Ворлок из Гардарики - Владислав Русанов

На лица моряков постепенно набегала растерянность. Они переглядывались, будто желая спросить друг у друга: что же это мы натворили, а?

Гюнтер встал на четвереньки, пуская длинные нити розовой слюны. Плюнул в ладонь. Шепеляво выругался:

– Жубы выбил, шука шловенская…

Глянул на Дитера в поисках поддержки. Магдебуржец не то что не ответил, а даже не удостоил хозяина взглядом. Сказал Гансу:

– За святым отцом сходи. Надо бы по чести все…

Капитан поднялся вначале на колени, а после, кряхтя, на ноги.

– Что же теперь делать? – растерянно проговорил он.

– Раньше думать надо было! – каркнул в ответ Дитер.

– Так он первый начал.

– Да знаю я!

– Так что ж ты шмотришь волком?

– Как хочу, так и смотрю. Ты меня для чего нанимал?

– Защищать и охранять…

– Вот я и защитил.

Тут только Вратко заметил, как неестественно вывернута шея отца. Припомнил удар Дитера, нанесенный с помощью веса всего тела, из прыжка…

– Што ш трупом делать-то будем? – не отставал Гюнтер.

– А вот в советчики я как раз и не нанимался! – Магдебуржец резко одернул кожаный бригантин.[9]

Капитан шмыгнул носом, вытер кровь рукавом, стрельнул глазами в сторону.

Быстрым шагом к столпившимся людям приближался отец Бернар. Как всегда прямой и решительный, как всегда нахмуренный и сосредоточенный.

Вратко, пока общее внимание обратилось на монаха, приподнялся и сел. Больше всего ему сейчас хотелось плакать. Но паренек помнил, что он уже большой, и крепился изо всех сил. Он представил, как вытаскивает из ножен длинный меч – блестящую полосу холодного, гладкого металла – и рубит всех этих германцев, столпившихся над телом Позняка, словно голодное воронье. Едва ли не воочию увидел ужас на небритых мордах, выпученные глаза, срывающиеся с клинка алые капли, услышал крики и мольбы о пощаде.

– Живой? – деловито осведомился отец Бернар, остановившись над телом.

– Да где там! – махнул рукой Дитер, отводя глаза.

– In nomine Patris, – отец Бернар торжественно перекрестился, – et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.[10]

«Провалился бы ты со своей латынью», – со злостью, какой раньше никогда в себе не ощущал, подумал Вратко.

– Што делать будем, швятой отец? – хмуро поинтересовался Гюнтер.

– Славить Господа, ибо сомнения твои разрешились сами собою, – был ответ.

Капитан закивал, а Дитер отвернулся. На его щеках ходили крупные желваки.

– Не терзай себя, сын мой, – обратился к нему Бернар. – Нет греха, который нельзя отмолить.

– Легко вам говорить, святой отец, – скрипнул зубами магдебуржец.

– Я сам буду молиться, чтобы тебе отпустились грехи.

– Што ш трупом-то шделаем? – вмешался Гюнтер.

– Что делают по морскому обычаю, дети мои?

– За борт и все дела… – подал голос Оттон.

Гамбуржец полез пятерней в затылок:

– Надо полагать, товар его теперь вроде как мой?

– Конечно, сын мой, если это утешит тебя хотя бы немного, – елейным голосом произнес монах.

– Шпашибо тебе, швятой отец!

– Не меня благодари, но Господа нашего! – Отец Бернар возвел глаза к небу.

Гюнтер размашисто перекрестился вслед за монахом.

– Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto…[11] – начал латинянин.

– Э! Погодите-ка! – довольно непочтительно прервал его Дитер. – У словена сын остался! С мальцом-то что делать?

– Да высадить… – пробасил Ганс.

– Жаткнись! – Гюнтер едва не подпрыгнул на месте. – Тебя кто шпрашивал?

Охранник замотал головой и попятился.

– Нехорошо как-то выходит. – Дитер сутулился, будто смертный грех давил на его плечи.

– Шамо шобой нехорошо! Вышадишь его, а он – жалобу в магиштрат! Тебя же жа шкуру и вожьмут!

– Смотрит волчонком, – негромко проговорил старый Иоганн. – Того и гляди, в горло вцепится.

В голосе старика прозвучала такая ненависть, что Вратко поразился – совсем недавно седой германец с безбородым обветренным лицом учил его правильно наживку на крючок цеплять и разговаривал словно с любимым внуком.

– Дорежать бы… – задумчиво протянул Гюнтер.

Отец Бернар покачал головой, но не возразил. Он, кажется, устранился от обсуждения, оставив решение на совести моряков.

– Ты что говоришь? – удивился Дитер. – Это же по какому закону?

– Тебе под шуд, никак, жахотелось?

– Мальчишка – лишние глаза, – спокойно и даже лениво пояснил Оттон. – Нужны ли нам свидетели?

