Тютюнин против ЦРУ - Алекс Орлов

– Обратите внимание, Борис Львович, – продолжал ябедничать Фригидин. – Пуговичек жменьку из бабушки вытряс, а до этого – самовар медный тульский.

– Откуда пуговицы, Тютюнин? – строго спросил Штерн, как будто это имело главнейшее значение.

– Должно быть, из бабушки просыпались… – пожал плечами Серега. И вздохнул.

– Ну, допустим, что из бабушки. А где тот дихлофос, которым ты здесь моль уморить собирался?

Серега прошел за прилавок и поднял с пола брошенный при отступлении баллончик.

– Вот, пожалуйста, – сказал он, протягивая директору неопровержимую улику.

– Так-так, Тютюнин, – произнес Борис Львович и строго посмотрел на Серегу. – Ты знаешь, что здесь написано?

– Нет, я язык только в школе изучал.

– Какой? – уточнил Штерн.

– Говяжий! – съехидничал Фригидин.

– Почему говяжий? – обиделся Серега. – Персидский язык.

– Персидский?! – поразился директор и покачал головой. – Ну, Тютюнин… А ты видел, что здесь череп с костями нарисован?

– Ну видел, – неопределенно пожал плечами Серега. – Это чтобы внутрь не принимали…

– Турбинов, ну-ка давай ты, – обратился директор к появившемуся дизайнеру-закройщику, который во «Втормехпошиве» считался человеком просвещенным.

– Полицейское спецсредство. Запрещено к продаже, – с ходу перевел тот.

– Запрещено к продаже – ты слышал, Тютюнин? – Директор со значением поднял палец. – И кстати, – Борис Львович огляделся, – где хоть одна погибшая моль?

– Да, где хоть одна погибшая моль? – повторил Фригидин.

– Моль улетела…

– Вся? – уточнил Штерн.

– Практически, – кивнул Серега. – Только я дверь открыл, они как ломанулись. И сразу в небо…

– «И их печальные голоса растаяли в вышине», – продекламировал Фригидин своим противным голоском. – Это ж тебе не журавли, Тютюнин. Это моль!

– Как сказать, – вмешался бывалый Турбинов. – Мне один товарищ привозил из Шри-Ланки траву…

– Не надо про траву, Турбинов, – остановил его директор. – А ты, Тютюнин, предъяви сам объект, с которого моль взлетала.

– Ага, полигон журавлиный! – снова влез Фригидин. Со двора в приемку заглянула женщина.

– Вы работаете или как? Тряпье берете?

– Тряпье не берем, у нас тут не помойка, а предприятие по пошиву, – с достоинством произнес Штерн. – Вы пока подождите, мы внутреннее расследование проводим. Скоро уже закончим.

– Ага, – кивнула женщина и прикрыла дверь.

Тютюнин поднял с пола злополучную муфту и протянул Штерну. Вид ее был столь омерзителен, что директор попятился.

– Ну-ка, брат Турбинов, посмотри, что это?

– Муфта это дореволюционная, – сразу определил тот. Затем смело взял изделие в руки и понюхал.

– Чем пахнет? – поинтересовался директор.

– Дерьмом мышиным. Есть немного нафталина, мездра пованивает – пропала мездра. Однако дерьма все же больше. В этой муфте не одна тыща мышей вывелась.

– Ну, в общем понятно, – подвел итог директор. – Ты пока работай, Тютюнин, рабочий день еще не закончился, а мы пойдем совещаться на тему, что с тобой делать. Возможно, ты уже сегодня будешь уволен.

– Возможно уже сегодня! – радостно повторил Фригидин и убежал вслед за Штерном и Турбиновым.

3

Тяжело вздохнув, Серега почесал макушку и вернулся к уже недолгим служебным обязанностям.

Думать о том, что он скажет жене, ему не хотелось. Зато он отлично знал, что скажет Лехе Окуркину за его подарочек.

У стойки выстроилась очередь из жаждущих сдать меха, и до четырнадцати ноль-ноль, когда приемка закрывалась на обед, Серега успел принять три собачьи шубы, кротовую поддевку, шкурку зайца и артефакт неизвестного происхождения, который ему отдали за так, в нагрузку к зайцу.

Заперев изнутри дверь, Серега вернулся к себе за стойку и, подумав, отправился в уборную. Там в поломанном бачке всегда шумела вода, а шум воды Тютюнина здорово успокаивал.

«Работу сразу искать не буду, – размышлял он. – Надо ждать хорошего места, где человека ценят».

Почувствовав себя немного лучше, Серега вернулся в приемку и застал там Фригидина.

Нагнувшись над тумбочкой Тютюнина, бухгалтер торопливо жрал сахар.

«Должно быть, уже списал меня, гад!» – обозлился Серега и, тихо подкравшись, дал Фригидину крепкого пинка.

– Ой! – вскрикнул тот и, развернувшись, стал потирать ушибленное место. – Это вы, Сергей? А я тут…

– Сахар мой воруешь, сволочь, – угрожающе произнес Тютюнин.

