Маша попала - Сима Гольдман

нет ни слушателей, ни рассказывающих… — он горестно клацнул челюстями.

Вон оно что. Грустит от дефицита общения. Понятное дело. У самой бы «кукушка» поехала, да люд скучать не дает.

— А хошь, завтра со мной будешь рабоче-крестьянское сословие принимать?

— Ты как им череп покойного деда объяснишь? Скажут еще, что бабка твоя меня со свету сжила и иссушила, да вскипятила до белизны. Нет уж, репутацию беречь смолоду надо.

Настой должен был быть готов, и я сделала щедрый глоток пряного напитка. Горько. Мерзость-то какая, добавить бы медку или сахару хоть чуток, но нет в рецепте, а значит терпим. Гордо и молча.

Но молчать я не умела.

— А я скажу, что атрибутика такая из столицы привезенная, — подала идею.

Как ни удивительно, но Тимошка поддержал и возликовал.

— Спать горемычная, — деловито скомандовал Кеша, входя в комнатушку. — Я понимаю, что ученье — свет, но лучше поутру. У тебя на завтра еще толпа порог прискачет обивать.

Ладно, послушаем чернявого. Дело-то говорит, чертеняка.

5

По утру голова гудела словно день «мигуля» вчера повторился. Никаких положительных изменений в состоянии не наблюдалось от слова «совсем».

Нужно отметить, что к крепким напиткам я относилась категорично. Категорически против. Туман в голове и «вертолеты» еще никого ни умней ни здоровей не делали.

— Кеш, — позвала я чертика, — Ты видел такое когда-нибудь?

Ткнув в найденную страницу, протянула помощнику, как только выползла из-под одеяла.

— Ну-у-у… — загадочно протянул он, пялясь на меня как-то странно.

— Баранки гну. Что это?

— Да от похмелья средство. Хотя, зачем тут… Но в целом, нормально. Хорошее, но специфическое.

От похмелья? Вот что там за «пох» был-то.

— А в чем его специфичность?

— Оно состояние ухудшает, и пьянчужка побаивается пить потом, но там, конечно, комплексная терапия проводится, — он поднял на меня глаза и хитро прищурился, — А еще у него есть некоторый побочный эффект.

Инногентий кивнул на зеркало, и я как ужаленная к нему подлетела.

Какого…? Что с моими волосами?

И так народец тут слегка побаивается ведьм, так теперь вообще стороной проходить будет. Да еще и священника притащат.

Ну что сказать, госпожа Марья у нас молодец. Шевелюра сиреневого цвета доверия не внушала.

— Да ничего. Просто интересно. Думала, чем народу помочь могу. Теперь знаю — кодировать буду.

Ох, ба, и чего это пометочки у тебя такие коротенькие и не информативные-то?

— Поднимайся, горемычная, народные массы уже толпятся у порога, очередь занимают.

— И много ли их?

— Тут уж как посмотреть… — так загадочно протянул товарищ.

Быстренько приведя себя в порядок, чтобы люди не особо пугались бедовой ведьмы, я открыла дверь:

— Утречка, добрый люд, первым кто идет?

Аборигены, чуть завидев меня поначалу обрадовались, но всмотревшись в мое «чудесное» и «оптимистичное» лицо как-то поумерили свой пыл. Ну ничего, тем хлопот меньше.

— Я, госпожа Марья, — вперед выступил молодой и симпатичный мужчина. Не скажешь, что сельчанин. И в нашей Дёминке раньше не видывала его.

— Заходь, — крикнула смельчаку и вернулась в свою хатенку поджидать его на диване.

Молодец вошел. Комната была не маленькой, но он будто бы заполнил всё пространство.

С виду лет тридцать, может и тридцать пять. Высок и крепок, но скорее сух как палка, а обманчивое впечатление по вине широкой рубахи и брюк. Его соломенные волосы были неряшливо уложены, а загар скорее свидетельствовал о недавнем прибытии в самом скромном случае с курортных городков Краснодарского края. Ровный и бронзовый…

И когда это я стала столь наблюдательной?

Правильно бабулечка говорила, «Смотри и научишься видеть». А я-то дурёха не понимала, о чем она. Это оказывается о наблюдательности. Гадалки на базаре, скорее всего, заветами ба руководствуются, как прописными истинами.

— Госпожа ведьма, — начал он, но я перебила.

Какая я ему ведьма?

— Ведунья, — поправила его, хлопая ресницами.

— Ведунья Марья, пришел я не просто так. Мне помощь нужна.

— Она всем нужна, — согласно кивнула.

— Мне бы твою предшественницу увидеть. Говорят в народе, хороша в своём деле.

Насторожило немного. Припирается и спрашивает ба загорелый симпатичный мужчинка, старательно косящий под деревенского. Не местный, однозначно. Интуиция (о, Великая Ягуся, интуиция — не слух и она, все-таки, стала просыпаться во мне периодически) подсказывала, что всё это не просто так.

— Мне бы тоже ее увидеть. А тебе, синеокий, зачем? Может я-таки помогу?

— Извини ведьма, но мне бабка нужна. Дружбу с ней водил. Совета спросить бы у нее…

А вот это откровенное недоверие начинало бесить.

— Ну, а всё же? — решительно настаивала на своем я.

— Хотя и ты может сможешь, раз ее хозяйство взяла в свои руки.

Вот оно что. Это как в банке: «Ипотека на пятьдесят лет. Не выплатишь сам — выплатят внуки!». Бабулечка отчалила оздоравливаться, а расплачиваться мне с её другом.

— Замечательно, слушаю тебя, мил человек.

— Иваном зовут меня. Я из соседней деревни прибыл за этим делом. А ты точно ведьма? А тут вспомнил, что Мария Фёдоровна сюда перебрались…

— Ведунья, — снова поправила его, — Так, а надобно чего?

— Смерть твоя! — вдруг подскочил притворщик и потянул ко мне свои длинные руки.

Что, простите⁈

6

Кеша стоял, уперев руки в бока. Вид был сердитый, тем и смешной.

— И сколько раз тебе говорить, не таскай мужиков в хату! — тяжело вздохнул Инногентий, осматривая лежащего на полу Ивана.

Это я-то его притащила⁈

— Дык клиент ведь, — развела я руками.

— Клиенты обычно не пытаются убить.

Вот тут было сложно не согласиться. Нормальные — не пытаются, а этот словно ошалелый.

Как только мужчина потянул ко мне загребущие ручонки появился Кеша и шарахнул ему по голове сковородкой.

— Что делать будем? — спросила я с надеждой.

— Макрушкики, — только и выдал Тимошка.

М-да…

— Работай, а мы этого, — Кеша кивнул на распластанное тело, — Припрячем в комнате.

«Мы»? Это он что, деда припахать еще хочет?

Я отряхнула платье и нацепила дежурную улыбку. Кинув еще один взгляд на лежащего, пошла открывать дверь новым просителям.

Раздался хлопок. Чёрт переместился с Иваном. Куда — не понятно.

И началась бесконечная череда мук моих. Это всё кара небесная за непослушание в