Роман - Джеймс Миченер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующие поколения Фенштермахеров женились неудачно и сыновей рожали хлипких. И, в то время как бережливые Цолликофферы и Йодеры преумножали доходы со своих небольших и не очень-то плодородных земель, Фенштермахеры все беднели и беднели. В это утро, наслаждаясь восхитительным видом окрестностей, я с тоской спускался к их ферме. Коровник был в ужасном состоянии. Дом нуждался в покраске. А небольшие постройки потихоньку превращались в руины. Во всем Дрездене трудно было бы найти более неряшливое хозяйство. И мне было стыдно за моего товарища-меннонита.
Я любил Отто, мне импонировало его остроумие и восхищали его кулинарные способности. Я часто говорил соседям: «У Отто лучше получается свинина с кукурузой, чем у меня книги». Въехав на захламленный двор с неопрятным домом, я на минуту остановился. На стене коровника, который чуть не шатало при каждом дуновении ветра, были навешаны три магических знака, немного поблекшие от времени, но все же очень красивые. Я уже давно положил на них глаз и все ждал, когда Фенштермахер решится их мне продать. Теперь, когда я закончил книгу, а коровник грозит на глазах развалиться, я хотел заручиться, что смогу приобрести их.
Поэтому, когда я вошел в кухню — неуютную, если сравнивать ее с кухней Эммы или кухней Фриды Цолликоффер, я начал с места в карьер:
— У меня три дела. Эмма прислала вам свой рисовый пудинг. Она хочет также купить три горшочка твоей свинины с кукурузой. А мне надо поговорить с тобой о тех магических знаках на твоем старом коровнике.
Как и следовало ожидать, вопрос о пище в немецких семьях всегда ставился на первое место, что миссис Фенштермахер и подтвердила:
— Пудинг Эммы мы любим. И, так как сейчас обеденное время, садись с нами, Лукас, и я разогрею свинину нашего Отто.
Такое приглашение нельзя было отклонить, потому что если и есть такое блюдо, которое я просто обожаю, то это дрезденская свинина — тонкие, поджаренные в кукурузной муке с обеих сторон ломтики мяса. Отто Фенштермахер лучше всех мог готовить это блюдо в нашей долине. Невзирая на то, хорошо ли шли его дела, плохо ли, он не забывал стряпать свое коронное блюдо, да так вкусно, что, будь он чуть-чуть сообразительнее, мог бы сделать на нем неплохой бизнес.
Секрет блюда состоял в том, что говядина перемешивалась со свининой, туда Отто добавлял кукурузную муку, соль, перец, специи и ставил это на медленный огонь. Затем он заливал варево в удлиненные формы для пирогов — и, затвердевая, кушанье превращалось в один из вкуснейших деликатесов нашей провинции. Кулинарные эксперты, которым не довелось попробовать это блюдо в детстве, впервые вкусив его, предложили окрестить кушанье «свиным паштетом бедняка» или «закуской: дешево и со вкусом».
Мы же, пенсильванские немцы, считаем блюдо своим национальным, и нам жаль те штаты, где о нем не знают.
Пока миссис Фенштермахер разогревала обед, аромат которого заполнил всю кухню, мы с ее мужем сидели за столом.
— Зачем тебе нужны эти знаки? — спросил Отто.
— Каждый раз, когда я заканчиваю книгу, мне необходимо сменить вид деятельности. Вот я и стараюсь привести в порядок магические знаки. Но они должны быть очень старыми, — объяснил я.
— Насколько старыми? — спросила миссис Фенштермахер, обернувшись от своей плиты.
— Сделанными еще до Второй мировой войны. Даже задолго до нее. Настоящие немецкие, а не недавние подделки.
— На коровнике моего отца было четыре магических знака, — сказала она.
А я дополнил:
— Ты стояла рядом с ним в тот день, когда я купил их у него.
— Верно, — воскликнула она. — Но ты никогда не говорил, что ты с ними сделал.
Обращаясь к обоим Фенштермахерам, так как я не мог предположить, с кем из них я смогу договориться по поводу знаков, я объяснил:
— Я почистил грани, заделал трещины…
— Чем? — поинтересовалась миссис Фенштермахер.
— Очень крепким новым клеем. Затем осторожно нанес краску взамен облупившейся и обработал края так, чтобы они казались отломанными, а не отпиленными.
— Ну а потом?
— Потом я приклеил их на деревянную панель, оставив поля шесть-восемь дюймов.
— А это зачем? — спросил Отто.
— Чтобы нанести узор. Но сначала я шкуркой или пемзой придаю поверхности доски шероховатость — она должна выглядеть столь же старой, как и сами знаки.
