Дорога Отчаяния - Йен Макдональд

Каприз ума, страдающего от жажды, сказал он себе, волоча парящую доску сквозь узкий проход между испещренных пещерами утесов; достигнув же вершины гряды, он обнаружил, что это вовсе не каприз ума и не мираж. Зеленое свечение действительно было отблеском листьев, тень — темным силуэтом причудливой скалы, увенчанной пернатой антенной башни микроволновой связи, а серебряная черта — стандартной ширины железнодорожной колеей, отражавшей солнечный свет.

Доктор Алимантандо немного погулял по зеленому оазису, вспоминая, как пахнет зелень, как она выглядит и что ощущаешь, когда топчешь ее босыми ногами. Он присел, слушая журчащую воду, бегущую по каскадам мелких ирригационных каналов, и неторопливое всхлипывание и скрип ветряного насоса, поднимающего ее из водоносного пласта, спрятанного глубоко внизу. Доктор Алимантандо подкрепился бананами, фигами и гранатами в тени шелковичного дерева. Он радовался, что добрался до конца суровых пустынных земель, но духовный ветер, что пронес его через них, теперь стих. Солнце озаряло оазис, пчелы гудели в воздухе и доктора Алимантандо охватила ленивая, уютная послеобеденная дремота.

Через некоторое неопределенное время он был разбужен камешком, вонзившимся в его щеку. Безмятежность оставалась с ним еще какое‑то мгновение. Затем грубая реальность с размаху вбила ему гвоздь между глаз. Он сел прямо, молния чистейшего ужаса пронзила его позвоночный столб.

Он позабыл привязать парусную доску.

Доска, несомая поднимающимся ветром, летела, покачиваясь, над пустыней. Доктор Алимантандо беспомощно провожал взглядом свое единственное средство передвижения, уплывающее от него через Великие Равнины. Он следил за ярко–зеленым парусом, пока тот не превратился в неразличимую точку на горизонте. Он долго еще стоял, пытаясь думать о том, что ему теперь делать, но не мог думать ни о чем, кроме доски, издевательски подпрыгивающей на ветру. Все его чаяния уплыли от него по воздуху. Этой ночью зеленое лицо должно было явиться к нему из потока времени, чтобы говорить с ним, но не явилось: он не оправдал его ожиданий, и цепочкам событий, предуготованным великими мудрецами зеленого народа, никогда не суждено произойти. Все пропало. Доктор Алимантандо, которого тошнило от собственного идиотизма, уселся на рюкзак и принялся надеяться на спасение. Возможно, поезд пройдет туда. Возможно, поезд пройдет оттуда. Возможно, ему удастся перенастроить релейную башню, чтобы послать в эфир сигнал бедствия. Возможно, владелец этого плодородного, зеленого, приветливого, коварного места сможет помочь ему. Возможно… возможно. Возможно, все это не более чем сон во время сиесты, очнувшись от которого, он обнаружит привязанную доску на расстоянии вытянутой руки.

Все эти «возможно» вели «к только если». Если бы только он не заснул, если бы только он привязал веревку… если бы только.

Зубодробительный ультразвуковой рокот сотряс оазис. Воздух задрожал. Капли воды на листьях растений принялись энергично подпрыгивать. Металлическая релейная башня затряслась, и доктор Алимантандо в ужасе вскочил на ноги. Казалось, нечто огромное ворочается и содрогается в недрах пустыни, поверхность которой кипела и корчилась. Песок вздулся чудовищным красным пузырем и взорвался, пролившись потоками гравия и обнажив громадный ярко–оранжевый кубический объект с закругленными краями, прущий из глубин Великой Пустыни. На его гороподобных боках красовалось слово РОТЭК, выведенное черными буквами. Движимый роковым любопытством, доктор Алимантандо подобрался поближе к краю утесов. Оранжевый ящик размером с дом затих на поверхности пустыни, издавая мощное гудение.

— Орфь, — прошептал доктор Алимантандо, сердце которого забилось в благоговейном трепете.

— Добрый день, человек! — внезапно произнес голос в голове доктора Алимантандо.

— Что?! — взвизгнул доктор Алимантандо.

— Добрый день, человек. Я извиняюсь за то, что не поприветствовала тебя раньше, но как ты видишь, я умираю, а этот процесс весьма хлопотный.

— Пардон?

— Я умираю: мои системы выходят из строя, рвутся, как изношенные нити, и интеллект мой, некогда титанически могучий, скатывается к идиотизму. Взгляни на меня, человек — мое прекрасное тело покрыто шрамами, волдырями и пятнами. Я умираю, покинутая сестрами, обреченная на смерть в этой ужасной пустыне — в то время, как орфи более пристала смерть на грани небес, в славном падении и жаркой плазме в верхних слоях атмосферы. Проклинаю этих вероломных сестер! Что я тебе скажу, человек — если молодежь докатилась до такого, я рада, что мое существование подходит к концу. Ох, если бы только это не было столь унизительно. Возможно, тебе удастся помочь мне умереть с достоинством.

