Похищение века - Марина Серова

Не проще ли было бы украсть его где-нибудь поближе к месту назначения - я ведь в эти три года где только не побывал... Нет, тут что-то не так!

Только никак не пойму - что. Какой собаке понадобилось увести плащ Радамеса именно в Тарасове, и главное - зачем?! Вы должны помочь мне разобраться, Таня!

На последней фразе Мигель с неожиданной для "эстета" силой и с явно испанским темпераментом хлопнул ладонью по маленькому столику, отчего стоящая на нем бутылка (уже почти пустая) и мирно задремавший было директор театра подскочили на месте.

- Друзья мои! - испуганно закричал потревоженный Федор Ильич. Кажется, я немного... сошел с дистанции. Прошу меня извинить! Если вы не возражаете, давайте обсудим финансовые условия, и.., засим мне хотелось бы откланяться.

Вряд ли у вас, Танечка, будут сейчас ко мне вопросы: об этом деле я знаю только со слов Мигеля, он вам все расскажет значительно лучше.

Так мы и сделали. Мои финансовые условия были приняты администрацией театра безропотно. Единственное дополнение внес гость Тарасова: мне было обещано десять тысяч долларов в случае успешного исхода операции "Плащ Радамеса" до начала спектакля вечером в пятницу (а об ином исходе Мартинес и думать не хотел.) Я сочла, что это вполне по-Божески: ожидать, что мне предложат пятьдесят процентов от стоимости бесценного плаща, было бы с моей стороны верхом наглости.

Прощаясь с нами, сошедший с дистанции радушный хозяин сказал, что мы, разумеется, можем оставаться на его территории так долго, как это потребуется, - вахтершу он предупредит.

- А вас, Танечка, прошу ко мне без церемоний в любое время, по любому делу! - С этими словами Федор Ильич, уже облаченный в пальто, исчез за двойной дверью, держа в руке свою шляпу.

Как только мы остались вдвоем, влажный блеск в глазах моего собеседника усилился; в их темных глубинах появилось новое выражение - как будто там поселилась какая-то смутная мысль или надежда, до которой пока еще не дошла очередь. Но он, конечно же, был слишком хорошо воспитан, чтобы с ходу делать мне "недостойные" предложения. И, увы, слишком озабочен своей пропажей.

- Вы рассказали мне все, что знаете, Мигель?

- Нет. Я еще не доложил о результатах моего собственного предварительного расследования.

Правда, они очень скромные, но все же...

- Чего, чего?

- Ну, неужели вы думаете, Танечка, что я, выслушав Хосе, стал рвать на себе волосы, а потом с горя сел хлестать коньяк с милейшим Федором? Конечно, я тут же помчался в гостиницу, чтобы самому во всем убедиться и разобраться.

Надо было хорошенько расспросить людей об той даме под вуалью.

- Под вуалью?

- Ну да, она была в шляпе с широкими полями и густой вуалью, совершенно скрывающей лицо. Об этом я узнал, разумеется, уже от портье в холле, не от Хосе - ведь он не мог никому задать ни одного вопроса толком, объяснялся как глухонемой. Дама была высокая и говорила низким грудным голосом, слегка глуховатым. На ней было длинное пальто, застегнутое на все пуговицы, и кожаные перчатки. Кроме этой самой вуали, ничего особенного в ее облике портье не приметил.

Но обратил внимание на одну маленькую странность: когда дама хотела достать деньги, чтобы отблагодарить портье за услугу (она дала ему пять долларов), то сперва полезла в карман пальто, и только потом открыла сумочку, и достала купюру из кошелька. Кстати, не снимая перчаток... Вам это о чем-нибудь говорит?

- Переодетый мужчина?!

- Точно. Я тоже так подумал. Ну скажите, какая женщина, держа в руках сумочку, полезла бы за деньгами в карман?..

Я вынуждена была признать, что, став оперным певцом, Мигель Мартинес похоронил в себе отличного детектива. Он усмехнулся:

- Спасибо за комплимент. Только я очень хотел бы, чтоб эти способности никогда больше мне не пригодились! Но я еще не сказал вам самого главного, Танечка. Я попросил портье припомнить дословно все, что сказала эта "дама".

Тоже не бесплатно, разумеется... Ничего особенного в ее словах не было. Кроме одной любопытной детали - по-моему, очень даже любопытной!

Она сказала (или он): "У меня важное письмо для "дона Марти". - . Скажите, Таня, встречали вы где-нибудь в печати, чтобы меня так называли?

- Да нет вроде бы...

- Правильно. И не встретите. Потому что это прозвище употребляется в очень узком кругу.

