Редакция - Юлия Качалкина

Рассвет. Занавес.

Действие третье

Трамвайная остановка между Соколом и Тушинской. Совсем раннее утро: еще темно и горят фонари. По Волоколамскому шоссе едут первые машины. Бывшее здание Гидропроекта – как раз напротив остановки – заслоняет пол предрассветного неба. Выглядит цитатой из Герберта Уэллса. Холодно. На скамейке внутри остановки сидя спит Хесин. Он изрядно нетрезв. Запах алкоголя. Поминутно кутается в черную кожаную куртку-косуху и натягивает на лицо кепку. Какое-то время он сидит один. Потом из сумерек появляется Фальцвейн – в черном новом пальто, клетчатом шарфе и с большим дорожным чемоданом. Смотрит на Хесина. Садится рядом. Достает из кармана папиросу и обхлопывает себя в поисках зажигалки. Не находит. Снова смотрит на Хесина. Тот кутается в куртку.

Фальцвейн (тихим басом). Простите меня, огонька не найдется?

Хесин (резко просыпаясь, узнает голос и моментально трезвеет). Да, будет. (Роется за пазухой, достает Cricket.) Вот. (Наблюдает за тем, как Фальцвейн прикуривает и возвращает зажигалку обратно.)

Хесин смотрит на Фальцвейна, Фальцвейн закрыл глаза и с наслаждением вдыхает дым.

Фальцвейн (не открывая глаз). Славная вещица.

Хесин. Ага. Какая?

Фальцвейн (поворачиваясь к нему). Ваша куртка и зажигалка тоже. Бурные девяностые, да? (Улыбается могучей улыбкой, покряхтывает.)

Хесин. Ну да, вроде как. Я вообще-то анархист. Просто куртка удобная. И все.

Фальцвейн (щурясь, могучим басом). Славная все-таки вещица!

Хесин. Первый автобус будет только через полчаса. Едете куда-то?

Фальцвейн. В общем да. Можно сказать и так. А вы?

Хесин. А я уже приехал. Я тут живу недалеко. Но идти до дома сил нет. Жду, когда придет трамвай.

Фальцвейн. Давно я уже не ездил так… чтобы – с билетом и вообще…

Хесин. У меня тоже когда-то была машина, но я ее продал. Нужны были деньги – книгу выпустить.

Фальцвейн. Так вы писатель?

Хесин. В некотором роде. А вы – далеко едете?

Фальцвейн. Пока не решил. Я полчаса назад впервые ушел из дома. (Хесин трезвеет еще больше и начинает слушать внимательно) Просто собрался и ушел. Пока все спали. И теперь – не знаю. У вас так бывало?

Хесин. Ну, всякое бывало (улыбается). Уходил дважды, и дважды квартира оставалась за ней.

Фальцвейн. Разведены?

Хесин. В некотором роде. А вы далеко ушли? В смысле – надолго?

Фальцвейн (повторно затягиваясь и кашляя). Далеко. Очень далеко. Хотите папиросу?

Хесин. Хочу. Благодарствую.

Хесин берет из рук Фальцвейна дорогую импортную папиросу.

Хесин. «Парламент» курите? Шикарно. Завидую.

Фальцвейн. Да это так… баловство. А вас какими судьбами – с утра пораньше?

Хесин. С работы возвращался не вовремя. Метро закрыли. Поймал машину – довезли только до Сокола. Теперь сижу – жду. Смело вы – на трамвае в светлое новое будущее! Трамвай – он же дальше рельс ни-ни!

Фальцвейн. Да я и не помню, где они рельсы эти кончаются. (Тихо улыбается. Смотрит под ноги.) Я здесь мало жил. Раньше я жил в другом красивом городе, среди других людей – как будто это и в жизни совсем другой, не этой было. Так иногда случается. Молодой человек – восторженный, глупый… и по Неве корабли такие сказочные ходили… я часто не успевал к разводу мостов и сидел на набережной – летом, когда только еще светает и хочется спать, и от этого как-то радостно во всем теле – точно тебе обещали удивительное путешествие с непременным приключением…

Хесин морщится.

Фальцвейн. Знаете, где львы на мосту сидят, крылатые львы?

Хесин (соображая). Ну.

Фальцвейн. Там гуляла Анна Андревна. Ахматова.

Фальцвейн смотрит, какое впечатление слова произвели на Хесина.

Хесин. Ну?

Фальцвейн (торжественно). Я ведь знал ее.

Хесин (изображая удивление). Да ну?

Вдалеке показывается трамвай.