— Помочь тебе? Тебе? Ты — орфь, служительница Благословенной Госпожи! Это ты должна помочь мне! Так же, как и ты, я брошен здесь, и если не придет помощь, моя кончина последует вскоре за твоей. Я оставлен здесь капризной судьбой, средство транспорта покинуло меня.

— У тебя есть ноги.

— Ты, без сомнения, шутишь.

— Человек, не беспокой меня своими мелкими проблемами. Я не в силах помочь тебе. Я не могу перенести тебя отсюда куда‑то еще; я не могу перенести даже самое себя. Оба мы останемся здесь, в созданном мной месте. Конечно, твое присутствие здесь не было запланировано, официально — менее всего; Пятисотлетний план не допускает заселения данной микроэкосистемы в течение еще шести лет, но ты можешь остаться и дождаться поезда, который увезет тебя отсюда.

— И как скоро это произойдет?

— Через двадцать восемь месяцев.

— Двадцать восемь месяцев?

— Мне жаль, но таков прогноз, содержащийся в Пятисотлетнем плане. Экологическая система, которую я готовила, безусловно, сделана наспех, но она поддержит тебя, а после моей смерти ты получишь доступ ко всему оборудованию, содержащемуся в моем нутре. Итак, если ты закончил досаждать мне своими жалобами, могу я наконец заняться собой?

— Но ты должна вытащить меня отсюда! Это не мое предназначение — быть… кем уж ты там предлагаешь мне сделаться…

— Смотрителем систем связи.

— Смотрителем систем связи. Я должен привести в движение великие события — где‑то, когда‑то!

— Какова бы ни была твоя доля, с сего момента она связана с этим местом. А теперь будь так любезен, избавь меня от необходимости выслушивать твое нытье и позволь умереть хоть с небольшим, но достоинством.

— Умереть? Умереть? Как может машина, экоинженерный модуль РОТЭК — умереть?

— Я отвечу на последний вопрос; больше ты ответов не получишь. Жизнь орф продолжительна, мне самой почти семь сотен лет, но мы так же смертны, как и вы, люди. А теперь оставь меня в покое и препоручи мою душу попечению Госпожи Тарсиса.

Всепроникающее гудение внезапно прекратилось. Доктор Алимантандо задержал дыхание и не дышал до тех пор, пока это было возможно, но орфь покоилась на красном песке, не меняясь и не производя никаких действий. В почтительной тишине доктор Алимантандо исследовал маленькое рукотворное царство, завещанное ему орфью. Он обнаружил довольно пристойные пещеры, пронизывающие выход породы, на котором стояла микроволновая релейная башня; их доктор Алимантандо назначил своим жилищем. Его скудное имущество казалось еще более убогим в больших куполообразных гротах. Он раскатал спальный мешок, чтобы тот проветрился, и отправился на поиски ужина.

Пала тьма. Первые драгоценные камни лунокольца засияли в небесах. Там, в вышине, вращались и сталкивались бесчувственные орфи, навсегда пойманные в вечном падении. Схваченная гравитацией и почвой, их умирающая сестра отбрасывала на пески огромную багряную тень. Доктор Алимантандо безо всякого удовольствия съел свой ужин и отправился спать. В два часа две минуты его разбудил оглушительный голос.

— Чтоб тебе провалиться, РОТЭК! — вопиял этот голос. Доктор Алимантандо поспешил через черные как смоль пещеры, чтобы узнать, что происходит. Ночной воздух гудел от выделяемой энергии, лучи прожекторов полосовали темноту, секции мощного тела орфи разворачивались и складывались, открывались и закрывались. Орфь почуяла присутствие доктора Алимантандо, трясущегося от холода в своей ночной рубашке, и пронзила его лучами прожекторов, будто святого мученика — копьями.

— Помоги мне, человек! Умирание не такой простой процесс, как я полагала.

— Это потому, что ты машина, а не человек, — закричал доктор Алимантандо, прикрывая глаза от ослепительного света прожектора. — Люди умирают безо всякого труда.

— Почему нельзя умереть, если ты этого хочешь? Помоги мне, человек, помоги мне. Спустись сюда и я покажу, как ты можешь проявить ко мне милосердие, ибо и этот холуйский дебилизм и эта механическая невоздержанность — невыносимы! Иди ко мне, человек. Помоги мне!

И вот так доктор Алимантандо босиком кое‑как пробрался вниз по тому же разлому, по которому взбирался утром. Теперь он сообразил, что проплыл над засыпанной песком машиной, даже не подозревая о ней. Странно, странно. Поспешно он пересек все еще горячий песок, отделяющий его от лика гудящего чудища. На гладком металле возникло темное пятно размером приблизительно с монету в двадцать сентаво.