Только среди оперного бомонда. Вернее, в основном в кругу известных теноров и никогда - публично. Так сказать, ласковое "семейное" прозвище. По-моему, только однажды Лючано...

Паваротти, я имею в виду, назвал меня так на публике. Правда, тогда и публика была специфическая.., в основном, члены королевских семей Европы. И уж, во всяком случае, никакой прессы. Так что я в полном недоумении, Таня! До сегодняшнего вечера я мог бы поклясться, что в Тарасове никто и не слышал этого имени - "дон Марти"...

Я согласилась, что это и в самом деле очень интересно.

Приватная беседа со служащим "Астории", которого Мартинес называл портье, была центральным пунктом в "расследовании" испанца, но не единственным. Он выяснил также, что в бар мужеподобная дама даже не заходила - там ее никто не видел. Зато у нее была прекрасная возможность подняться незамеченной на второй этаж по служебной лестнице, выход на которую находится как раз рядом с дверью злачного места.

А дальше - попасть в номер Хосе или Мартинеса уже не представляло труда: с позиции дежурной по этажу двери номеров 23 и 24 не просматриваются, ее столик расположен за поворотом коридора, у главной лестницы. Не представляло труда, конечно, при условии, что "дама" располагала либо ключами от одного из номеров, либо профессиональными навыками попадать за запертые двери без помощи ключей.

К слову сказать, замки в номерах этого старинного тарасовского отеля были самые что ни есть допотопные - это я знала по своему богатому опыту. Так что открыть их - плевое дело даже для начинающего взломщика. Впрочем, учитывая острый дефицит времени у вора и то, что Хосе обнаружил оба номера запертыми, логичнее предположить, что похититель действовал все-таки ключами. Но в таком случае, где он их раздобыл?..

- Вы, конечно, говорили и с дежурной по этажу? - спросила я "детектива-любителя".

- Конечно, говорил. Мне она показалась очень милой женщиной. Она никуда не отлучалась в это время, но не видела никакой дамы с вуалью и не слышала ничего подозрительного. С того момента, когда Хосе спустился вниз, и до тех пор, когда он вернулся минут через десять, вообще никто не попадал в поле ее зрения. Правда, у нее все время звонил телефон: то начальство с распоряжениями, то постояльцы с вопросами. К ним сегодня заехали еще какие-то немцы-ученые. В общем, день хлопот.

- А как же ваша таинственная "гостья" покинула гостиницу? Кто-нибудь ее видел?

- Ну, это-то, думаю, совсем простой вопрос: она воспользовалась окном. Я еще не успел вам сказать, что рядом с окном Хосе, слева, проходит пожарная лестница. По ней без труда мог бы спуститься вниз даже ребенок. А там - вы знаете, наверно? - глухие дворы выводят вас на маленькую улочку, параллельную проспекту Кирова, - уже забыл, как она называется Так что "даму" больше никто не видел, и это не удивительно.

- Вы что же - и глухие дворы сами проверили?!

"Коллега" скромно пожал плечами, опустив глаза: как же, мол, иначе, раз взялся за дело - доводи до конца...

- Я привык к блеску юпитеров, это правда, но и темноты не боюсь, Танечка!

А я, пожалуй, пошла бы в разведку с этим баловнем славы!

- Мигель, так вы никому из гостиничного персонала не обмолвились о пропаже? Все-таки вы их расспрашивали... Они ничего не заподозрили?

- Обижаете, сударыня. Я был очень осторожен. Всем им я сказал, что это, по-видимому, приходила моя давняя знакомая, и я очень расстроен, что она разминулась с Хосе. И эти люди, разумеется, не задавали лишних вопросов. Только дежурная по этажу немного разволновалась и спросила, все ли в порядке. Но ее можно понять: если случается какая-нибудь неприятность - спрос с нее первой. Я ее успокоил.

Да уж, я думаю, вы умеете успокаивать женщин, "дон Марти"... Только если бы администрация "Астории" пронюхала, что в действительности произошло у вас в номере, - даже ваших талантов оказалось бы недостаточно!

- Танечка... - Мой клиент выпрямился в кресле. - Не сочтите меня нахалом, напоминающим даме о времени... Но, боюсь, нам пора покидать кабинет гостеприимного Федора Ильича. Скоро час ночи, и с минуты на минуту здешняя публика начнет расходиться с банкета. Мне страшно даже подумать, что будет, если они меня здесь "засекут": ведь они думают, что я уже вижу десятый сон у себя в отеле...

- Вы правы, Мигель. Извините, я вас замучила, а ведь вы с дороги...

- Не говорите так, прошу... - Он осторожно, кончиками длинных пальцев коснулся моей руки, лежащей на столе. - С вами я провел прекрасный вечер, несмотря ни на что. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло!