Три правды о себе - Джулия Баксбаум

Я снова краснею. Я не только толстая корова с идиотской бархатной резинкой, не только жалкая неудачница, которая обедает в одиночестве на скамейке у входа, но меня еще и застали за тем, как я фоткаю это волнующее мгновение моей жизни. Причем застал симпатичный парень. О господи.

Я вызываю меню рядом с фоткой. Нажимаю на кнопку «Удалить». Жаль, что нет такой кнопки, чтобы удалить все остальное.

Глава 4

– Томас Элиот. «Бесплодная земля». Кто-нибудь уже прочел? – спрашивает миссис Поллак, моя новая учительница литературы. Никто не поднимает руку, включая меня, хотя я читала «Бесплодную землю» два года назад, в прошлой жизни. Мама любила поэзию, и томики стихов у нас были разбросаны по всему дому, как указатели в каком-то загадочном квесте, – россыпь замысловатых подсказок, ведущих даже не знаю куда. Когда мне было скучно, я брала книжку с маминой тумбочки или со столика в ванной, открывала ее наугад и читала. Мне нравилось искать строки, которые мама подчеркивала карандашом. Нравилось искать ее заметки, сделанные на полях неразборчивым почерком. Я часто задумывалась, почему мама выделила именно эту строку.

Но ни разу ее об этом не спросила. Почему я ее не спросила? Когда твой близкий человек умирает, ты потом еще долго терзаешь себя, вспоминая все те моменты, когда мог обратиться к нему с вопросом, но почему-то не обратился, все те случаи, когда ты сдуру решил, что у вас еще много времени впереди. А время – раз, и закончилось. И ничего не осталось. Только призраки воспоминаний, кадры на засвеченной пленке.

В «Бесплодной земле» мама подчеркнула первую строчку и поставила на полях два восклицательных знака: «Апрель – жесточайший месяц».

Почему апрель жесточайший месяц? Я не знаю. Теперь каждый из месяцев кажется по-своему жестоким. Сейчас сентябрь: заточим карандаши. Новый год и не новый. Слишком рано для подведения итогов, слишком поздно для новых свершений.

Мамины книги, упакованные в картонные коробки, плесневеют в камере хранения на складе в Чикаго. Запах бумаги сменяется запахом пыли и сырости. Я стараюсь об этом не думать, стараюсь не думать о разложении материи. О том, что все эти подчеркивания и заметки делались зря.

– Это поэма в четыреста тридцать четыре строки. По объему – как четыреста тридцать четыре твита, – говорит миссис Поллак, и класс смеется.

Она молодая – лет двадцать пять – двадцать семь – и красивая. Пятнистые легинсы под леопарда, кожаные ботильоны с открытым носком, шелковый топ на бретельках, выставляющий напоказ веснушчатые плечи. Миссис Поллак одевается лучше меня. Она из тех учителей, которыми искренне восхищаются ученики, потому что не настолько далека от них, чтобы между ними не было ничего общего.

В первый день она представила меня классу, но не заставила вставать из-за парты и рассказывать о себе, как делали все остальные учителя. Тактичная миссис Поллак спасла меня от унижения.

– «Бесплодная земля» – произведение непростое. Я бы даже сказала, сложное. Где-то на уровне первого курса колледжа. Но, я думаю, вы с ним справитесь. Ну что, замахнемся?

В ответ раздается несколько неуверенных, вялых «да». Я молчу. Чтобы никто не подумал, что мне больше всех надо.

– Нет, так не пойдет. Вы способны на большее. Ну что, замахнемся?

На этот раз класс взрывается бодрыми воплями, что меня приятно удивляет. Я думала, эти ребята проявляют восторг только по поводу модной одежды, гламурных журналов и дорогущих поездок по миру, чтобы собрать материал для вступительного сочинения в колледж. Может быть, я поспешила с выводами.

– Ладно, я расскажу, как мы будем работать. Вы разобьетесь на пары, и через два месяца каждая пара прочтет в классе доклад о своем видении «Бесплодной земли».

О нет! Нет. Нет. Новеньким в школе и так-то несладко. А когда тебе, новенькой, нужно найти напарника на проект, это уже совсем вилы. Черт.

Я смотрю по сторонам. Тео с Эшби на первой парте. Ясно, что Тео не собирается облегчать жизнь своей сводной сестренке в моем лице. Две блондинки, потешавшиеся надо мной на перемене, сидят справа через проход. Теперь я знаю, как их зовут. Кристель и Джем. Симпатичные имена. Вернее, были бы симпатичными, не будь их обладательницы такими грымзами. Смотрю налево, на девчонку в крутых очках «Уорби Паркер» в черной оправе и драных джинсах. Вроде нормальная. По крайней мере, похожа на человека. На человека, с которым можно подружиться. Но пока я собираюсь с духом, чтобы предложить себя ей в партнеры, она оборачивается к какой-то другой девчонке, и они обо всем договариваются без слов.

