Тютюнин против ЦРУ - Алекс Орлов

– Ты что! – завопил он. – Я же трезвый!

– Не важно! – наступала Люба, на практике отрабатывая выпады и развороты.

Пробегая мимо софы, Тютюнин подхватил подушку и что есть силы швырнул ее в жену. От неожиданности Люба потеряла равновесие и со всего маху грохнулась задом об пол.

В шкафу зазвенели рюмки, а снизу шваброй в потолок застучали соседи.

– Сволочь ты, Тютюнин! – крикнула Люба и поползла за оброненной скалкой.

– Да ты объясни, в чем дело?!

– В чем? Еще спрашиваешь, харя твоя бесстыжая?! А любовницу себе кто завел?

– Какую еще любовницу? – опешил Сергей.

– Такую… – Люба шмыгнула носом и достала из кармана кусочек серого картона с телефоном. – Вот, у тебя в кармане нашла…

– А где тут написано, что это любовница?

– Не написано, зато духами пахнет… Ты нюхай, нюхай!

Тютюнин понюхал. Действительно, врачиха Света злоупотребила духами.

– А ты звонить по этому телефону пробовала?

– Это зачем еще?

Люба поднялась с пола, однако Серега на всякий случай все еще держался от нее на безопасном расстоянии.

– Затем, что проверить бы следовало, прежде чем на человека с дубиной бросаться. Тебе это в голову не приходило?

– Не-а, – призналась Люба. – Я маме позвонила, а она сразу сказала – бей его…

Решив не откладывать проверку в долгий ящик, Люба сейчас же набрала указанный номер и, когда ей ответили, переспросила:

– Куда, вы говорите, я попала? В морг?!

В испуге бросив трубку, она отскочила не середину комнаты и уставилась на Сергея широко раскрытыми глазами.

– Говорят – морг, Сереж. Откуда у тебя в брюках морг?

– Да в чьей-то шубе в кармане валялся. Я выбросить хотел, да, видать, забыл.

Чувствуя за собой вину, Люба собрала мужу поздний ужин и, глядя, как он ест, тяжело вздыхала.

– Я завтра с Лешкой и Ленкой его в деревню еду, – сообщил Тютюнин между пирожком и киселем.

– Я знаю, – снова вздохнула Люба. – Лена мне звонила. Говорит, они с Лешкой наследство получили.

– Ничего, и мы когда-нибудь получим, – усмехнулся Тютюнин. – Двухкомнатную квартиру, бывшую кооперативную, и старый проржавелый автомобиль «москвич».

8

Наутро пришедшего на кухню Серегу ожидал небольшой сюрприз. На столе стоял начищенный до блеска самовар. Тот самый, который он притащил, чтобы сдать на цветной лом.

– Удивился, да, Сереж? – лучась радостью, спросила Люба. – Это я до двух ночи драила медяшку, чтобы тебе приятное сделать.

– Ну чего… – Сергей пожал плечами, не зная, что сказать. Самовар, хотя одна ручка у него отсутствовала, а на корпусе красовались несколько глубоких вмятин, действительно смотрелся очень нарядно.

– И крантик, Сереж, работает! – похвалилась Люба. – А воду я кипятильником закипятила. Садись чай пить.

Серега сел и попил. А перед уходом поцеловал жену, показывая, что за вчерашнее недоразумение зла на нее не держит.

Едва он открыл дверь на лестничную площадку, как на пороге показался любимец его жены – кот Афоня, который отсутствовал дома двое суток.

– О, нашлась пропажа! – всплеснула руками Люба и, подхватив Афоню, потащила его в ванную – купать.

«Ну и хорошо», – неизвестно почему подумал Серега и прикрыл дверь.

Возле подъезда его уже ждал Леха на своем «запорожце» канареечного цвета, с женой Леной на заднем сиденье. Весила она немало, оттого желтая машинка, казалось, вот-вот встанет на дыбы.

– Когда-нибудь я куплю себе другой автомобиль, – бывало, говорил Леха, сидя за стаканом. – Но «запорожца» этого я не продам ни за какие деньги. Веришь, Серег?

– Верю, – обычно говорил Тютюнин, поскольку из личного опыта знал, что не соглашаться с Окуркиным, когда он в таком состоянии, нельзя. В противном случае Леха либо лез в драку, либо начинал рыдать и рвать на себе рубаху. И неизвестно, что было хуже.

– Вот веришь ли, миллион баксов мне давай – не возьму. В руки пихай, а я не продам. Веришь?

В принципе, Леху можно было понять. Он в этот «запорожец» вложил больше сил, чем завод-изготовитель. Окуркин даже взялся лудить весь его кузов, однако, сточив за полгода четыре паяльника, ограничился только днищем.

– Привет, Мишка Квакин! – басом поздоровалась с Сергеем Елена. Она всегда называла его Квакиным, поскольку ее любимой и единственной в жизни книгой была «Тимур и его команда».

