Game Over. Волейбол продолжается - Екатерина Гамова

А вот в диагональ меня, кстати, поставили довольно поздно. В детстве играла на позиции центральной блокирующей. Когда перешла уже к Николаю Михайловичу Сорогину, во взрослую команду мастеров «Метар», то он меня тоже видел первым темпом. И только в молодежной сборной России меня стали переучивать на волейболистку четвертой зоны. Конечно, это доставляло поначалу определенные неудобства. Но в принципе мне нравилось много атаковать, и переход этот дался без особых проблем. А когда уже перешла к Карполю, он сразу сказал, как отрезал: «Я тебе не вижу центральным игроком. Будешь играть в четвертой зоне». И все, с тех пор я блокирующей больше не была.

Собственно, профессиональной волейболисткой я стала в 14 лет. Сорогин решил, что дальше играть в детской команде мне смысла больше нет, и забрал к себе в клуб. В моей трудовой книжке первая запись выглядит так: «3 января 1995 года принята на должность спортсмена-инструктора в команду «Метар» города Челябинск». Забавно, что у моего супруга день рождения тоже 3 января. Часто шутим с ним по этому поводу…

Вместе с мамой подписали первый самый настоящий контракт. Размер зарплаты сейчас не вспомню, тем более что тогда рубль постоянно девальвировался, но деньги эти нашей семье пришлись, что называется, «впору». 90-е были очень трудным временем.

Мама почти всю жизнь проработала на Челябинском тракторном заводе, где являлась начальником планово-диспетчерского бюро. Должность по советским временам очень хорошая. То есть в детстве никакой нужды мы не испытывали, я всегда была обута-одета и вкусно накормлена, летом меня отправляли отдыхать. На море, в Лазаревское. В челябинские пансионаты, где мы с мамой кормили белок, собирали грибы и ягоды. Иногда мне не очень нравилась еда в домах отдыха – ягоды ела куда с большим удовольствием…

В детстве очень любила купаться. Вытащить меня из воды было невозможно. Еще с другими ребятами в этих пансионатах и домах отдыха ходили ловить раков. Понятно, что раколовки нам никто из взрослых не доверял – это была недоступная роскошь. Наш способ был примитивнее и, конечно, не такой «уловистый». Мы привязывали алюминиевую вилку с двумя отогнутыми зубцами к длинной палке и получившейся рогаткой протыкали и вытаскивали ползавшую по дну добычу.

Рыбачить, кстати, в детстве особенно не получалось. В тех же домах отдыха ловили, конечно, со сверстниками каких-то малюсеньких ершиков и карасиков. Удочек у нас не было – так, палка с леской и крючком. Вот во «взрослой» жизни с мужем несколько раз ездила на настоящую рыбалку, но мне мужчины доверяли только шумовкой выковыривать лед из лунок. Помню, в какую-то сетку мне попался маленький щуренок, и я очень обрадовалась. Первая пойманная щука в жизни! А Миша тут же стал кричать, чтобы я этого малька скорее отпустила…

Еще супруг всегда спасает раков. Когда мы ездим с друзьями на Селигер – у нас там собирается большая компания, мы даже проводим ежегодный любительский теннисный турнир, – то регулярно на берегу озера варим раков. А Миша обязательно выбирает из числа пойманных трех-четырех, относит их на берег и кричит: «Бегите, спасайтесь!» Они его обычно не слушают и не понимают, что должны ползти к воде.

Со временем я сама, кстати, к воде, что называется, поостыла. Сейчас за весь отпуск если пару раз супругу получается загнать меня в море – и то хорошо. И то я особенно не плаваю – так, окунусь и скорее на берег… Не что чтобы боюсь воды, но она доставляет мне какой-то дискомфорт, особенно вечерами, когда темно и ничего не видно.

Еще в детстве как-то раз ездила летом в Среднюю Азию. И если у всех московских детей есть фото из зоопарка на пони, то у меня есть фото на осле. Перед тем как сделать снимок, мне надели корону, фату. Рядом мама счастливая… Еще там были очень вкусные шашлыки за 50 копеек. Наш пансионат находился где-то наверху, а вниз к большому рынку вела огромная лестница. Ступенек сто, если не больше. И мы, дети, бегали по этой лестнице наперегонки, чтобы занять очередь за шашлыками.

С развалом Союза и началом перестройки наша благополучная жизнь кончилась. Вообще, всем в одночасье стало очень трудно. На заводе перестали платить зарплату – он вообще почти не функционировал. Все в Челябинске перебивались тем, чем помогали родственники, имевшие собственные огороды. А маме как-то продали по спецзаказу на заводе большую упаковку с «окорочками Буша», и мы этими куриными ножками питались всю зиму. Еще помню, как слегка разбавляли водой сухое молоко из наборов гуманитарной помощи, и получалось что-то вроде сгущенки. Хотя, конечно, далеко не так вкусно, как сгущенка настоящая.

