Дорога Отчаяния - Йен Макдональд

Бабушка кружилась по ней маленьким возмущенным смерчем.

— Миша, как ты напугал свою старую бедную маму! Заснул в поезде, подумать только! Идем, мы можем пропустить поезд в горы.

Нахальному носильщику пришлось поставить сумки на землю, так он хохотал.

— Матушка, где здесь могут быть горы?

— За домами.

— Матушка, дома ничего не заслоняют, они слишком низкие. Матушка, это не наша станция.

— Ох, не наша? Где же мы оказались из‑за твоей бедной старой мамы?

Микал Марголис указал на слова, аккуратно выложенные у путей из белых камешков.

— Дорога Отчаяния, матушка.

— Разве это не следующая остановка?

— Нам надо было сойти в Пандемониуме. Поезд не должен был останавливаться здесь. Здесь вообще не должно быть никакого города.

— Тогда вини во всем железнодорожную компанию, вини город, но не свою бедную старую маму! — выпалила Бабушка. Потом, в течение примерно двадцати минут, она бранила, разносила, бичевала и проклинала железнодорожную компанию, всю целиком — их поезда, их рельсы, их семафоры, их подвижной состав, их машинистов, инженеров, охранников и вообще всех, хотя бы отдаленно связанных с Железными Дорогами Вифлеем Арес вплоть до ничтожнейшего уборщика туалетов в вагоне третьего класса.

В конце концов доктор Алимантандо, номинальный глава Дороги Отчаяния, население 7, высота над уровнем моря 1250 метров, «в одном шаге от Рая», прибыл лично, чтобы успокоить разыгравшиеся страсти и вернуться к своим хронокинетическим штудиям. Только лишь днем раньше он поручил Раджандре Дасу, мастеру на все руки, ученику волшебника, разнорабочему и станционному носильщику, выложить это название гордыми белыми буквами, чтобы поезда, идущие мимо, знали о том, что жители Дороги Отчаяния гордятся своим городом — и тут же поезд, везущий Бабушку и Микала Марголиса, как будто очарованный черной симпатической магией, выкатился из‑за горизонта и остановился посмотреть. Власть Раджандры Даса над машинами была велика, но не настолько. Так или иначе, он наколдовал Бабушку и ее сына, и теперь доктор Алимантандо должен был решить, что делать с ними. Он предложил им убежище в одной из теплых сухих пещер, пронизывающих утесы, и свое гостеприимство вплоть до того момента, как они решат покинуть город или построят себе постоянное жилище. Все еще переполненная возмущением, Бабушка отвергла это приглашение. Она не будет спать в грязной пещере среди помета летучих мышей и ящериц; нет, никогда, и ни за что она не станет делить ее с сыном, вероломным и никудышным человеком, неспособным позаботиться о пожилой даме, его собственной бедной старой матушке. Доктор Алимантандо выслушал ее речи со всем сочувствием, какое мог в себе изыскать, а затем убедил семью Манделла, которые построили дом с запасом, приютить несчастную. Микал Марголис выбрал пещеру. В ней, конечно, хватало мышиного помета и ящериц, но матушки в ней не водились — безусловное преимущество.

В доме Манделла Бабушка обнаружила сверстника в лице Дедушки Харана, который развлекал ее стручковым гороховым вином и медоточивой лестью и даже попросил сына пристроить к и без того хаотичному сооружению дополнительную комнату, предназначенную специально для нее. Кажду ночь они угощались вином, вспоминали дни юности — собственной и мира— и играли в любимую бабушкину игру — эрудит. Как‑то ранней осенью, в одну из таких ночей, когда Дедушка Харан проложил слово «боксит» через розовую и синюю клетки, Бабушка впервые заметила его густые седые волосы и статную фигуру — слегка обколотую временем, как статую глиняного воина, но все еще крепкую. Она остановила взор на его жесткой бороде и очаровательных маленьких глазках–пуговках, испустила легкий вздох и полюбила его всем сердцем.

— Харан Манделла, как говорят у нас в старом Новом Космобаде, вы очень даже джентльмен, — сказала она.

— Анастасия Тюрищева–Марголис, как говорят у нас в Дороге Отчаяния, вы очень даже леди, — сказал Дедушка Харан.

Свадьбу назначили на следующую весну.

Микал Марголис в своей пещере грезил о минеральных источников Райской Долины. Лежа среди камней Дороги Отчаяния, он не поймает удачу за хвост, но зато отыщет кристаллы сульфата дилеммы. Со временем они будут очищены и перейдут в чистую форму: чтобы добиться успеха, ему нужно покинуть Дорогу Отчаяния и свою мать; последнее означало, что ему придется существовать самому по себе, а на это у него недоставало отваги. Такова была суть дилеммы Микала Марголиса в чистом виде. Разложение ее на полезные компоненты и поиск душевных ресурсов для борьбы с матриархатом проведут его через адюльтер, убийство и изгнание к разрушению Дороги Отчаяния. Но еще не сейчас.

