Тайна подружки невесты - Фиона Харпер

Ей нравилась ее худая угловатая фигура, и в восемнадцать лет она уехала из Монта-Корренти и устроилась работать офис-менеджером в один из лондонских модных журналов. Там она оказалась в своей стихии. Ее новый мир был полон девушек, которые питались одними овощами и постоянно жаловались, что их тонкие как спички бедра были слишком толстыми.

Ей понадобилось немало лет, чтобы признать, что у нее проблемы. Что желтоватый оттенок кожи никак не связан с ее итальянским происхождением. Что впадины на щеках нельзя объяснить хорошим строением лица, и здоровый человек не может с такой легкостью пересчитать свои ребра.

Набрать вес оказалось нелегко, но ей это удалось. Сейчас она гордилась своей фигурой. Большинство женщин ее возраста могли о такой только мечтать. Для поддержания формы она ела только натуральную пищу и занималась с личным тренером четыре раза в неделю.

Хотя Джеки знала, что хорошо выглядит, она не хотела, чтобы ее видели без одежды. Когда Жаклин Пэттерсон шла по коридорам своего офиса в костюме безупречного покроя, ее имя произносили с благоговейным трепетом. Без этой модной брони она становилась беззащитной. Рядовой женщиной за тридцать со следами растяжек и шрамом от кесарева сечения.

Плотно закрыв дверь гардеробной, Джеки сняла льняной брючный костюм и пошла в ванную освежиться. Стоя под душем, она слышала, как ее кузина подробно рассказывала Лиззи и Скарлетт историю своего знакомства с Максом Ди Росси, ее женихом.

Освежившись, Джеки вернулась в гардеробную и достала из чехла свое платье. Какое великолепие! Оно напомнило ей наряды, которые она сшила для школьной постановки «Ромео и Джульетты». У него была пышная юбка и вышитый корсаж с шифоновой драпировкой, переходящей в бретельки. Те, кто недостаточно хорошо разбирался в дизайне одежды, не догадывались, что корсаж так выгодно подчеркивал изгибы женского торса благодаря жесткой внутренней структуре. Они думали, что самую трудную работу сделала природа, а не дизайнер, закройщик и портной. Сняв платье с вешалки, Джеки расстегнула молнию. Когда она сделала шаг внутрь платья, в дверь постучали.

— У тебя все в порядке? — послышался голос Лиззи.

Джеки улыбнулась.

— Я почти готова! — крикнула она, снимая бюстгальтер, который был здесь совсем не нужен.

Начав застегивать молнию, она поняла, что была права. Платье будет облегать ее фигуру как вторая кожа, и никаких изменений не понадобится.

Неожиданно у нее возникли проблемы с молнией.

— Лиззи? Изабелла? Мне нужна помощь, — позвала она, перекинув вперед через плечо свои идеально прямые волосы.

Дверь щелкнула, и за ее спиной послышались шаги, которые заглушал мягкий ковер.

— Никак не могу застегнуть платье, — пожаловалась она.

Ничего не ответив, вошедший ловким движением застегнул молнию. Посмотревшись в зеркало, Джеки была ослеплена красотой платья и не сразу заметила, что что-то не так.

На пальцах, которые расправляли драпировку корсажа, не было длинных накрашенных ногтей Скарлетт. Беременная Лиззи не могла стоять так близко, а Изабелла была намного ниже ее. Дыхание стоявшего сзади человека согревало ей левое ухо. Там, где его пальцы касались ее обнаженной кожи, ее начинало покалывать.

Когда он закончил свою работу и отошел назад, у Джеки задрожали колени. Даже до того, как она откинула назад волосы и снова посмотрелась в зеркало, она знала, что увидит в нем Романо Пуччини.

Глава 2

Высоко в горах над Монта-Корренти находилась давно заброшенная оливковая роща. На ее краю стоял небольшой каменный дом, о существовании которого все забыли.

Точнее, почти все.

Когда жара начала спадать и яркий солнечный свет уступил место сумеркам, девочка-подросток свернула с главной дороги на грязную колею, ведущую к заброшенному дому. Убедившись, что за ней никто не следует, она радостно заулыбалась и побежала.

У нее были темные волосы почти до пояса и гладкая смуглая кожа. В будущем она обещала стать настоящей красавицей. Добравшись до дома, она села на ступеньки и стала смотреть вниз на поселок. Она была немного взволнована, как будто ожидала чего-то приятного, что случалось не очень часто.

Через десять минут к стрекоту сверчков и шелесту листьев добавился еще один звук. Девочка встала и посмотрела в сторону дороги. Через несколько секунд слабое жужжание, которое можно было принять за шум работающего вдалеке трактора, стало более отчетливым. Зная, что его издает мотор мопеда, она еще шире заулыбалась.

По мере приближения шум становился все громче и вдруг прекратился. Девочка задержала дыхание. Ее терпение лопнуло. Соскочив со ступенек, она побежала. Завернув за угол дома, она увидела бегущего ей навстречу юношу. Его улыбка была такой ослепительной, что могла бы заменить солнце, если бы оно однажды захотело устроить себе сиесту. Девочка замерла на месте и уставилась на него широко распахнутыми глазами.

Наконец он оказался прямо перед ней. Его темные волосы были взъерошены ветром, в серых глазах плясали чертики. Какое-то время они молча стояли друг напротив друга и слушали, как стучат их сердца. Затем он коснулся ее щеки и нежно поцеловал в губы. Вздохнув, она обняла его за шею и ответила на поцелуй. После этого они каким-то образом оказались на ступеньках старого дома. Она сидела, прислонившись к дверному косяку, а он покрывал поцелуями ее шею.

Затем он немного отстранился, положил руки ей на плечи и посмотрел на нее. Она моргнула, улыбнулась и заглянула в его серые глаза, которые внезапно стали серьезными.

— Я люблю тебя, Джеки, — произнес он, нежно проведя по ее щеке большим пальцем.

— Я тоже тебя люблю, Романо, — прошептала она и уткнулась лицом в его плечо.

Джеки не подозревала, что от удивления можно застыть на месте и лишиться дара речи.

Романо, похоже, таких неудобств не испытывал. Он просто смотрел на нее из зеркала своими светлыми глазами, в которых плясали озорные огоньки.

— Belissima, — произнес он, глядя на платье, но Джеки уловила в его голосе интимные нотки.

Джеки прокашлялась и, обретя наконец дар речи, заговорила по-английски:

— Что ты здесь делаешь?

Романо пожал плечами и сделал неопределенный жест рукой, который был так хорошо ей знаком.

— Пришел посмотреть, подошли ли вам платья, Жаклин.

Она изумленно уставилась на него:

— Это ты изготовил платья? Почему мне никто ничего не сказал?

— А почему кто-то должен был что-то тебе говорить? Все думают, что мы с тобой едва знакомы. Мой отец и твоя мать старые друзья, а твои сестры думают, что мы встречались от силы несколько раз.