Game Over. Волейбол продолжается - Екатерина Гамова

5-й и 6-й класс я отучилась в школе № 59. Об этом времени тоже много хороших воспоминаний. Класс у нас был по-настоящему дружный. Родители постоянно помогали проводить какие-то экскурсии, праздники… Еще была супружеская пара учителей, которые стали нашими классными руководителями в средней школе. И им очень нравилось все время что-то организовывать на свежем воздухе в выходные. Неподалеку от дома, где жили мы с мамой, есть очень красивое озеро – называется Первое озеро. И зимой мы туда часто ходили кататься на лыжах, а летом – на лодках.

Еще в теплое время года мы ходили в походы. Лазали по каким-то веревкам, учились разводить костры… Однажды, кстати, чуть ли не до смерти перепугали родителей. Поехали целым классом плюс учителя, несколько мам и пап. И опоздали на обратную электричку. На остановке, где нас должны были встречать, вовремя не появились. А сотовых телефонов тогда ни у кого не водилось…

Когда мы все-таки приехали, родители, пребывавшие в состоянии легкого шока и паники, быстренько расхватали замерзших и мокрых детей и дома потом заставили их долго отмокать в горячих ваннах.

В моем классе в начальной школе было человек 30. Ну, собственно, не только в моем – везде такая же история. Больше всех я дружила с одной полненькой девочкой. И у нас получился очень боевой тандем. Если кто-то из мальчишек называл одну из нас «Спичка» или «Толстая», мы вдвоем зажимали его в уголке и начинали мутузить. Понятно, что сильно ударить не могли, но все-таки пытались всегда за себя стоять. Хотя в принципе я была совершенно не драчливой.

Правда, был еще период, когда надо мной подтрунивали несколько старшеклассниц. Я училась еще в начальной школе, а они были уже классе в восьмом или девятом. Они меня доставали-доставали, и в какой-то момент чаша терпения переполнилась. Мы с моей толстенькой подружкой пошли на этаж, где они учились. На «разборки». Старшеклассницы стояли у окна и о чем-то болтали. Я подошла, отвесила ближайшей из них пенделя, и мы убежали. Больше меня никто не обзывал и не трогал…

А когда подросла, порой очень хотелось надавать по голове всей сборной Бразилии. И еще – китайскому тренеру с непроизносимыми именем и фамилией Чжунхэ Чэнь, который в 2004 году обыграл нас в финале Олимпиады в Афинах. Очень уж он раздражал меня тем, что все время смеялся и улыбался… Может, дело не конкретно в нем, а все китайские тренеры такие?

Какой-то первой детской школьной любви у меня не было. Конечно, болтала с мальчишками, они как-то проявляли свое внимание, но всерьез я это никогда не воспринимала.

Самых любимых и самых нелюбимых предметов тоже не было. Мне просто нравилось учиться. И в начальной школе были сплошные пятерки и четверки, и с пятого по седьмой класс тоже все складывалось хорошо. Потом, конечно, когда у меня уже начался режим «две тренировки в день», учиться стало тяжелее. Плюс разъезды добавились… Понятно, что когда ты пропускаешь какие-то уроки, сразу по возвращении с соревнований «включиться» в любой школьный предмет непросто. Но я к этому спокойно относилась. Просто старалась как можно скорее наверстать пропущенные куски программы.

Ну а после девятого класса я уже стала играть за команду мастеров. И программу 10-го и 11-го классов сдавала отдельно. После тренировок занималась с учителями индивидуально. У меня был месяц алгебры и геометрии, месяц русского и литературы, месяц истории… То есть за месяц проходила всю программу по тому или иному предмету. И мне это очень нравилось. Гораздо комфортнее, чем сидеть в классе вместе во всеми. Вообще в какой-то момент мне стало понятно: я способна учиться на круглые пятерки, если заниматься полноценно и не выпадать из процесса на месяц-другой из-за сборов и соревнований.

Что ж, могу точно сказать: я не математик. Поначалу физику и химию тоже не любила. Гуманитарные науки мне все-таки ближе. Биология при этом очень нравилась…

Но в технике разбираюсь очень неплохо. Для меня в детстве не было проблемой что-то собрать или даже починить. Это в современных телевизорах иногда непонятно даже, как каналы переключать. А тогда спокойно могла поменять сгоревший предохранитель. Даже когда была совсем маленькой, знала, где эта штучка находится. И если телевизор ломался, пыталась разобраться с возникшей трудностью самостоятельно.

