Ноктюрн по доктору Фрейду - Михаил Лобачев

Во время войны приезжал потомок Лузанова, и очень удивлялся, что это место все еще называется Лузановка. Так его называют и до сих пор, и могилы тоже стоят, но без плит. И наверно, даже старожилы не вспомнят, кто здесь похоронен. Sic transit gloria mundi…

Бабушка много еще чего рассказывала, но я уже не вспомню. В памяти все обветшало. А потом она умерла. Или как сказали бы японцы – ушла дорогой цветов… Бабушке это больше подходит. Она часто повторяла:

«Gott wollen ihre liebe zu freuen auf ihre wege rosen streuen» [3]

Скромное обаяние сослагательных наклонений

© Игорь Шистеров

Трудоустройство Краса

К моменту, когда я окончил институт с красным дипломом по дефицитной специальности «вычислительные машины, системы и сети», в стране окончательно все развалилось. Поскольку преподавание на кафедре приносило целых 10 долларов североамериканских штатов в месяц, довольно остро встал вопрос о том, где же заработать денег. Модным бизнесом тогда были поездки в Польшу и Румынию с целью распродажи всякого барахла, которое еще залежалось в хозяйственных магазинах или дома. Ассортимент был самый невероятный: радиоприемники, плащ-палатки, детские велосипеды, газовые баллоны, тетрадки, сладкие плитки, сахар…

Все это грузили в автобусы, перевозили через границу и реализовывали на местных базарах. Заработать можно было долларов 30–50, а то и 100 за одну поездку – зависело от товара.

Занимались этим преимущественно наши героические женщины. Молодые и симпатичные могли встретить там свою судьбу, ведь жили и спали все вместе в этих же автобусах.

И до того, и тогда, и позже у меня была одна слабость – я любил спать с комфортом. Мне не важно, что есть и как добираться, но вот по части ночлега… А это делало все предприятие абсолютно неприбыльным. Несколько лет спустя, впервые попав в Париж, я потратил почти все скудные средства, выделенные доброй тетушкой из оргкомитета конференции, на гостиницу с окном до пола в ванной, которое я открывал по вечерам и любовался огнями бульвара Лафайет. Но это совсем другая история.

А тогда я взял своего друга, старогерманскую овчарку Краса, и мы пошли искать работу. Когда-то на Пересыпи располагалось более двух десятков предприятий. Заканчивался забор одного, и начиналось ограждение другого. Там всегда требовались люди. Вообще же до перестройки в городе было около 200 работающих заводов, порт со своей огромной инфраструктурой и Черноморское морское пароходство, насчитывавшее более 200 судов. Не говоря уже обо всем остальном.

Мы переходили от забора к забору, и везде нас встречали мерзость и запустение. Некогда мощные и многолюдные гиганты советской индустрии стояли заброшенные и глядели на нас разбитыми окнами цехов. И лишь кое-где копошились какие-то кооперативчики, обеспечивая рабочими местами своих основателей. Так мы дошли до мясокомбината. Жирная рожа привратника наглядно свидетельствовала, что здесь не голодают. Нас подозрительно осмотрели, но когда разобрались, послали за старшим.

– Значит так, – вещал старший привратник. – Мы дадим зарплату – небольшую, но на жизнь хватит, конечно же, паек – куриные крылышки, ну, и там еще чего-нибудь. Работа посменная.

Все это он произносил, влюблено глядя Красу в глаза.

– А когда выходить? – спросил я.

Привратник недоуменно посмотрел на меня.

– А вы-то при чем? Мы берем на работу его, – и он сделал широкое вращательное движение рукой в сторону овчарки. Welcome, так сказать.

Я понял, что крылышек мне не видать, и Красу, по всей видимости, тоже. Это был первый урок: не только красные дипломы и какие-либо уровни IQ, но даже сама принадлежность к человеческому роду являются disadvantages в постперестроечной Украине.