Хесин. Здорово, наверное, когда так – с живым классиком… вместе гуляешь…

Фальцвейн. Вы ведь мне не очень верите, да?

Хесин. Отчего же. Я вам верю. Даже представить себе не можете, как я вам верю.

Фальцвейн. …Какой-то старик утром на трамвайной остановке рассказывает вам об Ахматовой… я бы поостерегся!

Фальцвейн густо и могуче смеется. Кашляет.

Хесин (замечая трамвай). Вот и карета подана! Прошу!

Помогает Фальцвейну с чемоданом. У открытых дверей.

Хесин (чешет в затылке). А знаете, я вдруг подумал, почему бы нам не поехать ко мне? Я, конечно, не знаю, где эти рельсы кончаются точно, но около моего дома они еще идут. Все равно вам решить нужно – куда дальше. Отдохнете. Как, согласны?

Фальцвейн (недолго думая). Может, все так и должно быть. Так. Ведите меня, друг мой!

Хесин – лицом обращенный к зрительному залу, на лице – выражение озадаченности. Заносит ногу на ступеньку.

Занавес.

Маленькая комната в блочной многоэтажке. Высоко. В окно видно только небо – и ни одной крыши. Возле стены – диван. На диване лежит Фальцвейн и мирно спит. Рядом с ним стоит нераспакованный чемодан. В дверном проеме, держась за притолоку обеими руками, стоит Хесин. Сосредоточенно смотрит на Фальцвейна. Тот продолжает спать. Хесин выходит на кухню, снимает со стены телефонную трубку и набирает номер. Фальцвейн в это время переворачивается на другой бок.

Хесин (в трубку). Витька? Витька, это Хесин, здорово. Да, нормально, а ты? Угу… Витька, у меня проблема. На трамвайной остановке утром я подобрал ушедшего из дома Юрия Фальцвейна, и теперь он у меня при полном параде спит на диване, что мне делать? Что… что ты ржешь мне в трубку? Очумел совсем? Я не шучу. У меня серьезно Юрий Фальцвейн в… (приоткрывает дверь в комнату, выглядывает, смотрит, закрывает дверь) …коричневом пиджаке, красной рубашке, черных брюках и полосатых носках спит лицом к стене. Витька, это всё пахнет историей литератур, понимаешь? Если всё до вечера не уладить – будет скандал. Скандал, говорю, будет! Ты что – думаешь, я издеваюсь? Зачем я его подбирал? А ты что, предлагаешь его обратно отвезти, чтобы он уехал куда-нибудь, заблудился, и мы потом сообща делали поминальную полосу? «Погиб поэт – лучший друг Иосифа Бродского, ученик Ахматовой…» Ты мне это предлагаешь? Нет, я спокоен, я совершенно спокоен. Мирный, что делать? Что делать? Что? Ты гений! Я тебя люблю. Позвони ей. Да. Пускай потихоньку приедет и заберет его. Без шума. Все. Прощай.

Хесин вешает трубку и некоторое время стоит в задумчивости. Потом проходит в комнату, садится в старое облезлое кресло напротив дивана и смотрит на спящего Фальцвейна. Фальцвейн переворачивается на спину и открывает глаза.

Хесин. Доброе утро. Я забыл постелить вам по-человечески.

Фальцвейн. Не страшно, дорогой, не страшно. Я хорошо подремал. Давайте хотя бы познакомимся с вами. Я – Юрий, а вас как?

Хесин. Иосиф.

Фальцвейн еле заметно вздрагивает.

Хесин. Да, у меня папа был одесский еврей. Эмиль. Вот и получился в результате Осип Эмильевич. Как Мандельштам.

Фальцвейн. Как забавно получается иногда, подумать только! А меня тоже когда-то давно звали иначе. Потом – болел и принял второе имя, чтобы смерть не забрала. Я ведь тоже – иудей.

Хесин. Да я догадался.

Фальцвейн. И чем вы, Осип, занимаетесь?

Хесин (бросает взгляд на стену. На стене – фотографии. На них – Хесин в обнимку с разными известными писателями. Фотографии неформальные).…Да я… (движется вдоль стены и встает так, чтобы закрыть головой и плечами большую часть из них)… да так, по-разному. Какое-то время трудился в котельной. В армии служил. Учился.

Фальцвейн. И чему учились?

Хесин. Плавить сталь (улыбается). В смысле – в Стали и сплавов. В армии был танкистом. Маленький и легкий потому что. Удобно в люк запихивать. А вы, наверное, были каким-нибудь начальником, да?

Фальцвейн (начинает хохотать и долго не может остановиться). Это вы почему решили? Пальто? Чемодан?