всех отношениях. Потому что вся эта приятность и веселость может оказаться всего лишь маской. Под которой скрывается истинное, далеко не такое дружелюбное лицо.

Или в некоторых случаях мурло монстра.

А что, если этот Саша уже сидел? Хотя сколько ему лет, наверняка не больше двадцати пяти… Когда бы он успел. Но почему он тогда пичкает ребенка подобными тюремными фразочками? Или этот Саша всего лишь безобидный фанат шансона, хотя Наталья, предпочитавшая классику, была уверена, что безобидных фанатов шансона в природе не существует.

– Нет, не Саша, – ответил мальчик, отворачиваясь. – Он.

Наталья хотела было подойти к сыну, однако тот, отслеживая путь жука, который упорно полз куда-то вверх, проворно вскарабкался на каменный, заросший сорняками пьедестал, на котором возвышался треснувший вазон с остатками прошлогодних растений.

– Кто он, золотце? – спросила Наталья, чувствуя, что тревога, только что якобы ушедшая, начинает опять заполнять ее сердце.

Кирюша, стоявший к ней спиной и с упоением наблюдавший за жуком, время от времени подгоняя его травинкой, произнес:

– Мамочка, он. Как его зовут, он мне не сказал, хотя я и спрашивал. Сказал, что скажет, когда настанет время. Я же тебе уже про него рассказывал, помнишь? Ну, мальчик с белыми волосами и синими-пресиними глазами… Тот, который тогда в шкаф пришел и в шкаф обратно ушел…

Наталья, поеживаясь то ли от внезапного дуновения ветерка, то ли от страха, сипло произнесла:

– Но я думала…

И смолкла. Она ведь думала, что все эти истории про мальчика, которого Кирюша якобы видел в доме, их доме, сын просто выдумал.

– Знаю, мамочка, ты думала, что я все сочиняю. Я же видел тогда, что ты мне не поверила. А он время от времени приходит ко мне. Только он очень стеснительный и говорит, что он только мой друг и ничей больше. И он боится взрослых, потому что они плохо с ним обращались. Так он сказал. Поэтому он общается только с детьми, которые его не обидят. Хотя ведь дети иногда могут обидеть сильнее, чем взрослые, так ведь, мамочка?

Жук тем временем достиг края чаши и, то и дело срываясь и откатываясь назад, пытался перебраться на заполнявшую ее сухую землю. И почему жук так упорно стремился туда, где его не ожидает ничего хорошего? У Натальи мелькнула идиотская мысль, что многие люди прямо как этот жук – куда-то ползут, сами не зная зачем, и достигают цели, сами не зная какой.

Многие, но только не она сама. Или все же…

Подойдя вплотную к стоявшему на каменном парапете мальчику, Наталья произнесла, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос не напугал Кирюшу:

– И часто он тебя навещает, этот мальчик в красной рубашке, с белыми волосами и синими-пресиними глазами?

– Ну, не то чтобы часто, мамочка… – Кирюша помог жуку, который никак не мог осилить непреодолимое для него препятствие, при помощи травинки. – Иногда… Просто у него нет друзей, и у меня тоже нет… Ты ведь увезла меня сюда, и все мои друзья остались в Москве… Ты мне даже с ними по телефону говорить не разрешаешь…

Наталья ощутила, как на глазах у нее выступили слезы. Да, она увезла Кирюшу, оторвала его от прежнего круга общения, потому что она не хотела, чтобы Алексей узнал, где они сейчас находятся.

Но он, похоже, уже знал, так что, выходит, она зря лишила Кирюшу друзей. И, не исключено, именно поэтому он выдумал себе несуществующего друга – мальчика в красной рубашке, с белыми волосами и синими-пресиними глазами. Мальчика, которого нет в природе.

Однако она имела право так поступить, она пыталась уберечь сына от опасности – своего сына!

– И о чем вы говорите с… с ним? – спросила Наталья, чувствуя, что во рту у нее пересохло.

– О разном, – протянул Кирюша. – Только я не могу рассказать тебе, о чем именно. Я дал ему слово, что не расскажу о нем, а видишь, уже его нарушил. И он обидится. И разозлится. А когда он злится, то он… То он… То он становится очень странным! Очень!