Тайфун над пограничной заставой - Георгий Метельский

Пилот эти сопки обогнул и лишь тогда решительно направил машину вниз, в клубящуюся темноту туч с ямами и ухабами, от которых у Тони обрывалось и замирало сердце. Стекла иллюминаторов, еще недавно такие прозрачные, запотели и покрылись косыми неровными дорожками от капель: в Петропавловске шел дождь.

В аэропорту Тоню никто не встречал, зато за Анной Михайловной приехал на газике молодой парень — шофер с черной и невероятно густой бородой, закрывавшей две трети лица. Он помог обеим женщинам получить их багаж, у Анны Михайловны легонький, у Тони, напротив, очень тяжелый, громоздкий, потому что в чемодан Тоня положила книги, кастрюли, мясорубку, кофейную мельничку и японский обеденный сервиз на шесть персон, который с трудом достала в Орле перед отъездом. Про себя она решила, что если у нее ничего хорошего не получится с Бочкаревым, то всю эту тяжесть она оставит на заставе, а домой вернется налегке, разве что захватит конспекты. Она все «еще тешила себя надеждой, что если не в самом Береговом, то где-то рядом будет хоть маленькая школа, где она станет учительствовать, а поэтому прихватила с собой еще и свои институтские записи по французскому языку — авось пригодятся.

— Едем к нашим, — решительно объявила Анна Михайловна, и Тоня, робея от предстоящей встречи с 'совершенно незнакомыми, чужими людьми, ничего так и не увидела вокруг, пока машина шла по живописной дороге в город. Каждый Тоне казалось, что бородатый шофер Саша уже сворачивает на ту улицу, где находится база, и от этого Тонино сердце сжималось еще сильнее.

Все, однако, обошлось куда лучше, чем ожидала Тоня. Навстречу к машине вышел некто средних лет с полным бритым лицом и решительными манерами человека, привыкшего распоряжаться.

— С приездом, Анечка, — сказал он и, как ни в чем не бывало, протянул Тоне руку.

Тоня попыталась что-то пролепетать, объяснить, как она сюда попала, но ее опередила Анна Михайловна, сказала, что это ее знакомая попутчица, тоже летит в Береговое и ее надо сначала приютить, а потом вместе с ней «подбросить вертолетом».

— Пожалуйста, места хватит, — сказал полный человек и помог Тоне нести ее тяжелый чемоданище.

В большой неуютной комнате стояло в ряд несколько раскладушек, но их сдвинули и втиснули еще две, так что соседом Тони оказался разбитной парень с рыжими усищами, над которыми все смеялись. Парень несколько дней ожидал самолета, как, впрочем, и другие бородачи, отсиживающиеся на базе из-за плохой погоды.

Погоды не было, шли дожди, наползали туманы по утрам, и маленькие самолеты, летавшие по Камчатке, отстаивались в аэропортах.

Тоня, конечно, могла добраться до пограничного начальства, представиться, сказать, что летит к мужу, может быть, и подвернулся бы какой-нибудь вертолет или корабль, но едва она начинала думать об этом, как чувство тревоги овладевало ею с новой силой. Вот узнают, к кому она едет, передадут на заставу ЕМУ, а он вдруг скажет — не нужна мне больше эта женщина. Нет, уж лучше приехать внезапно, свалиться как снег на голову, а потом — будь что будет.

Анна Михайловна тоже не советовала просить помощи у пограничного начальства.

— Ведь он же вас ожидает, — сказала Анна Михайловна. — Вот радость-то ему будет! Нечаянная...

И она улыбнулась, представив, как обрадуется не знакомый ей мужчина по фамилии Бочкарев. Тоня же, стесняясь, так и не открылась ей, ничего не рассказала о своих страхах. Два года разлуки — срок немалый для соломенного вдовца.

Она напряженно зажмурилась, представив в деталях свою встречу с Бочкаревым, его равнодушные глаза, отчужденный холодный голос, всю эту позорную сцену при чужих людях, после которой остается только бежать к океану и топиться.

Три дня каждое утро вдвоем с Анной Михайловной они ездили в аэропорт и ждали, что вот-вот объявят вылет. Высокая красивая девица в справочном бюро нехотя поворачивала лицо с лиловыми веками и, не отрываясь от разговора с подругой, раздраженно бросала: «Вам русским языком говорят, что нет погоды». Сзади стояла длинная очередь, и все покорно ждали, пока девица с лиловыми веками закончит рассказывать о купленных вчера на толкучке заграничных чулках. Ей была глубоко противна ее работа и это вечно недовольная, гудящая толпа пассажиров, пристававших к ней с одним и тем же глупым вопросом: «Когда улетим?»

