Подвойский - Николай Тихонович Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хор состоял из детей в возрасте 8—14 лет. Жили они при монастыре. Набранные из небогатых семей, мальчики находились под бесконтрольной властью монастырского начальства и монахов. Малолетние хористы ежедневно участвовали в церковных богослужениях, отпевали покойников, выполняли многочисленные хозяйственные работы по обслуживанию монастыря. Наградой за их труд было то, что монастырь содержал их за свой счет. Здесь они бесплатно учились по программе духовного училища.
В обязанности Николая входило: проведение спевок, наблюдение за поведением и учебой хористов, подтягивание отстающих учеников. Фактически это было то же репетиторство, только Николаю не надо было ездить по всему Чернигову — все ученики были в одном месте.
Договорившись с монастырским начальством об условиях работы, Николай сразу же пошел в «покои» к хористам. Он распахнул дверь и увидел сидевших у давно не скобленного стола с самоваром десятка полтора понурых мальчиков, вяло занимающихся кто чем. Стихнув, они кто испуганно, кто с любопытством смотрели на высокого, русоволосого, в серой форменной тужурке семинариста. Николай молча подсел к столу, теперь он лучше мог разглядеть детей — бледненькие и печальные, как маленькие старички.
— Что же вы в такой грязи живете? — строго спросил он. — И ногти у вас грязные. — Николай отвернул ворот на тоненькой шее рядом сидящего мальчика. — Вот и белье слишком долго занашиваете. — Он заглянул под стол. — И сапоги рыжие, как горчицей намазанные!
— А нам ваксы не дают, — раздался робкий голос.
— Не дают? Сделаем так, чтобы вакса была! И галоши надо купить. И рукавицы. И башлыки. Как же вы будете зимой отпевать покойника — следовать за гробом в слякоть пять верст до кладбища да пять обратно?
— Галоши, башлыки! Да у нас их никогда и не было, — вырвалось у одного из старших мальчиков.
— Мне регент сказал, что и двоечников у вас много!
Мальчики сразу притихли, поняв, что это семинарист от регента, а значит, их начальство.
— Ваш репетитор вчера, когда вы пели в соборе, уехал, — продолжал Николай. — На его месте теперь буду я. Фамилия моя Подвойский. Зовите Николай Ильич. Поняли?
Мальчики переглянулись и не очень дружно ответили.
— Будут у вас и рукавицы, и башлыки, и галоши — я регента уговорю. Но надо, чтобы вы своими успехами доказали, что вы все хорошие, серьезные и примерные ученики. Хорошо?
— Хорошо, Николай Ильич, — словно проснувшись, радостно зашумели хористы.
Неожиданно открылась дверь. Раздался чей-то грубый голос:
— Эй вы, лопари-голодальщики! Катитесь в школу, пока я не вымел вас из хаты!
Пущенная кем-то грязная половая щетка влетела в дверь и шлепнулась на стол. За ней вошел служитель.
Хористы вновь испуганно замолкли. Николай встал во весь свой рост и сдвинул брови.
— Это что за выходка? Кто вы такой? Служитель? — грозно спросил он.
Вошедший от неожиданности оторопел, вытянулся, опустил руки.
— Так точно!
— Вы что, с военной службы? Как зовут?
— Так точно! Максимом!
— Кто же вас, Максим, научил так обращаться с этими мальчиками?
— Виноват… Простите… Извините… — Максим съежился, подобрал щетку и, пятясь к двери, пробормотал: — Я потом приду…
Когда дверь захлопнулась, мальчики, как по команде, облегченно вздохнули. Детским чутьем они поняли, что Николай Ильич — добрый человек, что он будет их защитником. Возбужденно переговариваясь, хористы ушли на занятия.
Николай осмотрел расположенную рядом комнату репетитора. Он был доволен тем, что контакт с учениками удалось, кажется, установить с первой встречи. К этому времени он уже имел определенные педагогические навыки. Решив стать учителем, а не священником, Николай проявлял теперь постоянный интерес к педагогике. Многие педагогические идеи он уяснил из работ революционных демократов В. Г. Белинского, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова. Ему даже удалось познакомиться с не разрешенными к печати, но ходившими по рукам в списках некоторыми работами украинского философа и педагога Григория Сковороды. Учитель дал ему из личной библиотеки сплошь испещренные подчеркиваниями и пометками работы К. Д. Ушинского «Детский мир», «Родное слово», «Человек как предмет воспитания». Их Николай изучил основательно. Он не раз вместе с учителем обсуждал идеи К. Д. Ушинского о демократизации образования, о деятельной сущности человека, о необходимости воспитывающего обучения. Особую привлекательность прогрессивным педагогическим идеям Ушинского придавало в глазах Николая то обстоятельство, что они звучали в унисон с коренным положением марксизма о решающей роли народных масс в истории. Реализация этих идей, понимал Николай, будет способствовать решению поставленной Марксом и Энгельсом задачи: поднять рабочий класс до положения правящего класса. Нельзя сказать, что в сознании Николая Подвойского сразу сложилась стройная система педагогических взглядов. Но он, по крайней мере, уже твердо знал, что можно с одинаковым успехом учить и кухаркиных и дворянских детей, что обучение должно быть связано с воспитанием, что школа должна поднимать, возвышать человека, развивать личность, что отношения учителя и ученика должны строиться на взаимном уважении и доверии.
В репетиторской комнате на самом видном месте Николай поставил вылепленный из белого гипса бюст Тараса Шевченко. Когда Николай был на месте, комната была открыта и доступна всем хористам. С каждым отстающим в учебе мальчиком он занимался отдельно. Всеми силами старался оживить, скрасить угрюмый монастырский быт хористов. Он поставил перед собой задачу во что бы то ни стало привить им интерес к чтению, к литературе — ничем не заменимому источнику саморазвития и самовоспитания. При первой же возможности Николай, купив на свои деньги билеты, повел детей в театр, где они смотрели комедию Н. В. Гоголя «Ревизор». Ни одному из мальчиков до того в театре бывать не приходилось. Их восторгам не было конца. Спустя некоторое время Николай повел хористов на Болдину гору. Показал скромную, с крестом могилу украинского историка А. М. Марковича. Потом рассадил ребят кружком, сам сел в середину. Мальчишки смотрели на него во все глаза, с нетерпением ожидая, что