Вообще в детстве я ела мало, всегда была худенькой. Сорогин, когда взял меня в «Метар», все время шутил: «Сначала ты от мяча отлетала, а к концу сезона уже мячик стал от тебя отлетать».

Не то чтобы у меня был плохой аппетит – просто какие-то блюда я терпеть не могла. С самого детства. Мама относилась к этому с пониманием и даже просила воспитателей в детском саду не заставлять меня есть, если я сама не хочу. О супе с молочной пенкой из детской жизни до сих пор вспоминаю с содроганием.

Вообще для меня в еде на первом плане – ее внешний вид. Если она не вызывает эстетического удовольствия, значит, я никакого удовольствия от нее не получу. Даже пробовать не стану. Вот мамины и бабушкины пельмени и чебуреки – они и выглядели классно, и на вкус – объедение! При этом проблема была в том, что бабушка в отличие от мамы и тети всегда заставляла меня есть. Даже тогда, когда я не хотела и пыталась отказаться. Впрочем, я брала бабушку хитростью. Она звала меня обедать или ужинать, а я ей всегда говорила, что надо дождаться маму с тетей. Мол, они скоро придут с работы голодные, и им гораздо приятнее поесть вместе с нами. Знала: мама с тетей за меня в этом вопросе заступятся…

Плюс я научилась очень ловко надувать живот и всегда демонстрировала бабушке это умение, когда она пыталась запихнуть в меня добавку. Говорила ей: «Смотри, у меня уже пупок вылез почти, может лопнуть».

Когда наступили тяжелые времена, то с голоду мы, конечно, не пухли, но пояса подтянуть пришлось. Какое-нибудь мясо купить по тем временам было практически нереально. Но особенно трудно было с одеждой. Тем более я же очень нестандартный ребенок: детские вещи мне малы, а взрослые – велики. Приходилось как-то выкручиваться. Меня это, если честно, особенно не напрягало. А вот мама расстраивалась, конечно. Плакала и хваталась за голову. Она же привыкла к тому, что ее ребенок должен быть хорошо одет и обут… К счастью, она очень хорошо шила. Многие вещи кроила сама. Например, мои «хоум мэйд» джинсы были такие же крутые, как магазинные… Как раз в школе отменили единую форму и можно было ходить в чем угодно.

Не то чтобы у меня был какой-то «стиль» в одежде – не до стиля было в те времена. Но все равно мы всегда старались, чтобы вещи сочетались друг с другом. Помню, когда мне было лет пять, меня попыталась одеть бабушка, и я закатила жуткую истерику. Бабушка пошла жаловаться маме, а та за меня заступилась: «Ну конечно, ты же ребенка хочешь одеть как светофор, вот она и плачет». То есть какое-то понимание того, что нельзя натянуть на себя одновременно все, что у тебя есть в гардеробе, и к тому же разных цветов, у меня было всегда.

С обувью тоже часто возникали проблемы. Очень переживала, когда после одной из тренировок у меня в раздевалке украли «дутые» китайские сапоги. На улице зима, до дома ехать полтора или два часа. Не босиком же? Девочка-подружка пошла домой и принесла мне огромные то ли валенки, то ли ботинки своего папы.

В итоге я два дня сидела дома: не в чем было ходить в школу и на тренировки. Мама пыталась что-то купить, а купить было особенно нечего… Как-то выкрутились в итоге, что-то нашли.

Что до прически, то тут стиль у меня был очень простой. Всегда носила длинные волосы и заплетала их в косичку. Причем ее должно было «хватить» на целый день, поэтому мама затягивала до «китайского» состояния, то есть настолько туго, что глаза растягивались в две узкие щелочки… Спала тоже с косичкой, чтобы волосы не путались, но, конечно, уже со слабо заплетенной.

Лет в 13 впервые сделала себе очень короткую стрижку. И это было настоящее счастье! Ощущение какой-то легкости, воздушности… Мне очень нравилось ходить по улице и трясти головой, чтобы свежий ветерок обдувал ее со всех сторон. Но через несколько месяцев снова решила отращивать волосы. И до сих пор часто хожу либо с косой, либо с хвостиком.

В «Уралочке» «законодательницами мод» были Таня Грачева, Лена Василевская и Лиза Тищенко. Да вообще наряжаться все девчонки любили. В какой-то момент, лет в 19–20, все молодые игроки «Уралочки» ходили в банданах. Наряд обычно дополняли тяжелые ботинки типа «гриндерсов» или «Доктор Мартенс» и короткая майка – чтобы был виден накачанный пресс. У меня еще была цепочка, которую я носила вокруг талии на голом животе. Мне казалось, что круче и лучше выглядеть уже просто нельзя…