Дорога Отчаяния - Йен Макдональд

Доктор Алимантандо и господин Иерихон увидели рельс–шхуну издалека — клочок многоцветной ткани, несущийся перед грозовым фронтом. Они боролись с первыми порывами и пыльными смерчами, сворачивая хрупкие лепестки солнечных коллекторов в тугие бутоны и втягивая перистую антенну и параболические отражатели в релейную башню. Пока они работали, обернув головы и руки тканью, ветер достиг такой силы, что его было не перекричать, и наполнил воздух летящими песчаными иглами. Рельс–шхуна еще только тормозила, визжа, воя и разбрасывая искры, а доктор Алимантандо и господин Иерихон уже бежали к ней, торопясь начать разгрузку грузового вагона. Они работали с молчаливым, самоотверженным взаимопониманием, свойственным людям, прожившим в изоляции долгое время. Ева Манделла нашла их неутомимую, механическую деятельность довольно устрашающей: скот, саженцы, семена, инструменты, механизмы, материалы, ткани, домашний скарб, гвозди, винты, шпильки и краски: отнести и поставить, отнести и поставить, и все это без единого слова.

— Куда мне отвести их? — закричал Раэл Манделла.

Доктор Алимантандо поманил их за собой замотанной в тряпки рукой и отвел в теплую, сухую пещеру.

— Располагайтесь здесь. Она соединена с другой, где мы сложили ваше имущество.

В семнадцать часов семнадцать минут пылевая буря ударила по Дороге Отчаяния. В тот же самый момент у Евы Манделлы начались схватки. Пока ее свадебное платье, ее нижние юбки, семейное знамя и шесть листов ценной солнечной пленки улетали в небеса, уносимые ветром, который мог освежевать и разделать человека, она тужилась, тужилась, стонала, задыхалась и тужилась, и тужилась в горячей сухой пещере при свете сальных свечей; тужилась, и тужилась, и тужилась, и тужилась — пока не вытолкнула в мир двух верещащих младенцев. Их приветственные вопли заглушил куда более мощный голос шторма. Маленькие струйки красного песка сочились сквозь устье пещере. В желтом мерцающем свете Раэл Манделла взял на руки своих сына и дочь.

— Лимаал, — сказал он ребенку в правой руке. — Таасмин, — сказал он ребенку в левой руке, и сказав так, проклял их своим проклятием, так что рационализм из его правой руки перешел в сына, а мистицизм его жены перетек из левой руки в дочь. Они были первыми урожденными гражданами Дороги Отчаяния; их права перешли на их родителей и деда, которые не могли бы продолжать путь к землям за краем пустыни, имея на руках грудных младенцев. Так что они остались здесь навеки, и никогда не нашли земель за горами, которых все Манделла с тех пор алкали, ибо не были вполне удовлетворены Дорогой Отчаяния, зная, что здесь они всего в одном шаге от рая.

4

Раджандра Дас жил в специальной дырке под платформой номер 19 вокзала Меридиан–Главный. Он делил эту дырку со множеством других людей. Дыр на вокзале Меридиан–Главный было много, а людей — и того больше. Они величали себя господами прохладной жизни, ценителями свободы, учеными мужами Универсуума Жизни, Чистыми Душами. Железнодорожное начальство называло их сорной птицей, бродягами, нищебродами, флибустьерами, гундами и лоботрясами. Пассажиры говорили о них, как о бедствующих аристократах духа, горемыках, падших душах и рыцарях злосчастья и охотно раскрывали перед ними свои кошельки, а те посиживали на корточках на вокзальных лестницах, расставляя руки под дождем сентаво и пуча молочно–белые глаза — контактные линзы–катаракты, продукция компании «Очки и оптика — Свет с Востока», что на Восточной Хлебной улице. Однако Раджандра Дас был выше милостей жителей Меридиана, путешествующих поездом. Он существовал целиком и полностью иждивением подземного сообщества главного вокзала и жил на то, что нищие могли заплатить за его услуги. Он наслаждался определенной степени респектабельностью (хотя какой уж там респектабельности можно достичь в королевстве бродяг — большой вопрос), поскольку имел талант.

Раджандра Дас обладал способностью очаровывать механизмы. Не существовало ничего механического, электрического, электронного или субмолекулярного, что отказалось бы работать по просьбе Раджандры Даса. Он любил машины: любил разбирать их на части, колдовать над ними, собирать их назад и делать их лучше, чем раньше. И машинам нравилось прикосновение его длинных, проворных пальцев, поглаживающих их изнутри и настраивающих их чувствительные компоненты. Машины были готовы петь для него, готовы мурлыкать для него, готовы для него на что угодно. Машины любили его до безумия. Любой вышедший из строя прибор в норах под вокзалом Меридиан–Главный отправлялся прямиком к Раджандре Дасу, который тут же принимался хмыкать и бормотать, поглаживая свою аккуратную темную бороду. Затем из многочисленных карманов его жилета извлекались отвертки, устройство разбиралось на части и через пять минут оно уже работало лучше, чем раньше. Он мог уговорить лампочку, рассчитанную на четыре месяца, гореть два года. Он умел так настроить радиоприемник, что тот начинал ловить космическую болтовню между поселениями РОТЭК на высокой орбите. Перепаянные им протезы рук и ног (в которых не было недостатка на вокзале Меридиан–Главный) становились быстрее и сильнее конечностей из плоти и крови, которые они заменяли.