– Я попросил бы вас… не усугублять свое и без того сложное положение… – залепетал пойманный с поличным бухгалтер. – И потом… у вас еще полпачки осталось. Стоит ли жадничать?

– А ты прав, – улыбнулся Серега подсказанной Фригидиным мысли. – Ты прав, гаденыш, я не жадный.

С этими словами он достал из тумбочки оставшиеся полпачки сахара и, протянув Фригидину, приказал:

– Ешь.

– Ой, спасибо, Сергей! Вы не такой грубый, каким показались мне вначале. Я даже сожалею, что вас увольняют.

Фригидин взял парочку кусочков и положил в карман.

– Я их потом съем.

– Нет, не потом, – со злой улыбочкой возразил Тютюнин. – Здесь будешь кушать – сейчас. И не два кусочка, а весь сахарок. Ты же его так любишь, гад!

Серега снова продемонстрировал драконью улыбку и, чтобы Фригидин лучше понял, ткнул его под ребра.

Бухгалтер снова ойкнул и принялся за сахар. Первые четверть пачки он одолел довольно быстро, но затем стал давиться, и Тютюнин позволил ему запивать угощение холодным, оставшимся со вчера чаем.

– Все, – сказал Серега, когда сахар был съеден. – Теперь можешь идти.

Фригидин посмотрел на своего мучителя засахаренными глазами, икнул и нетвердой походкой направился в коридор. Уже из-за угла он, полуобернувшись, обронил:

– Фа… фашист… – и исчез.

«Ну вот, – подумал Тютюнин. – Теперь и увольняться можно».

В коридоре снова послышались шаги. Серега подумал, что это бухгалтер, однако вместо Фригидина в приемку заглянул рабочий из пошивочного цеха.

– Ты, это, иди к директору… Зовут тебя…

4

В кабинете господина Штерна было много света и свежего воздуха. Распахнутое окно напоминало о недавнем происшествии, однако на лицах присутствующих Тютюнин не заметил никакого ожесточения.

«По-хорошему уволят», – решил он и взглянул на секретаршу директора Елену Васильевну, отчего та вздрогнула, должно быть вспомнив, как Серега вползал к ней в приемную.

– Ну, Тютюнин, осознал свою вину? – поинтересовался Штерн.

– Дык, – Серега пожал плечами, – понятное дело.

– Это хорошо. Мы тут в муфте старинной лейбл нашли, поставщика Его Императорского Величества купца Резинова… Вот…

И директор положил на стол небольшую медяшку.

– Эта находка в корне меняет дело, поскольку мы ее теперь на главный заказ пришьем – доху для господина Куклинского, в «мерседесе» ездить. Получится у нас, Турбинов? – обратился Штерн к своему дизайнеру-закройщику.

– Конечно получится. Кроличьи шапки мы уже красим и стрижем под барса. Потом сошьем их гнилыми нитками, и все подумают, что дохе триста лет и ею укрывался князь Голицын. Или Потемкин. Лейбл царского поставщика только придаст нашей дохе натуральности.

– То есть качество гарантируете? – еще раз уточнил. Штерн.

– Качество и безопасность, – легко пообещал Турбинов и потер свой большой нос. Он всегда потирал его, когда хотел выпить.

– Одним словом, Тютюнин, ты остаешься в нашем славном коллективе, а за лейбл мы премируем тебя двести рублями… Или нет – двестью рублями… Елена Васильевна, подскажите, как правильно?

Секретарша наморщила лоб, потом посмотрела в потолок и наконец сказала:

– Дайте ему двести рублей, и дело с концом.

– Правильно, а то обед заканчивается, – поддержал Турбинов и снова почесал нос.

Директор отсчитал Тютюнину деньги, и тот, радостный, выскочил в коридор, где едва не столкнулся с людьми в белых халатах, которые деловито волокли на носилках тело Фригидина.

– Мужчина! – позвали Серегу проникновенным басом, а затем тяжелый бюст припечатал его к стенке. – Вы кто такой?

– Я Тютюнин, приемщик, – быстро ответил он, поглядывая снизу вверх на дородную врачиху.

– Женаты?

– Уже пять лет! – отрапортовал Серега.

– Жаль. – Врачиха разочарованно улыбнулась, показав золотые зубы. – Но на всякий случай, меня Светланой зовут.

– Очень приятно. А чего это с нашим бухгалтером случилось?

– А слиплось все на хрен.

– Все – это что? – осторожно уточнил Тютюнин.

– Все – это все, – просто ответила врач Светлана.

– И куда же его теперь повезете?

– Ясно куда – отмачивать… Вы чего здесь производите, женатый? Я, конечно, не санврач, но вонь тут у вас… – Светлана скривилась и покачала головой.

– Перелицовываем шкурки, пересаживаем мех и восстанавливаем мездру.

– Ну ты со словами-то поаккуратней, я грубиянов не люблю, – предупредила Светлана.