С иностранными языками возникали сложности. Но не по моей вине. В 90-е годы учителям зарплату не платили… И, например, целый год у нас вообще не было уроков английского языка. Нас просто загоняли в класс, и мы делали домашние задания по другим предметам. Потом был период, когда английский нам преподавал… учитель немецкого. В общем, потерянное время. Хотя в другой школе, например, у нас «англичанка» была замечательная и классная. Я сразу добилась хорошего прогресса – даже могла книжки читать на английском.

Ну и уроки физкультуры всегда любила, конечно. Зимой мы катались на лыжах, летом бегали и прыгали. В волейбольную секцию при этом стала ходить с третьего класса. И когда мне вырезали аппендицит и, разумеется, строго ограничили физическую нагрузку, я на физкультуру не ходила, а вот на тренировки все равно бегала.

Росла я всю жизнь равномерно. Каких-то скачков не было. Сколько себя помню – всегда выше всех сверстниц. Когда нас фотографировали, то сначала меня ставили с краю, потом – рядом с воспитательницей, чтобы не было слишком большого контраста. В школе точно такая же история.

Разумеется, пробовали меня отдать и в гандбол, и в баскетбол. В том спортклубе, где работала тренером по волейболу тетя, была также и баскетбольная секция – в которой, кстати, занималась моя мама, – и гандбольная. И оба других наставника – и баскетбольный, и гандбольный – настойчиво пытались перетащить меня к себе. Тянули каждый на себя, словно я одеяло… Тренерша по баскетболу меня нахваливала и говорила что-то вроде: «Ну она же прирожденная баскетболистка, у нее все данные!» «Гандболист» отвечал: «Нет, в гандболе ей будет проще и интереснее, у нее получится гораздо лучше, чем в вашем баскетболе…»

Когда в 11 лет я перешла в другую школу, то попала в класс с гандбольным уклоном. Правда, в тот момент уже плотно занималась волейболом и менять его ни на что не хотела. Но хотя бы на одну гандбольную тренировку должна была сходить… Особенно на меня никто не наседал, но физрук все равно настоятельно просил посетить занятие по ручному мячу. А вдруг понравится и получится?

Сходила. Не понравилось категорически. Пока еще бегали, разминались с теннисными мячиками – все нормально. Но когда девчонки принялись друг друга лупить, щипать, хватать за футболки и за волосы, тут же сказала: «Нет, спасибо, это мне как-то совсем не близко. Какие-то тут все слишком отчаянные». Причем это ведь всего лишь тренировка, все свои, а на играх они мутузили соперниц еще сильнее…

Я за девчонок болела с трибуны, и на трибуне мне нравилось быть гораздо больше, чем в гуще гандбольных событий. Даже мячик этот маленький в руках не подержала ни разу. И так все было ясно: не мое.

Баскетбольная наставница тем временем продолжала очень упорно зазывать к себе, но я столь ж упорно держала оборону. Мол, сходила уже на гандбол, и этого для меня более чем достаточно.

При этом тетя на меня с выбором не давила совершенно. Говорила: выбирай сама, что тебе нравится. Я ее потом спрашивала:

– А ты не боялась, что я променяю волейбол на что-то другое?

Она в ответ смеялась.

– Нет, была уверена, что тебе вся эта толкотня не понравится.

…Меня часто спрашивают журналисты: «В каком возрасте поняли, что волейбол станет вашей профессией?» Я в шутку отвечаю: «Только сейчас, когда карьера уже закончена». Ну а если серьезно, то у меня в детстве совершенно точно не было далеко идущих планов, связанных со спортом. То есть в 10–13 лет даже мыслей никогда не возникало, что меня возьмут в сборную России, что буду завоевывать медали чемпионатов Европы, мира и Олимпийских игр. Я перед собой всегда ставила куда более постепенные и поэтапные цели.

Сначала хотела попасть в команду мастеров. Потом, когда это случилось, – чтобы мне пришел вызов в юношескую сборную. После этого задумалась о первой сборной… И лет в 18, когда приехала в «Уралочку», стало окончательно понятно, что волейбол в моей жизни всерьез и надолго. Но при этом я никогда не воспринимала себя как «звезду», как «волейбольную надежду». Мне и мама с тетей всегда твердили: «Главное – не зазнаваться. Потому что подняться можно легко и быстро, а падать можно еще быстрее и очень больно».

Кстати, по поводу «надежды волейбола» был смешной момент. Тетя рассказывала, что когда меня впервые увидел на тренировке директор СДЮШОР, в которую я впоследствии перешла к тренеру Суровой, он вообще ничего ей не сказал. А только поплевал три раза через левое плечо и постучал по чему-то деревянному… Ну то, что задатки у меня хорошие, было видно, в общем, довольно рано.