Вдруг выясняется, что все остальные уже разбились на пары. Я стараюсь не выдавать своего отчаяния, но понимаю, что дело плохо. Неужели придется поднимать руку и говорить миссис Поллак, что у меня нет партнера? Нет, только не это. А есть варианты? Я уже собираюсь сдаться и все-таки поднять руку, и тут кто-то стучит меня сзади ручкой по плечу. Я облегченно вздыхаю и оборачиваюсь. Мне все равно, кто это будет. Нищие не выбирают. Бери, что дают.

Не может быть. Бэтмен.

У меня внутри все сжимается. Бэтмен легонько кивает мне, и я вдруг понимаю, что он действительно предлагает работать с ним в паре. Он сверлит меня пристальным взглядом, словно смотрит не на меня, а в меня. Оценивает. Прикидывает, стоит ли тратить на меня время. Я моргаю, опускаю взгляд, киваю в ответ и пытаюсь улыбнуться. Улыбка выходит какой-то бледненькой. Потом я отворачиваюсь и сижу, глядя прямо перед собой и борясь с искушением поднести руки к горящим щекам, чтобы хоть чуточку их охладить.

Весь урок я пытаюсь понять, почему Бэтмен выбрал меня. Может быть, у меня умный вид? Значит ли это, что я выгляжу как лохушка? Мысленно инспектирую свой наряд: клетчатая рубашка, узкие джинсы с отворотами, черные кеды. В Чикаго я так всегда и одевалась. Минус теплая кофта. Нормальный вид, и особенно без «деревенской» бархатной резинки. Моя первая версия: он просто решил сделать доброе дело. Может быть, он увидел, как я отчаянно высматривала хоть кого-то, кто возьмет меня в пару, и «сердце его преисполнилось жалости». Тем более сегодня он был свидетелем, как на меня наезжала Джем. Даже Кен Абернати, у которого, по словам КН, большие проблемы с кишечными газами, и тот мгновенно нашел напарника.

Звенит звонок, мы убираем ноутбуки в сумки (разумеется, я единственная во всем классе таскаюсь с допотопным тяжелым ноутом; у всех остальных – тонкие «книжки» последних моделей). Бэтмен встает рядом с моей партой и смотрит на меня сверху вниз совершенно убийственным взглядом голубых глаз. Мне кажется или в нем действительно есть что-то от социопата? Наверняка он не такой уж плохой. Проявил великодушие, выбрал меня. Я сама, например, не спешила бросаться на помощь новеньким в моей старой школе. Красивый и добрый. Это. Может. Закончиться. Плохо.

Я понимаю, что надо хоть что-то сказать. Нельзя просто таращиться на него и молчать.

– Надо, наверное, обменяться номерами мобильных или типа того? – произношу я с наигранной бодростью и ненавижу себя за это. Я сейчас говорю в точности, как те девчонки, которые вьются вокруг него на переменах. Просто я одичала за этот месяц, отвыкла от разговоров с людьми. Со Скарлетт мы в основном переписываемся. Папа сейчас слишком занят: ищет работу и проводит все время с новой женой. Мы с ним почти и не видимся. Честно сказать, мне сейчас не особенно хочется с ним общаться. Это какой-то совсем другой папа, отрешенный, растерянный, женатый на посторонней женщине, затащивший меня в совершенно чужую жизнь, даже не потрудившись спросить, как я к этому отнесусь. Вот и все люди, оставшиеся в моем мире. Раз, два и обчелся.

– Не. Я все сделаю сам, а напишем, что вместе. – Он не ждет моего согласия. Он просто кивает, как будто я сказала «да». Как будто он задал вопрос и я ответила именно так, как и предполагалось.

Ладно. Может быть, не такой уж и добрый на самом деле.

– Но…

И что но? Мне так хотелось быть с тобой в паре? Мне нравятся твои глаза серийного убийцы? Или еще того хуже: Не бросай меня снова одну? Я так и не договорила. Не знала, что сказать. Просто сидела и смотрела на свой кожаный портфель, который казался мне стильным и очень крутым, пока я не пришла в эту школу.

– Не волнуйся. Получишь пятерку.

Потом Бэтмен уходит. Исчезает так быстро, как будто его и не было вовсе. Как будто он мне привиделся. Супергерой, только наоборот. А я сижу и гадаю, сколько мне еще ждать, пока со мной кто-нибудь заговорит.

Я: Все наладится, да? В конце концов все наладится.

Скарлетт: Даже жалко, что я не люблю ставить смайлики в разговорах. Ты вполне заслужила желтушную рожу с улыбкой. Да, все наладится.

Я: Гы. Просто я… Ладно, забей. Извини, что приходится слушать мое нытье.

Скарлетт: Для того я и нужна. Кстати, то мыло, что ты переслала. Думаю, это ТАЙНЫЙ ПОКЛОННИК.