Загадка ракеты «Игла-2» - Сергей Болдырев

Но что же такое первичные космические лучи, то есть частицы, влетающие в пределы земной атмосферы из межзвездного пространства?

Как же все-таки найти первичные «настоящие» космические лучи?

В институте, где работала Ольга, решалась как раз эта задача. Ольга входила в одну из групп молодых советских физиков, уже несколько лет разрабатывавших новые приборы для регистрации космических лучей, отличавшиеся необычайной чувствительностью и точностью. Она вошла в этот небольшой коллектив ученых совсем недавно, после завершения своего образования. Ее привлекали сюда и таинственность, окружавшая «лучи», и препятствия, которые надо было преодолевать на каждом шагу. Она представляла себе свою работу в виде цепи неожиданных приключений и удивительных открытий. Ведь охотники за космическими лучами поднимались в стратосферу, забирались под землю, погружали свои приборы в горные озера. Они умели «увидеть» с помощью приборов бесконечно малые части атомов — протоны, электроны и другие элементарные частицы. Все это казалось Ольге необычайным и привлекательным. Но когда она сама взялась за дело, то оказалось, что жизнь исследователей космических лучей наполнена многими, подчас удручающими человека, неудачами, кропотливой работой в лаборатории, сложными математическими вычислениями. Это была будничная жизнь тружеников науки, мало похожая на романтические представления Ольга о легкости научных приключений и блистательных открытий.

В действительности даже самое незначительное открытие, новые данные о лучах давались ценой тяжелого труда. Как все это было далеко от ее мечтаний!

И вот здесь в горах, когда она оказалась одна (ей поручили провести первую самостоятельную работу), девушка, пожалуй, впервые поняла, как тяжел тот путь, который она избрала себе в жизни.

Шар-пилот, казалось, исправно выполнил свое назначение — поднялся на очень большую высоту и опустился обратно.

Но уже тогда, когда она читала записанные на ленте показания его приборов, передаваемые по радио автоматически действующим на шаре передатчиком, она поняла, что там происходит что-то неладное. Все цифры были перепутаны, сигналы носили какой-то сумбурный, хаотический характер.

Когда шар опустился с помощью миниатюрного радиолокатора и автопилота и был вскоре доставлен к месту старта и Ольга вскрыла приборы, опасения ее подтвердились: записи их показаний на лентах были также необъяснимо запутаны, и разобраться здесь не было никакой возможности. Механизмы некоторых приборов оказались испорченными, и Ольга предположила, что шар, видимо, на очень большой высоте попал в какие-то необычайные условия, вызвавшие механические повреждения приборов.

Вслед за первым шаром полетел второй, но и здесь произошло почти то же самое. Эти две неудачи, следовавшие одна за другой, как-то даже оглушали девушку. Долго готовиться в Москве, ехать за тысячи километров, и все это только для того, чтобы потерпеть полную и, казалось, необъяснимую неудачу. Такого исхода своей поездки Ольга никак не ожидала.

Нельзя сказать, чтобы в горах Ольга осталась без всякого дружеского участия. Она выбрала местом своих работ именно эту высокогорную обсерваторию потому, что здесь работал ее отец.

Когда ей предложили заняться самостоятельной работой в горах, Ольга сейчас же подумала о том, что надо поехать к отцу. Опытный астроном, он мог посоветовать Ольге как лучше всего провести эксперименты, и это намного облегчит выполнение задания.

Географически район был вполне подходящим. Да и старик, страдавший тяжелой болезнью, обрадуется встрече с ней.

Отец, директор обсерватории, и в самом деле сделал все необходимое, чтобы помочь Ольге. Он живо интересовался ее работами, старался вдохнуть в нее веру в успех дела, но как-то так получилось, что после первого неудачного полета шара-зонда, отец оказался занят какими-то наблюдениями на обсерватории. Они стали встречаться редко, и отец лишь изредка интересовался ее шарами.

Только после встречи с Гусевым, заручившись его согласием «пристроить» регистраторы космических лучей в ракете, Ольга почувствовала себя спокойнее. Пусть даже и эти будущие полеты приборов в ракетах не принесут желаемых результатов. По крайней мере удастся исключить те причины неудач, которые путали показания приборов шаров: ведь ракеты менее подвержены внешним влияниям, они значительно прочнее, совершеннее шаров. Она знала, что ракеты уже использовались для изучения космических лучей, и это не дало каких-либо исключительных результатов. Но ведь то были полеты ракет со старыми приборами; теперь же можно было поместить в летательный аппарат более совершенные регистраторы лучей. Так или иначе, она не будет сидеть здесь без дела и не поедет в Москву с пустыми руками.

Проводив самолет, девушка направилась к зданиям обсерватории, светлевшим среди темных плотных крон буков. Она не ощущала больше в душе тягостной пустоты, рожденной неверием в свои силы. Пусть ее постигла неудача, — она будет работать, работать… И когда-нибудь придет успех…

И уж, наверное, не век же ей ждать этого успеха. Надо сейчас же просмотреть запасный комплект аппаратуры, подготовить его к рейсу в ракете.

Ольга почти вбежала на террасу, стремительно распахнула застекленную дверь: где отец? Она должна рассказать ему о своих планах.

Девушка обежала все комнаты — никого! Вот лежит на пестрой кушетке развернутая книга — еще вчера отец читал ее, и она так и осталась. А вот стакан в тяжелом серебряном подстаканнике с недопитым чаем. Отец поставил его на письменный стол и, прохаживаясь по кабинету, отпивал чай маленькими глотками, как он это любил делать. Стакан тоже не тронут, стоит посреди стола на кипе исписанных бумаг. Неужели отец не возвращался сюда из помещения обсерватории с тех пор, как вчера вечером отправился на наблюдение? Утром Ольга, огорченная своей неудачей, не поинтересовалась, где он, и вот двадцать с лишним часов он сидит около своих астрономических приборов. Ведь при таком режиме работы он не долго протянет.

Ольге было известно от докторов, что. отец тяжело болен, недуг его неизлечим, и все же она не могла примириться с этой мыслью, «Олюшка, не мешай мне трудиться», — отвечал ей отец, когда она пыталась говорить о лечении. Беспредельно увлеченный своим делом, он был вечно чем-нибудь занят, и с ним совершенно невозможно было говорить о вещах, не относящихся прямо к его работе. Если кто-нибудь так или иначе мешал ему, старик обычно мягкий, любивший посмеяться и пошутить, превращался в молчаливого, раздражительного человека со встрепанной седой шевелюрой и обмякшим желтым лицом,