В обход черной кошки - Шломо Вульф

«В подобном магазине на Невском я продаю свою наготу, — вдруг сказала Марина. «Это было неизбежно?» — Мухин вспомнил этих живых голых манекенщиц, смущавших публику и богобоязненную прессу.

«До этого я была уборщицей в пирожковой, три рубля в неделю. Вам не приходилось жить на такой доход, князь? Полтора рубля за квартирку в мансарде, пятьдесят копеек на метро, остальное… И тут объявление: в магазин мехов Гоги Шелкадзе требуется манекенщица в витрину — сорок рублей в неделю, представляете?» «Конкуренция?» «Еще бы!» «Пришли десятка два красоток со всего Петрограда?» «Около того. Холод собачий, ветер, снег с дождем, погода не для моей синтетики. Какой-то тип приглашает нас в пустынный склад, такой же холодный как двор и устраивает себе стриптиз… И когда отсеял всех, кроме пятерых, то говорит, что ему нужна только одна манекенщица… Понимаете, только одна… Рабочий наряд — «в соответствии с режиссурой рекламы». Сами понимаете, каково в таком «наряде» перед ним стоять — и морально и физически…»

Мухин представил свою новую знакомую в одних туфлях и едва не потерял сознания от мелькнувшего образа.

«Тут он снимает с плечиков первую шубку, — между тем весело рассказывала она сейчас, поблескивая глазами, — накидывает ее поверх своего костюма. Не застегиваясь, повертелся у зеркала, потом перед витриной, корча кокетливо недовольные гримасы. Снял первую шубу, примерил другую — богатая модница делает смотр своего гардероба после ванной. Ясно? — говорит. — Тогда пробуйте. И — не жалейте улыбок всем, кто остановится у витрины. Наша реклама — контраст дорогого меха с гладким человеческим телом. Но и улыбка.!»

«Вы, конечно, привыкли к подобной рекламе, князь, — лучились в зеркальце расширенные словно от ужаса глаза Марины. — Я и сама проходила спокойно, не думая, каково тем, кто выставляет себя перед всеми!.. Так что улыбка мне не удавалась, как и взгляд в глаза тем, кто оглядывался на меня с тротуара.»

«Где ты раскопал такую скелетину, Юра?» — спросил кто-то за ее спиной. А как иначе могла выглядеть даже и самая привлекательная девушка, если она месяца два жила впроголодь…»Не нравится?» «Была бы суперлюкс, если бы не ребра.» «Откормим». Действительно, принесли кофе, бутерброды, появился парикмахер, гример. И снова за невидимым подогретым стеклом в полуметре от нее шли одетые в пальто и шубы люди, катили на санках закутанных детей. Священник в рясе с мокрым подолом ниже длинного пальто воровато оглянулся на витрину и замедлил шаги, увидев вдруг живую модель в упор и перекрестился.

«Я как раз очередную шубу сняла, а этот Юра, как назло, смотрит, как я себя буду вести перед попом, — хохотала Марина. — А тот резко отвернулся, ускорил шаги и, представляете, тут же идет обратно, снова крестится и снова идет мимо, понравилась я ему… Потом какой-то парень в высокой шапке подозвал другого, оба стали делать мне непристойные жесты. Подошел городовой, что-то сказал им, подмигнул мне и лихо так шевельнул усом. Ему я и подарила свою первую улыбку. И продолжала РАБОТАТЬ. Согрелась в своих шубах, начала импровизировать. К концу дня с непривычки совершенно обессилела и стала садиться на поданный для этого стул. Зато аванс оказался целым состоянием — десять рублей! Немедленно покинула свою мансарду и сняла относительно приличную квартирку, купила кое-что из одежды, а главное — позволила себе пообедать в нормальном ресторанчике.»

Марина расслабилась в неожиданном уюте нового жилья и набрала номер единственной и любимой школьной подруги, которой давно не звонила. «Вас слушают,» — раздался знакомый голос, но тут же возникла на экране горничная: «Сожалею, сударыня, но барышни нет дома.» «Настя, это я, Марина.» «Барышни нет. «Так быстро узнали о витрине? Или это еще с тех пор, как убили отца? Ведь его нашли около только что ограбленного банка…

«Лидер коммунистов — гангстер?» — вспомнил Мухин загадочные заголовки газет. — Я помню, как все это обыгрывалось. А потом сообщили злорадно, что один из первых политиков страны поразительным даже для его имиджа образом не оставил своей семье практически ничего. И что его дочь получила вполне сносную партийную пенсию. Это не так?»

«Получала. До того как ко мне как-то подошел в Летнем Саду Лейканд, бывший сподвижник отца. В то время много писали, что «русский Рембрандт» недавно резко порвал с коммунистами и примкнул к относительно мало заметным на политической карте России сионистам. На этой встрече он еще не предложил мне стать его натурщицей. Это произошло позже, когда он долго стоял в своей богатой шубе, опираясь на палку, и рассматривал меня уже в витрине. А в Летнем Саду он на правах старого знакомого представил меня своему более чем странному спутнику. Такой высокий напряженный пожилой господин — словно из прошлого. В очках.»