— А что за узор? — спросила миссис Фенштермахер, она все еще стояла у плиты, дожидаясь появления золотистой хрустящей корочки.
Я раскрыл и эту интересную часть процесса:
— Узор немецкой Пенсильвании — старые символы.
— Как на свидетельствах о рождении? — воскликнул Отто. — Тюльпаны, сердечки с подписями?
Наши немцы были не искушены во всех видах искусства: они плохо знали музыку, за исключением длинных гимнов и несложных мелодий, не рисовали портретов и пейзажей, не ваяли. Библейский аскетизм запрещал такие занятия. Но чем мы увлекались с чрезмерной старательностью, так это малеванием узоров с бесконечно повторяющимися рисунками: птичками, буквами и человеческими фигурами. Подобные картинки в старые времена использовали на свидетельствах о рождении, школьных дипломах, в изображениях генеалогических древ и других важных бумагах.
— А почему ты совмещаешь знаки и картинки? — не унимался Отто.
— Потому что я создаю художественное произведение. Старое и новое — великолепная смесь и очень по-немецки.
— А что ты со всем этим делаешь?
— Продаю или отдаю в музеи, в публичную библиотеку.
— Тогда ты — художник, такой, как их показывают по телевизору? — спросила миссис Фенштермахер.
— Только любитель. Просто после столь долгого сидения за машинкой я люблю поработать руками.
— А люди покупают то, что ты делаешь? Эти амбарные художества?
— Я чаще дарю. Но иногда покупают.
— Я думал, что ты сумасшедший, — рассмеялся Отто, — предлагать мне деньги за это старье! Но если ты их продаешь, то я еще запрошу вдвое больше того, что ты мне предлагал в прошлый раз.
Я не успел ничего ответить, так как миссис Фенштермахер накрыла на стол. Она поставила не только аппетитное мясное блюдо с кукурузой, по краям обрамленное яблочной подливкой, но также сковородку с деликатесом — золотистой кукурузной запеканкой, поджаренной в масле до темно-коричневого цвета и политой густым сиропом «каро». Это была еда фермеров-работяг, с массой холестерина, но ведь мы, немцы, считаем: «если не жарена — это не еда».
Вкус обоих кушаний был такой необыкновенный, что я счел своим долгом похвалить поваров:
— Я теряюсь в догадках, Ребекка, что вкусней — мясо или запеканка.
— Мясо — мужнино, запеканка — моя, — пояснила миссис Фенштермахер.
Удовольствие от трапезы было несколько испорчено прибытием сына Фенштермахеров, хамоватого толстого парня девятнадцати лет, получившего необычное, но, безусловно, подходящее ему прозвище — Повидло. В немецкой общине, где всего несколько вариантов фамилий и еще меньше — имен, привезенных из Европы, нередко встречались мальчики-ровесники — полные тезки. Так, в моей семье было три Лукаса Йодера, а у Фенштермахеров — три Отто. Однако существовал обычай обращаться друг к другу Большой Отто, Рыжий Отто или в случае с неуклюжим Отто — Повидло.
Оба родителя сразу же налетели на сына. Мать с криками:
— На обед нельзя опаздывать!
И отец:
— Ты должен был помочь мне с деревяшками для мистера Йодера!
Совершенно не обращая внимания на родительские упреки и полностью игнорируя меня, Отто-Повидло жадно заглотнул все, что было на тарелке, и пододвинул ее в сторону матери:
— Еще мяса.
Насытившись наконец, Повидло рыгнул, отодвинул стул и буркнул:
— Пошли к деревяшкам, — тяжело поднялся и, прихватив топор, а также лом, направился к тому самому ветхому амбару. Вслед за ним туда пошли и мы с Фенштермахером-старшим.
Вскарабкавшись на лестницу и сделав первый удар, Повидло прогремел сверху:
— Не понимаю, на кой вам нужны эти штуковины.
Я старался не раздражать его, уверяя, что он делает очень полезное дело, но мои ухищрения не подействовали, так как в тот момент он вонзил топор в самый лучший из трех знаков. Силясь предотвратить последующие повреждения, я сказал:
— Ничего страшного. Это можно исправить. Ты все делаешь правильно.
Последний из знаков он отсоединил уже без повреждений.
— Спасибо, что помог достать мне три отличных знака для моей работы, — поблагодарил я спустившегося с лестницы Повидло, но его было невозможно расположить к себе. Он и не подумал помочь мне донести «деревяшки» до машины, а оседлал свой мотоцикл и с ревом умчался.
— Повидло — без царя в голове, — извинился за него отец. — Но он стал лучше, чем был три года назад. Жена его испортила, когда он был ребенком, — слишком сладко кормила.