Она повсюду таскала ее с собой и даже теперь, сидя на заднем сиденье «запорожца», перелистывала страницы с полуистершимися буквами.

– Пассажирам пристегнуться! – громко объявил Леха, пролезая на свое место. – Начинаем заезд для иномарок в классе «Формулы-1», до деревни Гуняшкино!

Мотор машины задребезжал, застучал, затрясся и, дернув коробку с пассажирами, тяжело поволок ее по асфальту.

9

До Гуняшкина доехали довольно быстро – часа за три. И за всю дорогу Леху только один раз остановил гаишник.

– А чего это твоя помойка так свистит? – спросил он.

– Так это турбина, – просто ответил Окуркин, не моргнув глазом. Автоинспектор обошел «запорожец» вокруг, однако проверять турбину не стал. Так отпустил.

– А правда, Леха, чего у тебя там свистело? – поинтересовался Тютюнин, когда они уже въезжали в Гуняшкино.

– Да свисток он в трубу запихал, – пояснила Елена. – Взрослый человек, а туда же.

Прокравшись по заросшим лебедой обочинам, «запорожец» остановился напротив скособоченной избы, стены которой поросли мхом, а кирпичная труба, казалось, вот-вот должна была завалиться.

– Ты на дом не гляди, – предупредил Окуркин, выбираясь из машины. – Дом я новый отстрою. Ты смотри, сколько здесь земли – поместье, е-мое.

– И речка близко, – добавила Лена, с кряхтеньем пролезая через узковатую дверь. – Давайте выгружать продукты и лопаты, и сразу приступайте к делу, а то, если вас, алкоголиков, сразу работать не заставить, потом толку мало будет.

– А че делать-то надо? – спросил Серега, вдыхая полной грудью чистый воздух.

– Сначала погреб разберем. Там у прабабки каких-то солянок понаставлено. А потом лебеду в огороде палками посшибаем – и все, отработали, – сообщил Леха.

– Зачем лебеду-то сшибать? Может, ее косить надо?

– Не надо косить. Просто мне нужно масштаб будущих работ определить.

– Каких еще работ?

– Ну, картошку мы с Ленкой решили посадить.

– В июне?

– А почему нет? Но если не успеем, то в зиму закопаем.

– А в зиму разве закапывают? – усомнился Тютюнин.

– Конечно закапывают, – уверенно заявил Леха. – Слово «озимые» слышал? Осенью сажают, а по весне выкапывают – все просто. Ну, пошли в погреб.

– Сначала костерок мне разожгите, работяги. А то как же я вам обед приготовлю? – напомнила Лена, стоя над узелками со снедью.

Глядя на нее, Сергей подумал, что работу по сшибанию лебеды стоило бы поручить ей, поскольку по телосложению супруга Лехи походила на начинающего боксера-тяжеловеса.

– Ладно, сама разожжешь, не маленькая, – отмахнулся Окуркин. – И вообще, давай лучше печку в доме растопим.

– Нет уж, лучше я здесь. Ну его, этот дом – меня там жуть пробирает.

«Жуть пробирает», – мысленно повторил Тютюнин и еще раз взглянул на скособоченную избушку. Теперь он понял, что чувствовал с самого утра или даже со вчерашнего вечера. Пусть не так явно, как сейчас, но это были те же ощущения.

Его пробирала жуть.

10

Внутри дома было прохладно, если не сказать – холодно. Бревенчатые почерневшие стены не держали тепло и больше напоминали отсыревший камень.

Под потолком, тут и там висели пучки каких-то трав. По углам лежали на полу отшлифованные, похожие на гальку камешки.

– А свет здесь где включается? – поинтересовался Серега.

– Да нет здесь никакого света. Электричество сюда три раза проводить пытались. Сначала после революции, потом в тридцать седьмом и еще в пятьдесят третьем году.

– И что?

– Не дошли. Говорят, болота забирали к себе монтеров.

– Что значит забирали?

– Ну, утопли все.

– Ничего себе сказочки. – Серега нервно засмеялся.

– Да ладно, – успокоил его Леха, – у меня здесь лампа есть керосиновая. Пойдем, она возле печки осталась.

Во второй, довольно просторной, однако такой же мрачной комнате стояла большая печь. Пожалуй, даже очень большая, хотя выросший в городе Серега никогда печей не видел.

– Какая здоровая печка, Лех. Зачем она такая? – спросил Тютюнин, в то время как Окуркин ожесточенно встряхивал лампу, чтобы пропитать фитиль керосином.

– Откуда я знаю – я че, Пушкин? Наверно, здесь эти пекли… караваи.

Среди ухватов и кочерег, стоявших возле печи, особенно выделялась широкая лопата. Такая широкая, что, если бы Тютюнин на нее сел и обхватил коленки, его запросто можно было бы задвинуть в жерло огромной печи. Серега хотел убрать заслонку, чтобы заглянуть внутрь печи, но побоялся.

– Ну вот, – бодро произнес Леха, когда ему удалось наконец разжечь керосиновую лампу. – Теперь полезли в погреб.