6

Как‑то днем, вскоре после официального окончания сиесты, когда люди еще моргали, потягивались и зевали, пробуждаясь от сладкого сна, над Дорогой Отчаяния разнесся звук, какого она еще не слыхивала.

— Как будто большая пчела, — сказал Бабушка.

— Или рой пчел, — сказал Дедушка Харан.

— Или большой рой больших пчел, — сказал Раджандра Дас.

— Пчелы–убийцы? — спросила Ева Манделла.

— Ничего такого не бывает, — сказал Раэл Манделла.

Близнецы загулькали. Сейчас они учились ходить и постоянно находились в состоянии падения вперед. Ни одна дверь в городе не могла устоять перед ними — отважными, бесстрашными искателями приключений. Пчелы–убийцы их бы не встревожили.

— Больше похоже на мотор самолета, — сказал Микал Марголис.

— Одного мотора? — отважился предположить доктор Алимантандо. — Одномоторный, одноместный кукурузник? — такие самолеты были обычным зрелищем во Второзаконии.

— Больше похоже на двухмоторный аэроплан, — сказал господин Иерихон, напрягая свой тонкий слух. — Двухмоторный, двухместный, и не кукурузник, а пилотажный самолет Ямагучи и Джонс, с двумя моторами Майбах–Вюртель в толкающе–тянущей конфигурации, если не ошибаюсь.

Меж тем звук, кто бы его не издавал, становился все громче и громче. Затем господин Иерихон углядел черную крапинку на лике солнца.

— Вот же он, смотрите!

Завывая, как большой рой пчел–убийц, аэроплан вынырнул из солнца и с громом пронесся на Дорогой Отчаяния. Все пригнулись, за исключением Лимаала и Таасмин, которые проследили за самолетом взглядам и упали, потеряв равновесие.

— Что это было?

— Смотрите, он поворачивает… он возвращается!

Когда самолет достиг верхней точки разворота, зрителям удалось, наконец, разглядеть спикировавшую на них машину. Это была гладкая, акулоподобная тварь с двумя пропеллерами в носу и хвосте, скошенными крыльями и направленным вниз хвостовым оперением. Все заметили яркие тигровое полосы на фюзеляже и зубастую ухмылку на носу. Аэроплан еще раз пронесся на Дорогой Отчаяния, едва не срезав верхушку релейной башни. Все головы снова кивнули. Аэроплан замер в апогее виража и послеполуденной солнце вспыхнуло на полированном металле. Население Дороги Отчаяния махало руками. Аэроплан опять помчался над городом.

— Смотрите, пилот машет в ответ!

Люди замахали еще энергичнее.

В третий раз самолет прошел над саманными домами Дорогие Отчаяния. В третий раз он вошел в крутой вираж.

— Полагаю, он собирается сесть! — закричал господин Иерихон. — Он садится! — Шасси вышли из крыльев, носа и хвостового оперения. Аэроплан совершил финальный пролет почти на высоте человеческого роста и устремился к пустырю на той стороне железнодорожных путей.

— У него ничего не получится! — сказал доктор Алимантандо, но, тем не менее, побежал вместе со всеми в направлении огромного облака пыли, клубящегося за железной дорогой. Когда они добежали до облака, самолет выскочил из него прямо на них. Люди бросились врассыпную, самолет вильнул, шасси ударилось о камень и он завалился набок, пропахав в песке огромную дугу. Добрые граждане Дороги Отчаяния поспешили помочь пилоту и пассажиру, но пилоту уже удалось освободился от ремней, откатить фонарь, выпрямиться и завопить:

— Вы, тупые ублюдки! Тупые, безмозглые ублюдки! Куда вы поперлись? И зачем? А? Он разбит, разбит и никогда не взлетит снова, и все из‑за вас, тупых ублюдков, слишком тупых, чтобы держаться от самолетов подальше! Посмотрите, что вы наделали, посмотрите только!

И пилот разразилась слезами.

Ее звали Персис Оборванка.

Она родилась крылатой, в ее венах струился жидкий авиационный водород, в волосах — ветер. Три поколения ее предков со стороны отца работали в Летающем Цирке Ракеты Моргана, родословная ее матери состояла из сельхозавиаторов, коммерческих летчиков, пилотов чартеров и бесшабашных асов, включая прапрабабушку Индиру, водившую парусники Президиума в те времена, когда мир еще только открывался. Персис Оборванка была рождена для полета. Она была огромной грохочущей парящей птицей. Для нее потеря самолета была равноценна потере конечности, любимого или жизни.