Эти способности не остались незамеченными начальством вокзала, и если обнаруживался неправильно настроенный перколятор предварительного синтеза или в плазменной бутыли номер три возникала постоянная петля, из‑за которой инженеры в неистовстве лупили своими электромагнитными полеизлучающими разводными ключами по бетону, тотчас самый младший подмастерье отряжался в благоухающие испражнениями катакомбы на поиски Раджандры Даса. И Раджандра Дас расправлял петлю, и настраивал дефектный перколятор, и приводил все в идеальное состояние, если не лучше.

Таким образом, Раджандра Дас проводил дни приятнейшим образом, не обращая внимания на периодические рейды транспортной полиции, в атмосфере уважения, приязни и комфорта. Затем в один прекрасный день он выиграл в Великую Железнодорожную Лотерею.

Это было шедевр в области социальной инженерии, созданный легендарным тунеядцем, известным как Мудрый Старичина, и сейчас мы скажем, как оно работало. Раз в месяц имена всех обитателей подземелий вокзала Меридиан–Главный опускались в большой барабан. Из барабана извлекалось одно имя — и победитель должен был покинуть вокзал Меридиан–Главный той же ночью — любым поездом на свое усмотрение. Мудрый Старичина сумел распознать, чем являлся вокзал Меридиан–Главный — западней; комфортабельной, теплой, сухой дырой, приглашением в бездну вечного нищенства и умерщвления плоти. Он был отрицанием всех возможностей. Он был ласковой тюрьмой. Будучи старым и мудрым (старым как мир, согласно легенде), Мудрый Старичина установил два правила игры. Первое правило гласило, что в чашу отправлялись все имена без исключения. Второе запрещало победителю отказываться от приза.

И вот барабан, стоящий в каморке, стены которой украшали открытки от прежних победителей, немного покрутился, кашлянул и выхаркнул имя Раджандры Даса. Это могла быть чистая удача. С другой стороны, это могло быть и желание услужить, проявленное механизмом барабана. Так или иначе, Раджандра Дас выиграл и, пока он паковал свою скудную собственность в полотняную сумку, известие об этом распространилось по всему вокзалу Меридиан–Главный, как под, так и над землей, от грузовых путей Проспекта Эстергази и до конторы господина Популеску, начальника вокзала: «Слышали? Раджандра Дас выиграл в лотерею! Раджандра Дас выиграл в лотерею… он уезжает сегодня… да будет вам! Истинно так, он выиграл в лотерею» — так что к полуночи, когда Раджандра Дас прятался в контрольной яме у платформы номер два, ожидая смены сигнала, у путей выстроилось больше сотни человек, желающих проводить его.

— Куда ты направляешься? — спросил Жон Пот Хуан, его сосед по яме и преданный прислужник.

— Не знаю.. Думаю, все‑таки в Мудрость. Всегда хотел увидеть Мудрость.

— Но это ровно на другой стороне света, Эр Дэ.

— Тем более стоит туда добраться.

Затем зажегся зеленый свет и яркое сияние вокзала Меридиан–Главный, заливающее пути, наполнилось паром, разогретым термоядерным синтезом. Из сияния и клубящегося облака вышел поезд — полторы тысячи тонн гремящей и лязгающей вифлеем–аресской стали. Товарные вагоны катили мимо укрытия Раджандры Даса сокрушительно медленно, тяжеловесно. Раджандра Дас досчитал до двенадцати — его счастливое число — и прыгнул. Когда он бежал вдоль путей и цепочки доброжелателей, его провожали хлопками по спине и добрыми напутствиями. Раджандра Дас, пробегая мимо, улыбался и махал рукой. Поезд медленно набирал скорость. Раджандра Дас выбрал вагон и запрыгнул на сцепку. Темнота взорвалась криками, гиканьем и аплодисментами. Он пробрался вдоль борта вагона и попробовал открыть дверь. Колдовское мастерство не подвело его. Дверь оказалась не заперта. Раджандра Дас откатил дверь и ввалился внутрь. Он удобно расположился на груде ящиков с манго. Поезд с грохотом несся сквозь ночь. Сквозь прерывистый, поверхностный сон Раджандра Дас слышал, как поезд надолго останавливается на безымянных узлах, пропуская ярко освещенные скорые поезда. На рассвете он поднялся и позавтракал манго. Он откатил дверь и уселся в проеме, свесив ноги, и стал смотреть, как солнце поднимается на широкой красной пустыней, и поедать ломтики манго, которые он отрезал универсальным ножом Сил Самообороны, украденным из магазина оборудования Кришнамурти, что на Водной улице. Смотреть было особенно не на что, за исключением богато представленной красной пустыни; он вернулся на свою постель и принялся мечтать о башнях Мудрости, сверкающих в лучах рассветного солнца, встающего на Сыртским Морем.