– Как ни крути, Дитер, а ты виноватее всех. – Ганс несильно толкнул командира кулаком в плечо. – За тебя же переживаем. Стараемся…

– Я как-то сам за себя побеспокоиться могу! – нахмурился магдебуржец. – Вы что? Поверх одного греха и второй повесить хотите?

– У него шоболей только марок на двешти… – вздохнул Гюнтер.

– Они всё одно – язычники, – вкрадчиво проговорил монах.

«Вот гад ползучий! – подумал Вратко, безучастно прислушиваясь к тому, как решают его судьбу. – Мы ж крещеные… Или для тебя только латинская вера правильная, а все остальные – тьфу и растереть?»

– Можно ли считать убийство язычника грехом? – продолжал между тем монах.

– За борт, и вся недолга! – воскликнул Ганс.

– И одного, и второго… – добавил Оттон.

Молодой матрос, которому кулак Позняка расшиб бровь, хлюпнул носом и отвернулся.

«Разбойники. Как есть душегубы, – обозлился Вратко. – Ради сорока соболей человека убить – раз плюнуть! Ну, я вам…»

Он рывком вскочил.

Дитер рванулся, чтобы сграбастать словена за шиворот, но не успел.

Оттон выхватил широкий нож, но Вратко увернулся от него. Наклонив голову, парень бросился на Гюнтера, справедливо считая его главным виновником своего горя. Врезать поганому германцу под ложечку, вышибить дух и самого за борт! Все равно спасения нет, так хоть продать жизнь подороже, чтоб не стыдно было, когда у подножия Мирового Древа его встретят предки. И Гюнтер первый. Остальные – как получится. А не получится вовсе, значит, не судьба, но хотя бы попытаться…

Капитан охнул, увидев метнувшегося к нему словена, дернулся в сторону. Он не успевал. Ярость Вратко сделала парня быстрым, словно дикий зверь. Он уже втягивал ноздрями кислый запах чужого пота, но тут правая нога зацепилась за что-то живое… Парень так и не узнал, что старый приветливый Иоганн, любитель рыбалки и подогретого пива, подставил ему ножку.

Вратко шагнул в сторону, чтобы не свалиться, покачнулся, увидел перед собой отполированный брус, а в следующее мгновение и волнующееся море, протянувшееся до самого окоема…

От холода захватило дух. Мутная зелень встала пред глазами. Вода рванулась в ноздри и раскрытый рот. Намокшая одежда облепила тело, потянула в глубину.

Парень изо всех сил заколотил руками и ногами, вырываясь к солнцу и свету.

Ему удалось выплыть, подарив пучине лишь соскользнувший сапог.

Темный борт «Морской красавицы», мокрый, покрытый прозеленью, покачивался в добром десятке сажен. Поверх него торчали скалящиеся морды германцев.

– Туда тебе и дорога! – Оттон взмахнул кулаком над головой.

– Ноги не промочил? – издевательски поинтересовался белобрысый бельмастый моряк.

– Догоняй! – заливисто ржал еще один. – Смелее! Словены не тонут!

Вратко ясно видел, как Гюнтер и Бернар обменялись взглядами. Парень понял: спасать его не будут. Германскому купцу, да и хитрющему монаху его смерть в волнах на руку. Вроде бы и грех на душу за преднамеренное убийство брать не нужно. А спросит кто когда-нибудь: «Где, мол, купцы новгородские?» – можно с чистой совестью ответить: «Волной за борт смыло, утопли бедолаги»…

В первое мгновение охваченный ужасом Вратко сделал несколько гребков, намереваясь догнать «Морскую красавицу». Поскрипывающая громада не приблизилась, а даже как будто отдалилась. А что? Ветер попутный, паруса развернуты… Разве в силах человек угнаться вплавь за хорошим морским кораблем?

Мокрая одежда сковывала движения. Волны плескали в лицо, сбивая дыхание.

Вратко перевернулся на спину, чтобы хоть как-то сохранить силы.

«Будьте вы прокляты, морды германские! Если есть Господь, то вам это с рук не сойдет. Кара найдет убийц и разбойников, если не на этом свете, то на том уж точно».

Что-то громко шлепнулось о воду неподалеку от парня.

Он повернул голову.

На волнах покачивался небольшой бочонок. Пустой, судя по тому, насколько он торчал из воды.

Потом до него долетел зычный голос Дитера:

– Держи, парень. Прости, если сможешь!

Хохот моряков смолк.

Шум ветра в снастях и поскрипывание деревянных частей корабля медленно удалялись. Вскоре остались только крики чаек.

Вратко подплыл к бочонку и попробовал обхватить его руками. Не с первого раза, но ему это удалось. Вот и хорошо. Теперь, по крайней мере, он не утонет в ближайшее время.

Новгородец огляделся.

Вокруг, насколько видел глаз, простиралось море. Ни островка, ни берега.