Детская молитва, или Легенда о Скряге - Ольга Одинцова

огнём, почти как фиолетовая жидкость в той стеклянной колбе пару минут назад.

— Она в больнице! Но обязательно выздоровеет! — вскочила девочка на ноги, повысив голос. Люди в трактире повернулись на возглас, недовольно посмотрели на Веру, а кое-кто покачал головой, нервно переглядываясь со своими спутниками.

— Но отчего, отчего же вы так уверенны-ссс? Что она непременно поправится-ссс?

Вера выдохнула, склонила голову и села обратно на перевёрнутый бочонок.

— Я в это верю… — сказала девочка и замолчала. По её душе стала разливаться непонятная доселе горечь.

«Надо же, какая девчонка! А ещё она во что верит!? Или… в кого!?» — негодовало существо, свирепо сдвинув брови, пока собеседница сидела с опущенными глазами, теребя кукольное платье.

— Резонно-ссс! — во второй раз выдавило из себя существо любимое слово, придававшее ему, как оно считало, особую деловитость.

— Мы заберём её домой, а там будет лучший уход для неё! Я даже мамины любимые конфеты и сладости приготовила, чтобы ей настроение поднять! Только бы к ней не опоздать… — опомнилась Вера, покрутила головой в поисках чего-то или кого-то, о ком она уже и думать забыла, как вдруг существо вновь увело её мысли в сторону, а то и за угол.

— Что за сладости-ссс? Тоже с душой, выходит, али вкусные-ссс?

— Очень вкусные! Я и для папы приготовила в подарок… — девочка вновь что-то вспомнила и начала водить глазами по задымлённому залу.

— А мне никто конфет не дарит-ссс!.. — горько вздохнуло существо и от расстройства даже опустило голову.

Вере отчего-то стало его жаль. То куклы у него без души, то люди поголовно, а тут ещё и конфет никто не дарит… почернеешь тут с такой-то тоски!

Существо почувствовало на себе жалеющий взгляд девочки и отвернулось. «Что это со мной такое? Не было вовсе такого, отродяс-ссс не было! А веду себя, тьфу! — душевнее некуда!»

Вера залезла рукой в кармашек бархатного пальто. За ней стал наблюдать и Черняшка — внутри у него что-то странно затрепетало. Девочка вытащила что-то круглое в блестящей красочной обёртке.

— Что это такое у вас-ссс? — существо стало принюхиваться.

— Берите, это вам.

Существо с подозрением осмотрело маленький предмет на ладони у девочки.

— Оно с душой-ссс? Я такое не ем-ссс!

— Как вам угодно, будет без!

Глаза у существа загорелись. Вера сняла красочную обёртку и небрежно бросила конфету на стол. Та звучно стукнулась о перевёрнутое дно бочки.

— Вот теперь вижу-ссс, без души-ссс! Можно и попробовать-ссс! — довольно прошипело существо, тут же схватило обеими лапами конфету и забросило её в пасть. Пару раз жевнув сладость, существо расплылось в какой-то блаженной клыкастой улыбке: — Прекрасно, прекрасно-ссс! А главное, без души-ссс! Впрочем, вкусно, вы были правы-ссс. Отчего же ваша маменька-то захворала-ссс? Коли такие конфеты кушает-ссс…

— Она не такие, она — с душой, — поправила его Вера.

— А вы в том… уверены-ссс? Быть может, папенька, к примеру, всё же подвёл?

— Да что вы такое!.. Как можно?!

— А слышали ли вы легенду о Скряге-ссс?

Вера заинтересованно поглядела на лохматое существо и помотала головой. А оно начало свой рассказ.

Легенда о Скряге

В одном маленьком селе, на самом его отшибе, в доме, со всех сторон света давно поросшем мхом и грязью, жил человек. Имени его никто не знал, но проезжие путники прозвали и дом, и его хозяина кратко и понятно — Скряга. Этот дом на отшибе служил неким символом для тех, кто странствовал, кто искал пристанище среди ночи, да не находил его.

В холодную ноябрьскую ночь один заезжий купчик постучался в двери того дома. Прямо над ним висела огромная белая луна, заливавшая голубоватым светом промёрзшую землю. Почти вплотную приложив ухо к двери в напрасных попытках услышать хозяина дома, он обратил внимание на ручки дубовых дверей: пыль на них лежала ровным толстым слоем, будто масло на куске ржаного хлеба. Купчик разглядел на дверных ручках две круглые точки, обозначавшиеся за счёт меньшего количества пыли, каждая размером с отпечаток пальца взрослого мужчины. Купец ещё раз постучал в дверь и приложил ухо. Вдруг за ней кто-то громко чихнул. Тогда купец в третий раз настойчиво постучал в дверь.

— Да что с вами будешь делать! — прохрипел старик, медленно выказываясь из-за двери, которая почти не открывалась наружу, таща за собой из дома сероватый и истёртый — некогда яркий и цветастый — половик.

— Я уж думал, не откроют мне вовсе, да ночевать в поле с лошадью придётся!

— Ой, да и не открыл бы я…

— Отчего же? — поинтересовался купец. — Не по-христиански это!

— Да ты вот разок-то постучал. Думаю, ну постучит да уйдёт, как шагов не услышит хозяйских. Я и ждал…

— Да как же так можно? Я ведь и второй раз постучал, потому как не поверил, что этот добрый человек, хозяин единственного дома на отшибе, да не откроет!

— И второй раз не открыл бы! Да вот хворь тут же и взяла. Потом думаю: услышал, али нет?

— Я как ваш чих услышал, сразу уверился, что ещё постучать надобно!

— Вот и я подумал: ишь, настойчивый-то! Ну коль услышал, что хозяин дома, я вот и открыл, а что делать-то было? Деваться-то некуда, а ночь на дворе, всё ж… Хозяин дома пространно вскинул ладонь, показав на небо, сплошь усеянное звёздами. Купец в сердцах тихо произнёс:

— У вас, батенька, гордыни — на носочки не встанешь, потолок будет мал.

— Что-что ты сказал, я не расслышал? Глухой стал совсем.

— Так примите ли на ночлег, говорю?

— А что мне с тобой делать, не волкам же оставлять… Проходи, да смотри, у меня свой устав в доме, как у всякого…

Купец согласился, конечно, мол, мне ведь только ночь переждать, а поутру в путь отправляюсь снова, не потревожив хозяина. Так и говорили они на улице, пока купец не протянул руку, чтобы помочь старику раскрыть дубовую дверь наружу.

— Тише ты, куда руки тянешь! Вот — две точки видишь?

— Вижу, — ответил купец, щурясь и вглядываясь в дверную ручку под тускловатым светом луны.

— Вот ровно за них берись пальцами и открывай!

— Ладно, на любые причуды твои соглашусь — уж больно с дороги устал, спать хочется смертельно! Да, вон и лошадь моя… — кивнул купец, опомнившись, в сторону покосившейся щербатой оградки, за которой смирно ждала гнедая, запряжённая в повозку.

— Э-не! Это уж ты сам, брат, разбирайся, сена не держу, чай не постоялый двор. А не нравится чего — так я и не держу.

Согласился купец, делать нечего. Рядом с домом небольшой загончик оказался, привёл он свою лошадку, привязал,