«Не может быть! Уже лет тридцать, если не больше, никто очков не носит после изобретения лазерной коррекции зрения.»

«Мало того, у него были стальные зубы в глубине рта и стальные же крючочки для зубного протеза впереди.»

«Действительно, человек из прошлого, — откликнулся Мухин. — Во всем мире давным-давно научились отращивать здоровые новые зубы взамен потерянных. И как он был одет?»

«Жутковато… В каком-то странном камзоле с узким галстуком вместо привычного мужского шейного банта. На нем были старомодные нелепые прямые брюки до земли вместо удобных и привычных мужских панталон. «Меня зовут Фридман, — говорит он. — И я попросил Вячеслава Абрамовича представить меня вам… Вас показывали в хронике о похоронах Владлена Сикорского.» У него был какой-то совершенно дикий акцент и ни на что не похожие интонации. «Мне надо именно с вами побеседовать…» «Да о чем?» «Вы дочь одного из главных коммунистов страны. И вы пользуетесь огромным авторитетом у комсомольцев. Вам необходимо знать. Уверяю вас, это будет вам очень интересно… Я вовсе не собирался попадать в ваш Петроград. Я математик, автор открытия в области топологии и конверсии в параллельных измерениях. Я хотел на этом заработать самым тривиальным образом: переместиться в Санкт-Петербург тридцатых годов прошлого века и там обменять магнитофоны с записями классической музыки на золото, а заодно, если повезет, увидеть живого Пушкина. Но в последний момент испугался, что попал случайно именно в свое и без того не очень удачливое измерение и могу в нем сильно навредить для будущего. Просто не застать, вернувшись, мою семью… Хотел было тотчас вернуться, но уж больно интересно было хоть одним глазком взглянуть на все эти конные экипажи, всадников в нарядах пушкинской эпохи. Но нормальной конверсии в прошлое все равно не получалось. Что-то не срабатывало. А когда я увеличил мощность, то неожиданно оказался вот прямо здесь, совсем не в прошлом, а в своем же времени. Но только в вашем непостижимом для меня измерении, которого и быть-то не могло… Именно поэтому вам полезно посмотреть кое-что из нашего варианта развития России…» И вот в своем подвале он настроил нам какой-то допотопный видеомагнитофон и стал один за другим демонстрировать такие фильмы!.. «Надеюсь, вам интересно все, что я вам рассказал и показал?» — спросил он, наконец, а я не могу произнести ни слова! Вы бы посмотрели… такой ужас!»

«Мне тоже интересно было бы все это посмотреть!» «А мне еще «интереснее» было потом, на юбилейном Июльском диспуте в Бестужевке, когда я вдруг попросила слова. На этих дискуссиях неизменно муссировалась мысль о России, которую мы потеряли, когда казаки убили наших вождей. Каждый готовил реферат, фантазировал в меру своей эрудиции и фантазии. И тут ведущий сказал: «А сейчас наша Марина поделится своими мыслями о вероятных путях развития России.» Тишина настала полнейшая. Ведь я до этого ни разу не выступала, как ни просили комсомольцы. А тут вдруг выхожу и громко говорю, едва живая от волнения: «Мне стали знакомы некоторые факты, которые вообще исключают мое дальнейшее пребывание в коммунистическом движении… Если бы Ленин выжил и мы победили бы в 1917, то…» После этого я наговорила такое, чего не позволяли себе самые оголтелые антикоммунисты. И кому наговорила! И с какой уверенностью и ненавистью к родному движению всех присутствующих, их родителей и дедов!.. Естественно, меня в ту же минуту отлучили от всего, что связано с партийной кассой: от образования, от отцовской квартиры, от пенсии. Никто и не подумал ознакомиться с этими видеокассетами. Я потеряла все. Взамен остался нищий и нелепый новый знакомый, этот Фридман. С его ужасной информацией об истории параллельного мира, разрушившей мой собственный мир, такой понятный до рокового знакомства. Надо сказать, что его в нашем мире все только восхищало. Даже самые очевидные мерзости СШР не производили на моего странного спутника никакого впечатления. Например, он как-то попросил меня провести его в самый лучший книжный магазин в столице — Дом русской книги. Я там часто бывала с папой. Нам всегда помогали найти все, что нам надо. Но тут такой обычно любезный толстомясый приказчик со значком-свастикой на лацкане фрака посмотрел пристально на этого Фридмана, потом, как на незнакомую, посмотрел на меня и пригласил нас к выходу. А там плакат, которого я до того и не замечала: «Армяшек, татарву, хохлов и прочую жидову просят не беспокоиться. Наш магазин — для русских. Магазин для прочих — на Кирочной. Спасибо.» Фридман только пожал плечами под своим нелепым плащом. Вам и это интересно?…»