Детская молитва, или Легенда о Скряге - Ольга Одинцова

ёлкой, смеясь. Вера быстро подскочила и устроилась на коленях отца поудобнее, обняла его и приложила ухо к груди — она слышала, как быстро колотится его сердце.

— Фух, закружила ты меня, дочка! — смеялся Павел Сергеевич, пытаясь отдышаться.

Горничная, глядя на семейную идиллию, улыбнулась и опустила глаза, затем, теребя руками передник, произнесла:

— Павел Сергеевич… Верочка интересуется, да и мы все переживаем оченно… скоро ли хозяйка наша вернётся?

Отец Веры в тот же миг стал серьёзен:

— Доктор сказал мне, что к Рождеству она поправится, и мы сможем забрать её домой, обеспечив ей восстановительный уход, разумеется. Он сказал, что пришлёт записку. Думаю, с минуты на минуту может прийти человек от него… Послушай, Вера, — обратился он к дочери, когда горничная продолжила вешать на ёлку последние украшения, — вчера меня пригласили в салон графини Данилевской. Ты помнишь её? Они с супругом были у нас незадолго до болезни твоей мамы.

— Помню, папенька… почему спрашиваешь?

— Как тебе нравится — они желают непременно сегодня устраивать спиритический сеанс! Только подумать — сегодня! Я, разумеется, отказался от такой забавы перед самым Рождеством. Считаю, что это уже чересчур…

— Конечно, Павел Сергеевич, грешно это! Как можно! — воскликнула неожиданно для самой себя Аня, поймав на себе вопрошающий взгляд Павла Сергеевича, как бы ожидавший одобрения всех присутствующих, развела руками и затем перекрестилась.

— Папа, я считаю, что ты правильно отказался. Няня говорила, что нельзя это…

— Моя радость, хотя бы ты меня поддержала! А вот остальные моего отказа и не поняли будто. Представь, и сама графиня Данилевская назвала сеанс «глупой сказочкой», вовсе ничего не значащей. Ей хочется развлечений, скучно ей, вообразите только! Один лишь граф и вошёл в моё положение и в отличие от своей супруги осознал всю ситуацию гораздо быстрее. Эта, по её выражению, «сказочка», может слишком дорого обойтись всем участникам постановки на подмостках её салонного театра… — Павел Сергеевич задумчиво посмотрел куда-то в стену напротив, затем перевёл взгляд и снова случайно встретился глазами с горничной. Та тут же закивала, как бы подтверждая его слова. А вот дочь молчала.

— Ты ведь понимаешь, о чём я говорю, Вера?

Вера понимала его, но не полностью. Одно она знала точно — его боязнь за маму, вероятно, уже переходила все рамки его прежнего спокойствия и разума. Пожалуй, даже слишком. Впрочем, Вера также наивно считала, что один взятый на себя не вовремя грех, даже самый на вид пустячный, может повлиять и отяготить разрешение любой жизненной ситуации — и отнюдь не в твою пользу.

Её размышления прервал камердинер, быстрым шагом вошедший в комнату. От этих уверенных и по-страшному спешных шагов Парфёна Вера почувствовала нарастающее гнетущее волнение в душе, которое не предвещало ей ничего хорошего.

На подносе в руках у Парфёна лежал белый лист бумаги, свёрнутый в три раза — Вера так нервничала, что время словно застыло, и она успела сосчитать каждый сгиб бумаги, пока отец разворачивал записку.

— Это от доктора? Мы можем забрать маму домой прямо сейчас? — вскочила Вера.

Павел Сергеевич поднялся с кресла, пытаясь спрятать лицо от дочери. Надо сказать, что любые волнения души этого человека всегда были видны окружающим, о чём он прекрасно знал. Спрятать эмоцию перед надеявшейся на исцеление больной матери дочерью он не смог и сейчас. Его лицо стало мрачным, и от недавней беспечной улыбки не осталось и следа. Оно словно окаменело.

— Парфён, вели запрягать. Едем сейчас же, — обратился он к камердинеру каким-то не своим, «железным» голосом, который никогда раньше никто из прислуги не слышал.

Камердинер многозначительно переглянулся с горничной и быстро вышел из гостиной.

— Вера, я должен с тобой поговорить, — Павел Сергеевич повернулся к дочери и присел перед ней на корточки. Теперь девочка смотрела на отца сверху вниз, и он на миг показался ей таким же маленьким, запуганным существом, как и она сама. Но такого быть не могло, это же папа. Вера испугалась вида его взволнованных глаз. Её мысли тут же наполнились худшими картинами.

Павел Сергеевич сообщил дочери о том, что состояние её матери резко ухудшается, и призвал девочку быть стойкой и почаще молиться — тогда, быть может, «Господь смилостивится над нашей мамой и поможет ей».

Вера и в прежние времена слышала от горничной, что детская молитва — она сильнее всех. А старушка-няня к тому же повторяла ей беспрестанно фразу из Священного Писания: «По вере вашей да будет вам». С тех пор Вера в особенных случаях, относившихся к её родным и близким людям, горячо молилась. И всякий раз это помогало. Лишь за редким исключением, когда у Бога был один-единственный уготованный план для конкретного человека — особая миссия, которая мало кому поначалу кажется понятной. Но с течением времени всё становится на свои места, понимается и Божье предназначение, и Его замысел…

Так с самого раннего детства говорили Вере, и она старалась мириться с теми решениями Всевышнего, с которыми не была согласна. Когда же дело коснулось её дорогой, единственной, горячо любимой мамы — девочка не могла совладать с собой, и её глаза наполнялись крупными слезами, которые из маленьких бусинок мгновенно «надувались» в большие, словно воздушные, шары, а затем будто лопались, устилая собой влажные линии ресниц. Вера стояла посередине комнаты, как оглушённая новостью, и не могла понять того, о чём ей сейчас говорит отец. Наконец она стала улавливать обрывки фраз и слов. Отец просил горничных приглядеть за Верой, пока он будет в отъезде.

Девочка так и стояла, застыв на месте, не двигаясь. Вокруг все забегали. Лишь когда Павел Сергеевич спешно и на ходу надевал свою шубу, проносясь мимо дочери к выходу, та вдруг сказала:

— Я еду тоже!

Все перестали собираться, остановились и посмотрели на растерянную девочку, стоявшую посередине комнаты, как на брошенного котёнка.

— Вера, дорогая, мы ведь уже поговорили с тобой об этом… Это исключено, — вновь присел перед дочерью на корточки отец. Теперь полы его шубы опустились на ковёр. — Послушай, доктор будет против таких визитов… К тому же я не знаю, как скоро предстоит вернуться, а время уже к вечеру — тебе положено соблюдать распорядок дня и готовиться к Рождеству вместе со всеми… Я оставляю тебя за хозяйку.

— Но папа! — прервала Вера. За спиной отца девочка уже заметила ожидающего камердинера с её верхней одеждой в руках. Он прятал хитрые глаза, которые выдавали и его улыбку. Парфён хорошо знал и добродушный характер хозяина дома, и то, что он не сможет отказать дочери в её