Время от времени та же девица подносила к накрашенным губам микрофон и сообщала обидно равнодушным голосом, что все вылеты задерживаются на два часа. Через два часа объявлялась новая задержка, а к вечеру все пассажиры отпускались до семи часов утра. Тоня и Анна Михайловна садились в битком набитый автобус, ехали в центр, а потом пешком взбирались на крутую сопку, поросшую каменными березами. Оттуда открывался вид на Авачинскую бухту, за которой, говорят, тоже были вулканы, правда, закрытые теперь тучами.

На базе все время горланило местное радио. Из репродуктора доносилась легкая музыка, то и дело прерываемая сводками погоды: «Говорит камчатское метео. По восточному побережью ожидается пасмурная погода с дождями и туманами. Температура воздуха...»

Было холодно и без прогноза. Когда Тоня уезжала из Орла, знакомый преподаватель, который много лет жил на Камчатке, говорил ей, что самый хороший месяц в тех краях — сентябрь. То же самое повторяли и местные жители, недоуменно разводя при этом руками, а в газете даже появилась заметка, мол, такой холодный сентябрь был в Петропавловске шестьдесят два года назад. Впрочем, для Тони это не явилось большим утешением.

На четвертый день неожиданно разъяснилось, и Тоня, проснувшись, впервые за эти дни увидела в окне на фоне высокого бледно-голубого неба ледяной дымящийся конус Корякской сопки.

— Вставайте: Через час вылет! — сказал запыхавшийся начальник базы. — Чай горячий, хлеб весь съели...

Анна Михайловна работала в научно-исследовательском институте, возглавляла сектор и летела в урочише Береговое, чтобы проверить, как там работают ее подопечные. Кроме того, ей просто хотелось месяц провести среди природы, вдали от начальства, посмотреть, конечно издали, на медведей, поесть крабов и привезти домой красной икры.

Тонины желания были и шире, и скромнее — она просто собиралась жить в том месте, куда Анна Михайловна ехала как бы в гости.

На вертолетах Тоня еще ни разу не летала ее оглушил резкий гул мотора, будто тысячи кувалд одновременно били по обшивке, но вскоре она привыкла, устроилась на металлическом неудобном сиденье и прильнула к иллюминатору. Пилоты сидели высоко впереди, их не было видно, механик же стоял на лесенке, половина его находилась где-то внутри пилотской кабины, а ноги в салоне, но вскоре ноги спустились, и их владелец предложил Тоне занять его место.

Тоня не заставила себя просить дважды, взобралась на лесенку, судорожно ухватилась руками за что- то металлическое, холодное и стала со страхом смотреть через широкое стекло. Внизу лежали горы, голые острые скалы, и Тоне казалось, что вертолет обязательно врежется в них. Она тихонько ахала, жмурилась, а когда открывала глаза, опасная скала уже была далеко позади. Затем вертолет взял резко вправо, снизился, и вскоре Тоня увидела океан и берег. Океан был зеленоват и весь в белых полосках пены, словно его заштриховали, берега каменисты, пестрой окраски— синие, охристые, розовые, за ними, левее, начинались леса густо-зеленая щетка кедрового стланика, перемежающаяся кривыми белоствольными березами.

— Смотрите, медведь! — громко крикнул пилот, оборачиваясь к Тоне.

Тоня стала лихорадочно искать глазами, крутить головой, пока не увидела на поляне четвероногого толстяка в бурой шубе, который, смешно подбрасывая зад, в панике убегал от вертолета, но едва опасность миновала, сел и, задрав голову, стал с любопытством смотреть на удаляющуюся машину.

Лагерь геологов появился внезапно — белые палатки на крутом берегу речки, костер, мачта рации и три фигурки возле самодельного посадочного знака. Фигурки сперва махали руками, потом отбежали в сторону, спасаясь от поднятого вертолетом вихря, который пригнул, чуть не втоптал в землю траву.

Тоня знала, что на заставу пилоты не полетят и что ей придется добираться до места «пешим строем», но это ее не пугало: Анна Михайловна сказала, что застава недалеко и Тоню, конечно, туда проводят. Сейчас она даже радовалась этой случайной задержке.

Анна Михайловна звонко расцеловалась со всеми, Тоня же робко протянула руку, неловко и тихо называя себя.

— Это вы всегда такая застенчивая? — добродушно спросил ее высокий с моложавым живым лицом человек, назвавшийся начальником отряда Николаем Павловичем Курковским. — А еще жена пограничника!

В ответ Тоня молча замотала головой, так что разлетелись в стороны ее завитые еще в Орле кудряшки, и обескураживающе улыбнулась.

— Вот это Наташа, сказал начальник отряда, показывая на девушку в спортивных голубых штанах и белом свитере.