Кандидат. Избранный. Книга первая - Роман Корнеев

– Ну?

– На космобазу. Все эти пилоны, направляющие, нити транспортных сетей, их терминальные узлы, посадочные площадки. Мы копируем, строя города на поверхности, то, что построили до того в космосе. Любой, выбравшийся хоть на день за пределы ЗСМ, тащит потом на свою планету следы восторга, который он испытал там.

– Это плохо?

– Это не плохо и не хорошо, это копия. Настоящее – оно там, а не тут. Потому я предпочитаю горы и леса, а лучше – тихий прудик. Вот оно всё – настоящее. И чего ты смеёшься?

Мак разевал пасть и тыкал в Рэдди пальцем. Ему было смешно. Он был доволен.

– Этот твой «прудик» – тоже копия, ты так и не понял?

Рэдди облокотился на перила и под смех и улюлюканье приятеля принялся смотреть на Полис. Керн быстро заходил, погружая нижние ярусы в призрачное царство разливающихся огней. Что-то суетилось там внизу, ни на секунду не останавливая своего движения. Полис жил круглосуточно, как и его космические собратья.

– Ты прав, Мак. Это тоже копия. Ты когда-нибудь бывал на Старой Терре?

– Пару раз собирался, даже маршрут был подобран, на таких расстояниях не всегда складывается – а то в итоге годами лететь, а потом всё равно пришлось почему-то эту затею отложить.

– Жалеешь?

– Да нет, жизнь долгая, успеется ещё. Знаешь, что про неё говорят?

– Что?

– Там ничего нет. То есть – огромные леса, сложнейшие, детально воссозданные экосистемы разных геологических эпох, гигантские животные, застилающие небо мигрирующие с континента на континент птичьи стаи. То, что показывают потом в эрвэ-записях. Но всё это – пустое, безжизненное. Старая Терра умерла, и мы так и не можем её возродить, бесконечно копируя в меру таланта от мира к миру. В точности, как ты тут сказал. Только всё это – бледные копии. А оригинал – утерян. Возможно, навсегда.

Рэдди смотрел на темнеющее небо и пытался вызвать в себе то воспоминание, чувство утраты, которое каждый человек переживал, покидая родной мир. И не мог, хотя не раз сам испытывал. Это нельзя осознать, а значит, нельзя запомнить. Также как нельзя избавиться от того, с чем жил всегда.

Как и любой человек в Галактике, Рэдди жил с постоянной тягой в космос и с постоянной тоской по тому, чего он даже не знал. В отличие от остальных, иногда он ловил себя на смутной мысли, неуловимом ощущении – он знает, чего ему не хватает, и знает, что искать. Только не знает – где.

Он всё-таки не привык думать за других, решать за других, всего две недели непрошенные капральские нашивки струились синими огнями на его воротнике, но реальность уже успела мумифицировать следы былой эйфории, придавливая голову к палубе, будто под гнётом чудовищной силы тяжести, которую ощущал только он. Чужие ошибки теперь становились его ошибками, и то, что случилось вчера, ещё недавно вызывало лишь смех и шутки в пилотском кубрике, но сегодня Рэдди было стыдно. Стыдиться не хотелось, оттого он всё больше раздражался сам на себя.

Чужие ошибки? Его, рэддины ошибки выглядывали отовсюду, отражались в зеркальных панелях, стен, мерцали в огоньках иллюминации. Хороший командир узнал бы обо всём заранее и… Что именно «и», Рэдди ответить толком не мог, и это злило ещё больше. Нужно ли ему всё это, зачем? Нашивки эти не значили за пределами гравитационного колодца Пентарры ровным счётом ничего. Да и ему самому ещё, похоже, только предстоит понять им цену.

– Осторожнее!

Кажется, Рэдди наткнулся на кого-то в полутьме перехода. Голос женский, скорее необязательная предостерегающая фраза, чем искреннее возмущение. И в самом деле, с кем не бывает.

– Извините, что-то я разошёлся… Я вас не ушиб?

– Нет, ну что вы!

Ура, на него и вправду никто не обиделся, он и сам понимает, что – хам и невежа. ПКО на марше. Рэдди-Красавчик. Проклятье.

И чего они творят по углам эту темень?

В ответ на его душевный стон стало светлей. Теперь он мог оглядеть собеседницу, не прибегая при этом к десантным фокусам смещения области лучшего зрения. Худощавая, нескладная, губы чуть более полные, чем ему нравится, пепельные волосы гладкой волной на хрупких плечах, укрытых тонким слоем ткани. В её облике не было ничего, что выделило бы из толпы. Обычная жительница периферийного мира Пентарры. По крайней мере, с первого взгляда. Хотя нет. Что-то всё-таки выделяло. Рэдди чуть не поперхнулся, заметив ответную оценивающую щекотку её глаз.

– У вас кто-то из близких болен?

