Исповедь - Юра Мариненков

– Подождите! Стойте! – кричала та женщина, идя быстрым шагом на них через холодный ветер с банкой каких-то консервов. – Вот, возьмите. Спасибо вам, сказала она и так же быстро побежала обратно к дому.

Отец Михаил мертво стоял с этой банкой в руках, будто бы парализованный движением её руки. В его открытый рот залетали небольшие снежинки, а раскрывшиеся глаза ничуть не показывали свой страх резкой погоде.

Рома был так рад, в особенности за него. Ему казалось, что он сам ещё никогда не ощущал такого мимолетного тепла, даже когда тело пробирает озноб и холодный воздух не может так просто зайти в легкие.

– А ты боялся, что ничего не получим.

– Что…? Я? – никак не ожидая такого от отца, спросил Рома.

Для него это казалось чем-то схожим с тем, если бы его поймали за чем-то постыдным. За чем-то таким, от чего, попавшись, хочется спрятаться куда подальше. Он не знал, что и ответить.

– Ты же так волновался, брат, что останемся без пищи.

– Я не то чтобы волновался, отче, просто у меня сейчас такие ощущения, знаете, когда каждый день, как последний и не понимаю я, чему уже радоваться, а чему волноваться?

– Вот именно, брат мой, живи так, будто бы это твой последний день. Успей сделать всё. Господь, ведь, неспроста дает тебе силы жить. Он хочет, чтобы ты ещё что-то сделал. За пустое чтение Евангелие, моя душа, искупиться будет не просто. – Немного тяжело и с каким-то будто бы грузом ответственности и полного понимания произнес тот свои слова.

Рома молчал. Сейчас, видимо, наступил тот самый момент, когда подбирать какие-либо ещё слова в своё оправдание являлось, по меньшей мере, неуместным. Внутри было лишь полное осознание всего того, что делает и что говорит отец?

– Они же тоже люди, брат мой, – поставил жирную и весьма заметную точку седобородый мужчина, не давая ни малейшего шанса хоть как-то переделать её в запятую или, быть может, в двоеточие.

Они брели вдоль той же улицы, почти не оглядываясь вокруг. Роме теперь казалось, что ветер лишь усиливался. Держать руку отца Михаила с каждым шагом становилось только тяжелее, а он ещё, как казалось, только ускорял свой шаг. Они наступали на серый снег, который теперь заметно отличался от того, что мог лежать год назад. Из него теперь невозможно было слепить снеговика или же сгрести в одну кучу, надеясь, что он там так и останется лежать до прихода весны. Это серое вещество, витающее в воздухе, чем-то напоминало маленькие конфетти, которые обычно вылетают из хлопушки. В метель всё вокруг было усеяно этими маленькими, грязными хлопьями, которые перемещались с огромной скоростью, легко режа и без того слабые глаза либо же разъедая легкие до летального исхода. Но самое грустное было то, что этот снег теперь больше не таял.

От этой участи погибли несколько настоятелей храма. Первый, отец Илья, пошел куда-то, по стопам тогда ещё первопроходца отца Михаила, наверх, и пропал. Через несколько дней они нашли его лежащим на крыльце одного из домов, держащимся своими уже окоченелыми руками за шею. Другой, отец Тимофей, постиг, скорее всего, ту же учесть, но только его так и не нашли. Они, двое, были первыми после отца, кто решился вылезти наружу и попытаться узнать, что же на самом деле такое творится в мире. Они были первыми, кто дал всем понять об опасности, поджидавшей их там, наверху. В какой-то степени, они были их спасителями, дав уроки, ценою в жизнь.

Сейчас, когда этот снег бил Роме в побитые, защитные очки, он первым делом почему-то вспоминал именно их. Скорее всего, страх всего окружающего напоминал о своем существовании, даже имея на себе самое малое, что было особенно необходимо.

Через несколько минут они уже были на пороге того самого дома, что так волновал его. Это было единственное живое место, где Ромино безразличие временно уносил ветер, а волнение накалялось на столько, что никакой холод не мог не то чтобы унести, но даже охладить.

Отец Михаил довольно странно, с какой-то тайной улыбкой, посмотрел на него и сказал:

– Ну что, сам позовешь, или всё же мне?

Тот резко заволновался на даже таком простом вопросе и помычав несколько секунд дал ему понять, что нужно делать?

Настоятель сделал несколько стуков в дверь и замер в ожидании ответа вместе со своим братом. Буквально через минуту, без каких-либо вопросов дверь открылась и где-то там, внизу, стояла маленькая девочка, в глазах которой было что-то очень ценное.

– Аленушка, здравствуй, – сказал ей тот самый, старый седой мужчина, присев на колено и взяв её за руку.

После того, как тот поцеловал её крохотную ручку, она, будто бы прячась, прыгнула в его теплую грудь. Уткнувшись туда её маленькое тельце моментально спряталось за черной, густой и длинной бородой и судя по всему, она не очень то и хотела от туда выбираться.

– У тебя всё хорошо, моё солнышко?

– Да, – тихим и довольно боязным голосом просопела она.

– Тогда чего же ты так боишься?

Девочка ничего не отвечала, только больше упираясь в его грудь.

– Ну что ж, давай тогда зайдем в гости к твоим родителям, проведаем их так сказать, – сказал он, взяв её на руки и пошагав прямиком в дом.

Рома шел за отцом с небольшим волнением и чувством неуверенности в своих действиях. На какой-то момент в его голове неоднократно промелькнула мысль о том, нужен ли он на самом деле здесь? Все его сомнения имели весомую причину, открыто скрывавшуюся на шарахающихся по стенам глазах.

– Здравствуй, Марта, – радостно проговорил вперереди идущий, красивой, стройной девушке, чуть меньше тридцати, которая шла им навстречу и пыталась поймать свою дочку прямо на лестнице в подвал.

– Здравствуйте, отец Михаил. Рома? И ты здесь, ну привет, – почти шепотом пробурчала она это себе под нос.

Тот резко переглянулся с ней взглядом и сразу же убрал два своих открытых секрета куда подальше, куда-то в сторону заброшенной наверху кухни.

Спустившись вниз, из другой комнаты к ним сразу же вышел её муж, чтобы просто молча покивать им двоих головой. Для Ромы, появление этого человека не вызывало никакой реакции. Он словно не существовал для него, ну или хотя бы пытался не существовать.

– Как ваши дела? Лера как-то странно напугана. У вас тут всё в порядке?

– Да, – резко ответила Марта, словно бы отвечая «так точно» у себя в голове. – У нас всё