Жить, правда, было можно, и даже неплохо. Особенно хорошо это удавалось разного рода привратникам, мошенникам, чиновникам и, конечно же, овчаркам – в широком смысле этого слова.

Цена вопроса

Помню, как я получил первую зарплату на кафедре. Мне заплатили тысячными купюрами. Были такие деньги на Украине – печатались на простой бумаге, без водяных знаков. Любая валюта гражданской войны была образцом криптографического искусства по сравнению с этими деньгами. Назывались они купоны. И почти каждый день печатались новые номиналы. Все, как только брали их в руки, спешили тут же обменять на какие-нибудь материальные ценности. Инфляция тогда могла составлять 10 процентов в день. И вот я получил на руки красивые оранжевые бумажки, восемь штук, зашел в дорогой комиссионный магазин и купил себе куртку за всю зарплату. Очень даже чудесную куртку, она до сих пор в гараже лежит. Помню, весь магазин собрался обсуждать: брать эти деньги или нет. Потом, конечно, приняли. Тогда и пришла впервые мысль, что всю эту валюту можно напечатать на цветном принтере – ни водяных знаков, ни даже номеров на этих дензнаках не было. Ну, наверное, и печатали…

Потом, перебирая в руках эти бумажки, подумал, что за пару мешков таких можно купить целый советский завод. Ну, наверное, и покупали…

Я же, вместо того, чтобы заняться печатанием купонов, продолжил поиски работы. Следующую итерацию я совершал уже без Краса. Так не очень красивая девушка никогда не берет с собой на свидание более симпатичную подругу.

Пришел на проходную очередного бывшего флагмана советской индустрии, где какое-то малое предприятие набирало себе сотрудников. Слово за слово, вышел я оттуда заместителем начальника отдела маркетинга. С зарплатой, в 10 раз большей, чем на кафедре, и свободным графиком работы. Целью этого малого предприятия была приватизация того самого завода, на теле которого оно паразитировало. Что, собственно, благополучно и было сделано. Приятно было работать с этими людьми: на зарплату они не скупились, в пайке не отказывали, а главное – остро чувствовали тех, кто способен помочь им проложить дорогу к личному благополучию.

Я все еще в своем любимом кафе на набережной Инглиш бей и мне мешает сосредоточиться английская речь, несущаяся со всех сторон. Кто-то обсуждает, как он купил дом за два миллиона, и выясняется, что это русский дядечка делится со своей азиатской подружкой. И русские, и азиаты зарабатывают деньги не здесь… От этого шума даже начинает болеть голова, но я мысленно возвращаюсь в далекие 90-е.

Итак, схема была простой и эффективной, как автомат Калашникова. Завод что-то производил. По условиям договора, он не мог самостоятельно ни закупать сырье, ни реализовывать продукцию. За него это делало малое предприятие. Завод платил налоги, зарплату, содержал помещения и так далее. Малое предприятие не платило ничего. Предприятие брало в долг сырье и отдавало его заводу по втрое завышенным ценам. В то же время оно забирало продукцию завода и по втрое завышенным ценам продавало ее потребителям. Долги завода росли, доходы малого предприятия росли пропорционально. Пока, наконец, не стало очевидно, что завод не рассчитается с долгами никогда. В этот момент все его имущество перешло в собственность малого предприятия, в счет погашения долга по остаточной стоимости.

Бывший директор завода все еще сидел в своем кабинете и грелся водкой, так как отопление ему отключили. В правлении руководители малого предприятия, попивая чаек, посмеивались и заключали пари, долго ли он еще высидит. В силу своей коммунистической экономической ограниченности он не сразу понял истинные масштабы происходящего, и за какие-то серебряники позволил ситуации развиваться. А когда понял – все еще надеялся, что печать и подпись помогут ему получить какую-то значимую долю. Но люди с деньгами в то время легко выходили на самый верх и решали все через голову. А деньги были не у него.