Признаться, нетривиальное утверждение. Но, спасибо за продолжение разговора, ещё немного, и от неловкости он начал бы кусаться. Девушка спасала его от собственных раздумий, но толку с того. Сегодня он был явно не в ударе по части разговорчивости.

– Нет… подчинённый. Несчастный случай при выполнении упражнения в реальных полётных условиях. Там нужно было пройти петлю… простите.

Она уже открыто смеялась, пряча взгляд где-то в тени ресниц.

– Да бросьте вы! Ничего же страшного? Он же скоро поправится?

– Да, в общем… Скоро, конечно скоро!

– Ну, так что же огорчаться?

Не сговариваясь, они вместе двинулись вдоль изгиба очередной галереи. Выход к подъёмникам где-то в той стороне. Незаметно для себя он перешёл с ней «на ты», а, может, это она первая отбросила величательные артикли? Рэдди не заметил.

– Да как сказать, служба. Просто есть вещи, которые там сами собой разумеются. Правила хорошего тона, назовём их так.

– Ну… – протянула она, – не нужно так уж строго следовать каким-то правилам. На то они и нужны – указывать, как нам поступать, если всё равно, делать что. Выбор должен быть перед самим человеком.

– Да, согласен, но тут уж мой выбор просто совпадает с предписаниями, ничего не поделаешь. Иначе фиговый будет из меня командир.

Он нескладно усмехнулся. Как ни странно, поганого настроения как не бывало. А девушке всё не надоедало выслушивать его бредни. Что ж… это ему нравилось.

– Я как будто и в самом деле чувствую свою ответственность, безобразие. Пусть небольшую, но вполне весомую, и я же для этих людей в конце концов не отцом с матерью должен стать, а командиром.

– Странно тебя слушать, общее мнение о Флоте вообще и о ПКО в частности – стоят в строю ряды мужиков в латах, нечувствительных к боли, немых каменных гардианов, а тут ты мне раскрываешь глаза, мол мы такие простые работяги, не очень умные, не очень…

– Ну, знаешь, если я примусь озвучивать все бедовые идеи, что поселились у меня в голове с момента рождения, то мы здесь и заночуем.

– Знаю-знаю, – она звонко рассмеялась. – Только есть ли в таком случае вообще что-то правдивое в этом, признаюсь, довольно художественном образе?

– Есть, – твёрдо ответил Рэдди. – Только и под этими «латами» есть люди. Живые и, увы, не чуждые обычной человеческой рефлексии. Мы, вон, ошибаемся, бывает. И не одни у нас сплошные «мужики». В Корпусе их, рассказывают, и вовсе половина. Да и те – дети, вроде меня.

Она продолжала смеяться.

– Отлично, ПКО вырос в моих женских глазах. Ладно, поболтали и хватит, нужно расставаться. Я и так уже опаздываю.

Рэдди тут же захотелось выдать какую-нибудь банальность про то, как можно настолько загружать делами такую красивую девушку, но отчего-то так и остановился с открытым ртом.

– Ну? – подбодрила она.

Быть банальным, так по-крупному.

– Было бы величайшей глупостью с моей стороны по итогам столь удачного знакомства не спросить у тебя, о, девушка неземного образа, твоего контактного кода! – Рэдди шёл ва-банк, неся такую чудовищную блажь, какую только был в состоянии нести.

Она улыбнулась.

– Вот, держи, о, рыцарь в сверкающих доспехах, мою карточку любезную, и да пребудет с тобой покаяние!

Кажется, это была какая-то цитата. Рэдди стоял на безумно ровном газоне подстриженной травы перед порталом третьего пандуса Госпиталя, и, глупо улыбаясь, разглядывал переливающуюся искру крошечной эрвэграфии.

Дела. Служба. Жизнь. Друзья.

Много всего. Они очень нескоро встретились снова. Должны были пройти годы, чтобы это случилось. Он не пытался с ней связаться, она ничего не знала о нём. Но. Её звали Оля.

И это был его приговор.

Это был приговор им обоим.

Первый молча выводил носитель на курс точки финиша, Песне Глубин так и не было суждено в тот раз родиться в недрах его сознания – основные силы группировки мобильного реагирования оставались где-то в глубинах виртуального пространственного кокона на подходе выходу в физику. Там же где-то двигался «Улисс», модуль нулевого ранга класса «Тор» с Воином Фениксом в рубке. Сколько субъективных веков Первый не участвовал в боевых действиях, избегал контакта с Воинами, зачем и начинать снова.

Сегодня будет петь другой.

Контроль Т-Робота осуществлялся на более низком уровне, и Песня отступала, не начав струиться в чёрные глубины пространства. Миллиарды инфоканалов шнурами сверкающей плазмы окружали то, что заменяло Вечному саму его душу, управляя тераваттами силовых установок Т-Робота, словно то была его собственная ладонь.